Анна и бесконечность
Шрифт:
На другой день, уже ожидая повторения ситуации, я со своей овсянкой сразу села за другой стол, оставив ему мое любимое место. «Да забирай и подавись», – подумала я. Но не тутто было. Он снова сел ко мне. Моя теория оказалась неверна, его не интересовало мое место. Но это его действие позволило мне отсесть обратно за свой любимый стол.
На следующий день я повторила комбинацию. А) Сажусь за плохой стол; б) он садится ко мне; в) пересаживаюсь на любимое место. Но в этот раз все стало намного хуже. Он не остался там, где я его оставила, а снова сел ко мне. Что делать, было не ясно. Мне пришлось доедать овсянку
Итак, новый день – новое сражение. Заранее понимая, что я проиграю, я сразу села на свое место и попыталась съесть кашу до его появления. Но не успела: он появился раньше, чем я закончила. В этот раз все было еще хуже. Он наклонился к самому моему уху и дико заорал: «Привет, Красотка!» Видимо, он подумал, что помимо того, что я немая, я еще и глухая. Ну как глухонемые. После такого крика я действительно могла оглохнуть. Все обернулись и посмотрели на нас. Я оставила овсянку недоеденной и убежала.
В следующий раз он использовал азбуку жестов. Повторяя одно и то же по кругу: «Привет, Красотка. Привет, Красотка. Привет, Красотка». С азбукой жестов я сталкивалась часто, так что пришлось ее изучить, чтобы понимать, что люди пытаются мне сказать. Он все говорил, а я смотрела на его руки и продолжала есть овсянку.
На другой день он заменил азбуку жестов на письменное само изъяснение. Листок бумаги и… «Привет, красотка». Я прочитала, съела кашку и пошла работать.
Он все пытался добиться какой-то реакции от меня и не останавливался на достигнутом. То, что он придумал на этот раз, было нечестным приемом. Принес аппарат Морзе прямо в столовую. И начал тук-тук-тук: «Привет, красотка». Люди внимательно следили за происходящим. Постукивания залезли мне куда-то глубоко в мозг. Нервы не выдержали. Я накрыла аппарат Морзе рукой. «Отлично, – довольно прокричал он, – будем считать, ты сказала мне привет». После этого мы мучительно, но таки преодолели стадию «привет, Красотка».
На следующий день он купил мне пончик: «Ешь пончик. Это тебе. Ешь». Я мотала головой, не помогало. «Ешь пончик, – сказал. – Давай». Уже имея опыт столкновения с его упрямством, я решила просто сделать, как он сказал, хотя пончики я не ела, но уступила. Съела. «Супер! Теперь я буду звать тебя Пончик! Согласись, это лучше, чем Овсянка. Вкусно же, правда?»
«Привет, Пончик!» – с этой фразы теперь начинался мой каждый обед. И он всегда заканчивался пончиком на десерт, который он мне покупал. Но что-то мне в этом не нравилось. Почему-то каждый, раз съедая пончик, я ощущала какой-то укол совести. Да и это прозвище мне совсем не подходило, как будто оно принадлежало кому-то другому, точно не мне.
Я привыкла к его обществу. Ни о чем, кроме еды и пищеварения, во время обеда он не болтал, вопросов не задавал. В дни, когда его не было по какой-то причине, мне его не хватало. Было неуютно.
И вот это случилось:
– Привет, Пончик! – как обычно, поприветствовал он меня, садясь рядом.
– Не называй меня так. Я не пончик. Это кто-то другой Пончик, а я Аnna, – ответила я. Слова вырвались сами собой.
Было так странно слышать собственный голос, я уже и забыла, как он звучит. Мой монотонный голос.
Произошедшее шокировало его. Он долго о чем-то думал, не решаясь продолжить разговор. Тщательно отфильтровывал мысли, боясь сказать что-то, что меня бы отпугнуло. А потом ответил:
– А я Алан (A LAN). Alan Ash.
– Привет, Анна!
– Привет, Алан!
О нем плохо рассказывают слова. Его нет в словах. О нем лучше расскажет тишина. Только тишины для нас не существует. Ты хоть раз слышал тишину? Конечно нет. Когда ты на природе, вокруг шум живых существ, или ветра, или листьев, или воды. Когда сидишь дома, тишины тоже нет. Если прислушаться, услышишь жужжание электричества в проводах и данные, которые текут куда-то, как река, вибрируя своим кодом. Даже в космосе нет тишины: стучит твое сердце, пульсирует кровь, щелкают нейроны в мозгу. Но именно тишина о нем бы рассказала, он же все-таки Ash.
«Анна здесь есть» – вот во что он заставил меня поверить.
До сих пор не знаю, так это или нет, но я поверила.
«Анна здесь есть», – повторяла я, когда мне поменяли тело. «Анна здесь есть», – твердила я, когда стала машиной. И ведь сработало. Я не исчезла.
Знаешь, ключевую установку Декарта: «Я мыслю, значит, я существую»? Не согласна. Кто это «Я» и где оно существует?
Меня кто-то увидел, значит, я существую. Вот моя версия. И с ней все ясно, и кто «Я», и где я существую. Здесь и сейчас. Только как в мире слепых найти зрячего, чтобы он тебя увидел?
В Newbody я работала над механической рукой, потом над другими конечностями и органами, а он занимался тем, что сложнее. Нейронами. Соединением органических и механических нейронов. Только над этим всю жизнь. Если бы не его достижения, я бы с тобой сейчас не говорила.
Больше всего я боюсь забыть наши разговоры с ним. Не потому что сентиментальна в том, что связано с ним. Нет. А потому что именно наши диспуты стали фундаментом моего мышления и направлением развития в течение уже девятиста лет без него. Он был во всем прав. Время – единственный объективный судья (Time is the ultimate judge). Жаль, что он не знает вердиктов. Интересный бы был у нас с ним разговор: «Знаешь, Алан, ты был во всем прав».
– Послушай, Анна. Ты серьезно не понимаешь, что то, чем мы занимаемся, это лучший вариант развития для человечества?
– Алан, не игнорируй тот факт, что ты безумно влюблен в свою работу. Объективность твоих суждений сомнительна. Ты же знаешь, как это происходит с людьми.
Он замолчал, опустил взгляд на руку и трижды выгнул пальцы в обратную сторону от ладони. Это была странная привычка Алана, он всегда так делал, когда у него начинался серьезный мыслительный процесс. После паузы он ответил.
– Ну, тут все достаточно просто. Все люди хотят жить. Из поколения в поколение люди, у которых есть деньги, будут искать способы продления жизни. По-другому быть не может. Есть только три варианта. Матрица, клонирование или механическое тело. Мозг может жить 300—500 лет, тело – 100 лет, и то при идеальном обращении и хорошей генетике.
Первый вариант – Матрица. Когда старение дает о себе знать, человек не дожидается своего распада, а подключается к Матрице. Тело в криогенном сне с сохранением функций мозга, который подключен к программе, симулятору жизни. Ввести десинхронизацию времени Матрицы и реального мира за счет увеличения нагрузки на мозг. Можно выжать всю 1000 в Матрице или пару сотен в реальном мире. Только не нравится мне такой вариант. Знаешь почему?