Аннигиляция
Шрифт:
А наука – это непрерывное движение в поиске истины. Сначала ученый вырабатывает прикладную теорию, или гипотезу, объясняющую определенные открытия. Затем ставит эксперименты, чтобы установить, работает ли гипотеза. Если да, то она становится проверенной теорией. С этого момента теория или закон считаются истинными до тех пор, пока они объясняют все известные факты. Но как только будут открыты новые детали – теория или закон могут утратить силу.
– Ты не ответил, а лишь очертил понятия науки и религии.
– Да, «Интел-реврайтер» – наука! – с нотками раздражения
– Пойми меня, мой новый друг Феликс, мы не имеем права ошибиться, предлагая обществу новый инструмент для отбора и контроля «избранных». Мы ни в коем случае не должны столкнуть лбами науку и религию. Бог нам этого не простит.
– Я тебя понимаю. Но нельзя узнать вкуса вина, не испив его. Мы должны рискнуть и попробовать. Здесь пан или пропал. Я готов рискнуть, – подвел черту Феликс. – А правы мы или ошибались, будет известно очень скоро.
Спуск иногда бывает намного сложнее подъема
Как бы долго не топтали свою тень товарищи, возвращаясь к машинам, обратный путь показался им менее утомительным. И вот когда в знойном мареве, словно две яркие звезды, сверкнули стеклами машины, последний, отделяющий путников от цели бархан запел. Это усиливающийся ветер играл с внедорожниками и верхушкой песчаного склона. Ожившие песчинки, собранные в потоки, мгновенно заметали следы, и это были предвестники песчаной бури.
– Иннокентий, на что ты рассчитывал, когда не взял с собой ничего, кроме воды и пледа? А если бы ветер начался час назад? У нас ведь даже компаса нет! Что тогда? – спросил Феликс, поправляя платок, которым закрыл лицо.
– Хотел проверить, насколько ты везунчик. Ведь твое имя означает «счастливый»? Я бы не хотел строить будущее с невезучим человеком.
– Отшучиваешься? А если бы я оказался невезучим, и тебя занесло песком вместе со мной? Что тогда? – допытывался Саенко.
– Ничего, – спокойно ответил Теркель. – Я, как и ты, канул бы в вечность.
– Это и без пояснения понятно. Но все же, что тебе дал этот поход?
– А тебе?
– Как всегда, еврей на вопрос отвечает вопросом. Лично я понял, что наша жизнь – набор случайностей, зачастую не зависящих ни от наших желаний, ни от возможностей. А что вынес ты?
– Первое, я окончательно уверился в том, что бездействие человека превращает его жизнь в бесплодные пески. Второе, я решил присоединиться к тебе и стать вторым номером.
Помогая друг другу, единомышленники, наконец, выбрались на вершину холма и залезли в салон внедорожника. Ветер крепчал на глазах. Экстремалы не успели еще съесть по бутерброду, как вторую машину было вовсе не разглядеть. Песок, поднятый ветром, скрежетал по кузову, бился в лобовое стекло, скапливался на дворниках.
– Думаю, надо срочно выдвигаться в обратный путь, иначе нас просто засыплет.
«Амароки» оправдывали свое имя. Они тяговито гребли всеми четырьмя растопыренными, специально полуспущенными колесами, пробиваясь сквозь мглу. Если бы не яркие фонари впереди идущей машины Теркеля, Саенко давно бы или поцеловал ее бампер, или
Поднимаясь на очередной бархан, Саенко добавил газку, выводя машину на горб, но Теркель не дал напарнику перейти рубикон. Автомобиль Иннокентия почему-то стал на перевале и заставил остановиться Феликса.
– Что-то случилось? – спросил он.
– Нет. Все ок’. Просто карту смотрю, – ответил Иннокентий. – Определяюсь, где мы и сколько еще до русла. Осталась одна треть пути, – подбодрил товарищ и, нажав на газ, укатил в песчаную бурю.
Феликс решил последовать его примеру, но не смог тронуться с места. Его «Волк», копанув песок, улегся брюхом на вершину бархана и вывесил все четыре колеса.
– Кеша, я застрял. Выручай!
– Понял, возвращаюсь. – Описав почти круг по барханам, Теркель остановился на склоне ниже застрявшего автомобиля. – Сиди в машине. Я сам тебя зацеплю. – Он нажал на кнопку управления задней лебедкой, открыл дверь и вывалился в песок.
Взяв крюк, Иннокентий, щуря глаза и дыша через платок, направился к Феликсу. Вскарабкавшись на вершину, он накинул крюк на сцепное устройство и кубарем скатился к своей машине. Преодолевая ветер, с трудом втиснулся в салон, заблокировал лебедку и скомандовал Феликсу:
– Давай, друг, трогай!
Гибкий кевларовый шнур натянулся, и Теркель почувствовал, как напряглась машина. Он поддал газу. Дернувшись, «Амарок» стал увеличивать обороты двигателя.
– Отпускаю трос! – прокричал в микрофон Феликс. – Я могу двигаться самостоятельно.
– Ок’! Понял. Иду в гору, – ответил Теркель.
Сцепное устройство второй машины отдало крюк, а первая выбрала трос на лебедку.
Машины съехали в русло реки. Это давало возможность увеличить скорость. До трассы было совсем рукой подать, когда послышались громовые раскаты. Песчаная завеса стала редеть, а с первыми каплями дождя видимость и вовсе стала идеальной. Но это длилось не долго. Вместо песка теперь на машины обрушилась вода, словно разверзлись хляби небесные. Иссушенный песок стал жадно впитывать воду. Сыпучее дно русла стало твердым, как кромка прибоя, и машины мчались по нему параллельно на большой скорости. Но вот песок утолил жажду и, пресыщенный влагой, перестал вбирать в себя воду. То, что совсем недавно напоминало дорогу, стремительно превращалось в бурную реку.
– Феликс, пора валить отсюда. Поворачивай влево и давай на берег, – скомандовал Теркель.
Обе машины шли бампер в бампер, ища небольшой приток, чтобы по нему выбраться на берег. Но как только первый «Амарок» свернул влево и начал подъем, все его четыре колеса закопались в размытый грунт.
– Кеша, у твоей машины скорость была маловата, – пожурил товарища Феликс. – Ты сиди, а я тебя сейчас выдерну назад.
Пока цеплял крюком машину Теркеля, промок до нитки. За секунду кожаное кресло превратилось в тазик с водой, так как не впитывало стекающей с одежды воды. В ботинках хлюпало, и поэтому ноги совершенно по-другому чувствовали педали. Наконец ему удалось выдернуть переднюю машину из западни.