Аномалия
Шрифт:
– Алло.
– Седой, ты? Это Кот. У вас там все нормально?
– Кот? Ты где, черт тебя возьми? Мы тут с ума уже сходим! С чьего ты номера-то звонишь?
– Это мой новый номер, свой старый телефон я у вас забыл. Слушай, я в Комитете был, меня на улице замели. У вас все в порядке?
– Нормально, что с нами будет. Ты где?
– В Городе, но к вам идти не могу. По-моему, меня пасли, еле оторвался. Борхес спит?
– Нет. Позвать?
– Да, передай ему трубку.
Спустя пару секунд раздался взволнованный голос Борхеса:
– Кот, что с тобой? Ты где?
– Борхес, все потом, пока
Виктор вкратце пересказал все, что с ним случилось, подробнее остановился на разговоре с оперативником. Отдельно рассказал про таинственную болезнь.
Борхес на другом конце сети не перебивал, лишь изредка переспрашивая плохо расслышанные слова. Когда Виктор закончил свой рассказ, спросил:
– Ты уверен насчет того, что за тобой следили?
– Уверен, Борхес, уверен. Речь не о том, я о болезни…
– Это сейчас неважно, – перебил Виктора друг. – Я завтра позвоню товарищу в Институт, спрошу, что он об этом знает. Нам с ситуацией этой, с Комитетом, что сейчас делать?
– Вам – ничего. Не будут же они прочесывать все дома, мимо которых я проходил. Мы для них так, мелкие сошки. Они на крупную рыбу охотятся, хотят нас оптом взять, выйти на поставщиков. Как будто я их знаю! Я засветился, мне теперь уходить надо. А вы не высовывайтесь.
– Куда ты уйдешь, Кот? Тебе через посты не пройти.
– Плохо ты меня знаешь, Борхес. Надо будет, и через посты пройду. Но вот только я не хочу испытать правдивость слов комитетчика на своей шкуре. Помнишь, я тебе рассказывал про то, что со мной творилось, когда я на похороны ездил? Так вот, симптомы схожие. Так что из Города уходить мне нельзя, не хочу умереть столь глупо.
– Так, ладно, – Борхес принял какое-то решение. – Иди в старый схрон, который на водокачке, поживешь пока там. Из еды в нем только консервы, но от голода не умрешь. С водой проблема, с собой возьми. Там же найдешь свою одежду и оружие. Все за плакатом на стене. Завтра к тебе придет брат, принесет нормальной еды и спальный мешок. Потом созвонимся.
– Согласен, – Виктор утвердительно кивнул. – Это разумно. До завтра. Только скажи, чтобы Седой осторожен был.
– Он и так сама осторожность. Береги себя.
До схрона Виктор добрался уже за полночь. Поймав такси, он доехал до частного сектора на окраине города, оттуда под проливным дождем почти семь километров топал пешком, кутаясь в промокшую куртку. Чуть не заблудился в мрачной лесополосе, пока не наткнулся на приземистое одноэтажное здание, стоящее на берегу высохшего озера.
Теперь он сидел в маленькой подсобке подвального помещения станции забора воды, грел озябшие руки у маленького костра. Огонь Виктор развел в толстеньком жестяном бочонке и сейчас сам себе напоминал какого-то афроамериканца в гетто.
Помещение некогда служило сторожкой, у стены на полу лежал деревянный настил, на котором можно было спать. В углу стоял старый письменный стол. В ящиках стола Куликов нашел толстые подшивки газет пятилетней давности. Эти газеты, а также обломки разломанного стула он сейчас и жег.
Как Борхес и сказал, тайник оказался за пожелтевшим плакатом с изображением обнаженной фотомодели, с видом полной эйфории лежавшей на капоте красной спортивной машины. Приподняв плакат, Виктор обнаружил большой пролом в стене, в котором стоял огромный старинный чемодан с металлическими
Еще вытаскивая сверток, Куликов ощутил под рукой привычную тяжесть оружия. Аккуратно развернул ткань. Когда угол мешковины упал в сторону, перед глазами инсайдера предстала хорошо смазанная винтовка ВСС. Отдельно лежали три полных магазина к ней.
Нельзя было сказать, что Виктор был ярым поклонником огнестрельного оружия, но подарок ему понравился. Удобная, надежная и по-своему красивая винтовка пришлась ко времени, это Куликов чувствовал.
В чемодане хранилась разнообразная военная одежда. Несколько пар военных ботинок, правда, только одна подошла Виктору, сетчатый «лохматый» маскировочный халат, кожаный армейский ремень с флягой и хорошим охотничьим ножом. Нож оказался некогда принадлежащим Борхесу, с тонким, чуть изогнутым лезвием и удобной рукоятью, перетянутой кожаными ремешками. Там же, в чемодане, Виктор нашел и свою черную форму, аккуратно сложенную в полиэтиленовый пакет. Недолго думая, Куликов переоделся, повесив сушиться мокрую «гражданку» на бечевку.
На самом дне чемодана лежал разгрузочный жилет Торпеды. В многочисленных карманах нашлись индивидуальный медпакет, ручка с блокнотом, карта Аномалии и коробочка с тремя «капитошками».
Разогретая на скорую руку тушенка с перловкой нехотя укладывалась в желудке. Но Виктор упорно жевал еду, выковыривая куски из банки ножом, время от времени запивая купленной по дороге минералкой. На вкус Куликова каше не хватало соли, а в тушенке было чересчур много жил. Но выбирать не приходилось, к тому же привередливость в еде не была чертой характера Виктора. Сейчас главным было то, что он ушел от комитетчиков, он снова при оружии, в хорошо потаенном месте, в тепле и не голоден. Все остальное отошло на второй план, не имело оперативного значения.
Можно было сказать, что Виктору повезло. Как везет утопленнику, когда в самый последний момент рвется веревка с тянущим на дно камнем. По крайней мере он жив и не в клетке.
Костерок начал затухать, и Виктор подкинул оставшиеся от стула дощечки. Огонь нехотя лизнул сколотый лак покрытия, чуть было не погас, но поднялся, жадно охватив старое дерево, потрескивая от удовольствия.
Куликов смотрел на игру теней на шершавой стене, сидя на помосте и положив голову на сложенные руки. Тени причудливо извивались, переплетаясь в танце, разыгрывая перед одиноким зрителем только им одним понятный балет.
Виктор размышлял о том, что бы он мог изменить, не согласись тогда ехать со Стасом в Город. Но как бы он ни крутил эту колючую мысль, выходило одно и то же – ничего. Ничего он не смог бы изменить, не успел бы уловить приближение очередного кульбита судьбы. Как марионетка не в силах разглядеть ножницы, тянущиеся к уходящим в черные высоты кукольных кулис нитям жизни.
Вот только марионеткой Виктор быть не хотел.
Седой сидел на перевернутом деревянном ящике, потупив глаза. Его руки предательски дрожали, чтобы хоть как-то это скрыть, он крутил в пальцах тяжелую металлическую зажигалку, переделанную из пулеметной гильзы.