Анна-Мария
Шрифт:
В кабинете никого не было, луч солнца запутался в оленьих рогах, развешанных по стенам, обитым тисненой кожей, нога утопала в коврах, словно в густой траве. Круглую комнату за кабинетом, с ее куполообразным потолком, расписанным облаками, заливало солнце… С одного из диванчиков поднялся мужчина. Очевидно, он поджидал ее. Блондин в штатском — светлый костюм, галстук бабочкой…
— Генерал приказал мне сопровождать вас, мадам, если вам будет угодно осмотреть замок… Машина ждет, чтобы отвезти вас в штаб, когда вы пожелаете.
Немец, знающий французский язык… О чем он думал, сопровождая Анну-Марию по этому уродливому замку? «Столовая, где принц фон Гогенцолерн принимал короля… А это — подарок персидского шаха по случаю… Ее величество королева Испании прислала этот портрет в память о своем визите…» Анна-Мария шла следом за галстуком-бабочкой в горошек. Немец держался спокойно, меланхолически улыбался.
— А где сейчас принц? — спросила она.
— Под домашним арестом в своем замке в Н. Меня оставили здесь, так как я знаю язык… Я состоял личным секретарем принца.
Они продолжали осмотр. Прав был генерал: огромный замок в псевдоготическом стиле оказался на редкость безобразным.
— А что, посторонним и прежде разрешалось осматривать замок? — поинтересовалась Анна-Мария, шокированная пергаментными абажурами. Такие дюжинами продаются в универмаге «Галери Лафайетт».
— Принц разрешал в свое отсутствие осматривать весь замок, кроме жилых комнат… Сейчас мы пройдем подземельем, сохранившимся еще от старинного замка пятнадцатого века. Во дворе вы увидите остаток стены и башню той же эпохи.
Они прошли подземельем, частично переоборудованном под винные погреба: здесь валялись бочки, бутылки…
— Немного осталось, — все так же улыбаясь, сказал проводник, — тут ваши солдаты немало выпили.
— Но не всё? Для фронтовиков — даже удивительно.
Проводник промолчал. Они поднялись по железной винтовой лестнице и очутились в коридоре.
— Здесь кухни, полагаю, они вас не интересуют?
Оставив кухни слева, они свернули в другой коридор, широкий, обшитый панелью.
— Тут ряд комнат, где теперь живут родственники принца, — сказал проводник, когда они повстречали женщину в черном с кошелкой, откуда торчали зеленые хвостики моркови. — Погорельцы, — добавил он со своей улыбочкой. Одна из дверей, выходящих в коридор, открылась, и оттуда высунулась белокурая мальчишеская головенка.
— Курт! — крикнул кто-то.
Голова исчезла. Проводник предупредил:
— Осторожно, мадам…
Чемоданы, корзины, мешки загромождали коридор. Сильно пахло кухней, капустой…
— Я провел вас этим путем, чтобы не подниматься по лестнице.
Проводник открыл дверь лифта. Этот замок — целая вселенная! Лифт — настоящий маленький салон — медленно, медленно полз вверх… Он доставил Анну-Марию в холл, который она видела накануне вечером, там на дверях висели белые, прикрепленные кнопками, бумажные квадратики…
По мощеному двору сновали французские солдаты, раздавалась французская речь… невидимый тенор где-то пел: «Свобода ведет нас за собой… И с севера до юга военная труба…»
— Машина ждет вас внизу, — сказал белокурый проводник.
Они миновали громадный сводчатый переход, соединяющий обе половины замка. Дальше, под крутым мощеным откосом находились гаражи, конюшни. Два солдата мыли машину, поливая ее из шланга водой. Кривоногий человечек в поношенной тирольской куртке, в кожаных залоснившихся шортах обогнал Анну-Марию и направился к службам.
— Барон X., он проживает в замке вместе с женой и детьми, — пояснил белокурый проводник.
А Анна-Мария приняла барона за конюха!
Машина ждала у подъемного моста, пришлось пересечь весь двор. Ухмыляющиеся солдаты с любопытством наблюдали, как хорошенькая дамочка усаживалась в машину генерала… «Что это еще за штучка?» Проводник переломился надвое, кланяясь вслед отъезжающей машине. Машина медленно взобралась на подъемный мост и не спеша обогнула замок… Анна-Мария снова увидела проводника, он быстро шагал по тропинке вдоль стены замка. Она не сразу узнала его: замкнутое, озабоченное лицо, без тени улыбки.
Анна-Мария прибыла в штаб примерно ко второму завтраку. Два марокканских солдата накрывали стол на веранде, где накануне обедали гости. Бессмысленно о чем-либо спрашивать этих солдат, они не понимали ни слова по-французски, а кроме них, никого не было. Пианино заперто, к одному из стульев в неустойчивом равновесии прислонился контрабас — единственная облеченная плотью вещь среди деревянных скелетов-пюпитров. Марокканцы раскладывали на длинном белом столе красные розы. Анна-Мария вошла в дом. В белых коридорах, устланных светлыми коврами, ни души. Где-то здесь должна находиться кухня. Она толкнула дверь, за которой слышались женские голоса. Да, она действительно очутилась на кухне.
Образцовая кухня — огромная, белая, сверкающая… горы очищенных овощей, глыбы масла, белый пар над электрическими плитами… Крикливые голоса умолкли, женщины с любопытством уставились на Анну-Марию. Все здоровенные — плечи, как у кариатид, крепкие шеи, ноги с толстыми икрами.
— Я хотела бы выпить чашку кофе или чая, — на плохом школьном немецком языке обратилась к ним Анна-Мария.
— Jawohl [31] — отозвалась кухарка, одетая в полосатое, белое с синим, платье.
31
Да, пожалуйста (нем.).