Аномальная зона
Шрифт:
"-… И больше всего на свете мечтаю однажды проснуться где-нибудь в двадцатом или даже двадцать первом веке, чтобы увидеть отечество свое куда более прекрасным, чем нарисовала его моя жалкая фантазия. Не могу уповать на помощь Господа, потому что материалистическое естествознание убедительно опровергло миф о всесильном творце-создателе. Но в могущество человеческой мысли верю. И заклинаю пока еще не познанные силы природного магнетизма осуществить мою сокровенную мечту!"
Дописав это, мечтатель дождался, пока просохнут чернила, и захлопнул толстую амбарную книгу, служившую черновиком рукописи. Брезгливо поморщился, слыша, как за перегородкой хозяин гнусавой скороговоркой перечисляет свои просьбы к Господу. Прикрутил
В конец растерянного и почти потерявшего разум молодого человека, командор обнаружил в одном из пустовавших ранее домов Глухаревки. По доброте душевной накормил, помог придти в себя, защитил от жлобов-соседей. Замолвив словечко перед главой администрации, устроил на должность секретаря в поселковую контору. Об этом поведал за чаем уже сам хозяин. Семигорцев свои благодеяния скромно обошел. Упомянул только о том, что снабжает литературой, помогая составить хотя бы краткое представление о технических достижениях и моральном упадке современного мира.
Чай из самовара получился на редкость вкусным. Гости пили из чашек. Хозяин прихлебывал по старинке из блюдца. Посуда вместе с одеждой, самоваром и некоторым личными вещами также перенеслась из девятнадцатого века. За это Новомиров был бесконечно благодарен таинственным силам. Сам же факт своего чудесного перемещения он принимал как заслуженную кару, и лишь просил Бога, в которого снова уверовал, немного облегчить его существование.
За чаепитием, они обсудили превратности погоды, местные новости, потом постепенно скатились на проблемы вечные. Давно не приходилось Хрустову участвовать в таких дискуссиях. В студенческие времена частенько засиживались с приятелями до первых петухов за бутылкой вина и душевной беседой. Однако с годами круг общения сужался с неумолимостью шагреневой кожи. И само желание поговорить о "вечном" казалось теперь опасной блажью. Западный стиль, когда за рюмкой виски обсуждают погоду, бейсбольный матч или скандальные похождения кинозвезды, виделся теперь единственно правильным. Но где-то в глубине души хотелось иного. И вот снова три человека в низенькой избе говорили о вселенской судьбе отечества. Обычная российская манера обнимать мыслью Вселенную, когда в двух шагах того и гляди, сорвется с петель перекошенная дверь, а из всех щелей в комнату рвется ветер. И почему-то в голову навязчиво лезли пугающие мысли:
– А есть ли еще та страна, о которой они спорят? Не исчезла ли она в мировых коллизиях минувшего века? Быть может на той же территории, изъясняясь на упрощенном языке, проживает совершенно иное племя. Как молекулы в броуновском движении, копошатся его представители в поисках личного благополучия. Вечерами расслабляются у телевизоров, лениво переваривая заокеанский суррогат массовой культуры. А тем временем политики, пытаясь найти надежные рычаги управления этой аморфной массой, выдают заказ на "национальную идею". И кто-то всерьез пытается отыскать эту идею среди осколков прошлого и новомодных культов. Но с таким же успехом можно возрождать идеалы древнеегипетской, или вавилонской цивилизации. Канули в лету времена, когда в беседках мечтали о чистой любви тургеневские барышни. В литературных салонах сходились в словесных баталиях западники и славянофилы, а на тайных студенческих сходках спорили о том, как быстрее сделать народ счастливым. Предложи нынешнему образованному молодому человеку "идти в народ", в лучшем случае промолчит из вежливости, а за спиной покрутит у виска пальцем. Век минувший безжалостно сорвал розовые очки идеалистов. А взамен и утешение дал лишь гигантский супермаркет, с огромной помойкой на заднем дворе…
Прощались очень сердечно. Чувствовалось, что хозяину искренне жаль расставаться с гостями. Но Семигорцев твердо заявил, что нужно возвращаться. На прощание он посоветовал Новомирову еще раз опробовать трюк с перемещением во времени:
– Психофизическое пространство сейчас в крайне неустойчивом состоянии, так что момент самый подходящий. Сконцентрируйтесь на мысли о возвращении. Для верности опять оформите пожелания в письменном виде. Ложитесь спать, и, если Бог даст, снова проснетесь земским учителем.
