Анни Маннинен

Миккола Марья-Леена

— Ты, Тэри, постарайся, последи за Юлкуской, а потом расскажешь мне, если случится что-нибудь такое, особенное, — попросила Анни.

— Привет, Анни! — раздался вдруг голос Майкки. — Пойдем со мной полоть клумбу, а то все цветы заросли сорняками.

— Не хочется. Пойдем лучше к нам и поиграем в театр, — ответила Анни. Ей вдруг нестерпимо захотелось хоть немножко наяву побыть не Анни Маннинен, а другим человеком. Хотя бы переодеться в кого-нибудь.

И они пошли домой к Анни. Переступив порог, Майкки принялась расхваливать комнату, как будто видела ее впервые.

— Ай-ай, какие у вас красивые цветочки на окнах! А какие чудесные занавески! Вообще

у вас так красиво, так уютно.

Мать не раз наставляла Майкки, что надо непременно похвалить убранство комнаты, когда входишь в чей-нибудь лом.

Анни вытащила из шкафчика Деву и Воина и внимательно пригляделась к ним. Нет, никаких изменений она в них не заметила, но все равно они — теперь она точно знала — только понарошку куклы, а на самом деле это заколдованные люди, которые живут в болоте. Анни хотела растолковать все это своей подружке, но, взглянув на Майкки, на ее круглое простодушное лицо пай-девочки, тотчас отказалась от своего намерения. Анни посадила кукол в их обычном уголке, в нише, а сама принялась изучать содержимое платяного шкафа.

— Знаешь что, Майкки, ты возьми вот эту старую тюлевую занавеску и накинь ее себе на плечи. Ты будешь изображать главную танцовщицу гарема, — сказала Анни. — Я для этой роли слишком тощая, а ты как раз подходишь. А я… Я, пожалуй, надену на себя вот это мамино платье в цветочек и буду изображать знатную даму, которая придет в гости, навестить тебя и одну свою приятельницу.

— Но ведь это самое хорошее, выходное платье твоей мамы, — с сомнением проговорила Майкки. — Может, ты наденешь что-нибудь другое?

— Да, конечно… Но зато это и самое красивое платье, — ответила Анни и задумалась.

Пока Майкки возилась с занавеской, заматываясь в нее, Анни быстренько переоделась в нарядное голубое платье, в котором мама была вчера вечером на танцах. Анни уже давно мечтала об этой минуте. Платье было ей до пят, а сзади даже чуть волочилось по полу. Потом Анни порылась в ящике комода и достала клипсы и браслеты для себя и для Майкки. В ящике нашлась и круглая пудреница. Под ее крышкой оказалась мягкая пуховка, которой девочки обильно напудрили свои носы. Затем Анни стала показывать Майкки, как та должна-танцевать. Она встала на стул, а потом даже на стол, сделала несколько плавных движений, разводя руками. Майкки послушно копировала ее. При этом Анни распевала:

Не горюй, девчонка, Что нет еще миленка. Носик свой напудри Да завей-ка кудри! Накинешь Красненький платок, Натянешь Шелковый чулок, И милый тебя полюбит! И милый тебя полюбит!

Потом девочки вместе запели балладу про Вилхо и Берту. Но допеть ее до конца им не пришлось, так как раздался сначала громкий стук в дверь, потом голос Юлкуски:

— Что там такое творится? От этого крика весь дом дрожит!

Анни

и сама не смогла бы объяснить, как это ей удалось в длинном платье так молниеносно подскочить к двери и повернуть в замке ключ. Сердце ее бешено колотилось, его стук даже отдавался в ушах.

— Ах вот как, негодная девчонка! Ты будешь у меня перед носом дверь захлопывать?! — бушевала Юлкуска, стоя на лестнице. — Ну погоди, я расскажу матери, что ты тут вытворяешь! Она велела мне днем присматривать за тобой!

— А вот и не велела! — сказала Анни через дверь.

— Ах ты, дерзкая негодница! Перед носом у старшего человека двери запирать! Кто у тебя там дома, а? Вот так и бывает, когда в семье нет отца…

— У меня есть отец, наш всемогущий господь, — ответила Анни словами из молитвы. — И мои дела вас вовсе не касаются. Посмотрите на полевые цветы, их никто не сеет, не пашет, а они знай себе растут, цветут и всевышний о них обо всех заботится.

Стоявшая за дверью Юлкуска буквально онемела. Прошло некоторое время, прежде чем она смогла вымолвить:

— Что?.. Что это за комедия? А ну отпирай — и живо!

Тут Анни подумала, что лучше, пожалуй, открыть дверь, чтобы не разозлить Юлкуску окончательно. Поди знай, что она придумает потом в отместку. Но, к несчастью, именно в этот момент Анни выронила из рук пудреницу, которую все время держала на ладони. Бело-розовое душистое облачко окутало девочек.

— Нет, мы не можем открыть дверь, — ответила Анни, очень расстроенная. — У нас как раз разыгрывается сцена. Мы репетируем пьесу! У нас театр!

— Сейчас же отвори дверь! — прорычала Юлкуска.

— Послушайте, госпожа, нас тут две актрисы и мы работаем. Разве вы не поняли? — решительно произнесла Анни. Так что уходите и не мешайте нам. Вечером у нас спектакль.

— Вечером вам зададут такой спектакль, что вы его надолго запомните! — пригрозила Юлкуска. — Я уйду, но ты не думай, что дело на этом кончилось! Мы еще поговорим!

Девочки слышали, как Юлкуска спускалась с лестницы, продолжая ругаться. Майкки дрожала от страха, но Анни быстро успокоила ее:

— Да ты не бойся. Юлкуска ведь даже не догадывается, что ты тоже здесь.

Теперь у девочек было время подумать над всем случившимся и оценить положение. Оно было незавидным. Пудра разлетелась повсюду: она была и на мамином костюме, и на плечах у Майкки, и на полу… Девочки поспешно сняли с себя «наряды» и принялись вытряхивать их. Но не тут-то было! Пудра не сходила с одежды. Тогда они попытались счистить ее щеткой, но тут обнаружилось, что чем больше трешь, тем отчетливее проступает пудра на ткани. Вдобавок и сама щетка запачкалась. Просыпавшуюся на пол пудру подружки попытались смести шваброй, но только подняли пыль, а половики чище не стали.

— Что будем делать? — с несчастным видом спросила Майкки.

— Придется стирать, — ответила Анни решительно.

Они согрели на электроплитке воду, постирали платье и повесили его над плитой сушить. Потом они щеткой и порошком оттирали пол и половики, пока комната не обрела наконец мало-мальски приличный вид.

— И зачем только женщины пользуются пудрой, — вздохнула Майкки, вытирая вспотевший лоб.

— А затем, чтобы лицо не блестело, а еще для красоты и для аромата, — со знанием дела объяснила Анни.