Анна Фаер
Шрифт:
– Давно ты здесь?
– Песню доиграешь или нет? – настойчиво спросила я.
Макс Раймон, мой новый сосед, он же хам и наглец, как-то мирно мне улыбнулся и тут же перестал казаться мне наглецом и хамом.
– Так давно ты слушаешь?
– Давно. Что за песню ты играл?
Он открыл окно пошире. Теперь он тоже стоял, высунувшись в окно.
– У неё нет названия.
– Ты её написал? – догадалась я.
Макс кивнул. Глаза у него уже не казались изумрудными из-за темноты, окутавшей город. Это
– Хорошая сегодня ночь, Фаер,- сказал он очень тихо.
– Ничего в ней нет хорошего! И не называй меня так! – сказала я нарочно слишком громко.
– Ладно, Фаер.
– Прекрати! Ты и без того меня сегодня здорово разозлил.
– Мне просто скучно. Очень скучно. Отчего мне так скучно?
Он спросил так, будто бы я знала ответ. И спросил он это так уверенно, что мне показалось, я ответ знаю, только, как на зло, забыла его.
– Не знаю, почему тебе скучно, но это тебе не причина, чтобы меня раздражать,- пробурчала я, усаживаясь на подоконник.
Он тоже уселся. И тогда я всё поняла: мы ещё долго будем разговаривать. Если бы он не хотел говорить, он бы не стал так удобно устраиваться.
– Я не хотел с тобой ругаться и раздражать тебя тоже не хотел. Конфликты возникают из ничего.
– Замолчи,- вдруг сказала я.
Он замолчал, хотя и было видно, что это ему не нравится. Но что он может сделать? У него нет другого выхода, как замолчать. А я стала сосредоточено думать. Я должна срочно что-то спросить у него. Но что? В голове мелькнула мысль, я её озвучивала:
– У тебя зелёные глаза.
Он рассмеялся.
– Ты так долго думала, чтобы это сказать?
– Нет,- я зачем-то выразительно взмахнула рукой,- ты не понял! Они мне знакомы! Мне снились изумрудные глаза сегодня.
– Изумрудные?
– Да, в точности, как у тебя.
– Ничего удивительного,- и тут он улыбнулся.
И сразу стало понятно, что до этого он ещё ни разу мне не улыбался. То были маленькие лжеулыбочки. А сейчас была улыбка с большой буквы, улыбка в лучшем её значении. Чистая и искренняя.
Я улыбнулась в ответ.
И всё. Мы теперь друзья. С этого самого момента. Он больше не хам и наглец, теперь он просто славный парень.
– Ничего удивительного,- повторил он. – Мы встречаем только тех, кто уже существует в нашем подсознании.
– Думаешь? Это так хорошо сказано! Удивительно хорошо! Ты, правда, так думаешь? Разве так бывает? – тут же забросала его вопросами я.
– Я ничего не думаю,- он снова показался очень усталым. – Это не мои слова.
– А чьи?
– Зигмунда Фрейда знаешь?
– Вчера чай пили.
Его глаза удивлённо округлились, а я тут же объяснила:
– Читала его книгу вчера, когда чай пила.
– Я понял,- помято ответил он и бросил взгляд на сырного цвета луну.
Я, разумеется, этот его взгляд
– Тебе нравится луна?
– Да. Очень.
– Почему? Мне, например, не нравится. Я люблю месяц. И непременно серебренный.
– Почему мне нравится луна? – спросил он, а я кивнула, глядя на него с любопытством. – Слушай! Некоторые вещи нельзя объяснить. Это тоже самое, что искать смысл в том, что я люблю клубничную пастилу. Это иррационально!
Он говорил нервно, как-то зло посматривая в небо.
– Чего ты вспылил, я просто спросила?
Теперь передо мной сидел кто-то злой и тёмный, как грозовая туча.
– Спокойной ночи! – грубо бросил он, собираясь закрыть окно.
– Истеричка!
– сказала я весело, и он остановился, так и не закрыв окно до конца.
Он снова искренне улыбнулся, а я сказала, широко зевнув:
– Завтра мы с Димой к тебе зайдём. Нам нравятся всякие истерички и психопаты.
И только тогда, я, спрыгнув с подоконника, закрыла окно и задёрнула шторы.
Вот так я и познакомились с Максом Раймоном. Не прошло и недели, как мы знали друг о друге всё. Вечерние разговоры, сидя на подоконниках, стали нашим своеобразным ритуалом. Что я могу сказать? Я очень ошибалась, когда назвала его хамом и наглецом. В нём нет ничего хамского и наглости, я бы сказала, ему даже не достаёт. Но это не страшно, у меня хватит на двоих. Зато его меланхолии и спокойствия хватает нам с Димой даже с избытком.
Кстати, нужно отдельно сказать о Диме. Ему будто бы всю жизнь Макса только и не хватало. Моя женская компания его здорово испортила. Он стал мягким, как свежий хлебушек. А впрочем, он от компании этого унылого меланхолика только испортится ещё сильнее.
Да, наверное, отдельно нужно отметить то, каким удивительным обаянием обладает Макс. Его, например, просто невозможно не слушать. В нём будто заключён какой-то особенный природный магнетизм. Чем-то он притягивает к себе всех, но при этом он не делает ничего особенного. А ещё он удивительно наблюдателен. Понимает всех с полуслова, иногда даже кажется, что он читает мысли, чёрт возьми. Видит людей насквозь, одним словом.
Но всё это не стоит описания. Потому что события, последовавшие за появлением у меня нового соседа, описать гораздо важнее.
Мы с Димой, когда солнце медленно ползло к самому центу неба, заглянули к Максу.
Открыл нам Мстислав. Макс спал, но настроена я была решительно, поэтому мы с Димой склонись к ужасной идеи разбудить его раньше обеда. А раньше обеда, дамы и господа, Макс никогда не встаёт.
Забравшись в его комнату (в которой уже весели новые полосатые шторы), Дима что-то громко крикнул. Макс как-то нелепо вскочил, запутался в простыне и упал на пол. Дима, как порядочный человек, почувствовал себя неловко и неудобно, а я разразилась диким хохотом.