– Сложно мне будет обратно. И как жить, когда вперед знаешь, что случится? – грустно вздохнув, проговорил хозяин. Семигорцева же такой ответ даже возмутил:
– Нормально будете жить! Детей снова учить станете. Женитесь, своих детей заведете. Воспитайте их хорошими людьми. Вдруг именно ваши усилия станут решающей пылинкой, и она сдвинет чашу весов куда-нибудь на альтернативный виток истории. Хотя рассчитывать на это не стоит. Так что мой Вам совет. Освойте техническую специальность, и где-нибудь в тысяча девятьсот втором или третьем году перебирайтесь в Европу, а еще лучше за океан в Североамериканские Штаты.
Новомиров поблагодарил, но почему-то чувствовалось, что советом он вряд ли воспользуется. Причина этому не замедлила себя обнаружить. Гости еще прощались у порога, когда дверь чуть приоткрылась. Хорошенькие женские пальчики выбили на доске веселую дробь, и мелодичный голос, с сильным акцентом, произнес:
– Андрей, Вы сегодня дома?
Возникшая на пороге черноволосая девушка показалась Хрустову знакомой. Улыбнувшись, она вдруг поинтересовалась его самочувствием, и Хрустов узнал секретаршу из представительства Бахчатрейна. Одежда сильно изменила ее облик. Заправленные в резиновые сапоги джинсы, косынка на волосах, телогрейка поверх свитера напомнили далекие студенческие времена. Примерно так выглядели его однокурсницы во время трудового семестра на "картошке". И только акцент сразу же выдавал представительницу иностранного государства. Когда Новомиров суетливо кинулся представлять своего гостя, бахчатрейнка снова улыбнулась:
– Антон Петрович мой уже вчерашний знакомый. Они и Семигорцев ходить к нам с визитом о дружбе.
– Дружеским визитом, Надира, – поправил Семигорцев – А сегодня у нас еще один визит, но мы уже спешим откланяться.
Хрустов украдкой посмотрел на девушку. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять характер отношений между хозяином и гостьей. Нельзя сказать, чтобы он почувствовал ревность. К своей вчерашней влюбленности Антон относился весьма скептично, но все равно стало немного грустно. Уже на улице он попытался вспоминать, сколько раз вдохновленная очередным прекрасным образом, душа пыталась воспарить в страну иллюзий. Сосчитать так и не смог…
– Антон Петрович, опять задумались? Вы бы свитер сняли, а то запаритесь!
Голос командора вернул к действительности, и Хрустов обнаружил, что снова наступило лето. Ограды опять утопали в зелени. В садах по яблоневым веткам весело скакали птицы. На лужах не осталось и следов ледяной корки, а в заболоченной канавке у колодца репетировал лягушачий оркестр. Чувствуя, как по спине стекают струйки пота, Антон кинулся снимать свитер. Правда, Семигорцев тут же посоветовал далеко его не убирать. Психофизическое пространство аномалии окончательно потеряло стабильность, так что осень и даже зима запросто могли застигнуть их еще до возвращения в лагерь.
Засада.
Разомлев от жары, Хрустов снова пребывал в мыслях где-то далеко от Глухаревки. Приближающийся шум мотора он услышал, но никак не отреагировал, только в самый последний момент спиной почувствовал надвигающуюся угрозу. Действуя инстинктивно, он отпрыгнул в сторону и очутился в канаве, а в полуметре от головы, громыхая, пронесся деревянный борт кузова. Посмотрев вслед удаляющемуся грузовику, Хрустов обругал сидевшую за рулем пьяную сволочь. Потом огляделся по сторонам и снова обнаружил, что стоит на улице совершенно один, а командор опять куда-то исчез.