Аномальная зона
Шрифт:
Ветки пролетали в опасной близости от кузова, и на всякий случай Хрустов не поднимал голову. С его лежанки видны были только верхушки деревьев и затянутое облаками небо. Только когда они выскочили из леса, он смог приподняться и обнаружил, что его везут в противоположную сторону. Большие Выселки, как он хорошо помнил, находились с правой стороны от основной дороги. А машина свернула налево и, подпрыгивая на ухабах, неслась по колхозному полю.
Хрустов постарался привлечь внимание водителя. Он размахивал руками, кричал, но все было безрезультатно. Через заднее стекло в кабине он видел, как шофер оживленно беседует
– Эй, остановите! – во всю силу легких закричал Хрустов. Но ни какой реакции опять не последовало.
– Не услышат! – равнодушно констатировала старушка. Тогда Хрустов, перегнувшись через борт, стал стучать по кабине.
– Чего долбишь! По башке себя лучше постучи! – неожиданно подал голос дед.
– Все торопятся они. Вперед других хотят! – охотно поддержала его старушка. Оторопев от такой дружной отповеди, Хрустов вернулся на сидение из мешковины:
– Может быть, и правда он ведет себя неприлично?
Пытаясь оправдаться, повернулся к старушке и смущенно проговорил:
– Мне же на Большие Выселки, а он в другую сторону едет. Лучше бы пешком дошел.
– Вот и шел бы пешком! – снова вмешался дед. А старушка, непонимающе посмотрев на Хрустова, заявила:
– А чего тебе еще надо-то? На Большовку мы и едем.
Глаза у нее были голубые, спокойные, лишенные какого- либо проблеска сомнения. Прочитав в этом взгляде свой приговор, Хрустов вскочил на ноги и начал молотить кулаками по кабине. И тут сзади на него налетел дед, и, вцепившись в ворот штормовки, попытался оттащить от кабины. Забыв от уважение к старости Хрустов сильно толкнул его в грудь. Вредный дедок ойкнул и отлетел к дальнему борту.
Водитель по-прежнему не реагировал на происходящее в кузове. И вдруг в заднем стекле появилось улыбающееся лицо Сидорина. Оторопев, Хрустов несколько секунд смотрел на эту улыбку и чувствовал, как по спине стекают ручейки пота. В это время сзади снова подобрался дед и, обхватив ногу, впился зубами в брезентовую ткань штанов. Выйдя из оцепенения, Хрустов снова отшвырнул старика и бросился в конец кузова.
Пока, вцепившись в борт, он опускался к земле, колеса вращались совсем близко. Казалось, вот-вот туда затянет ногу. Набравшись смелости, он оттолкнулся и слетел на землю. Тут же страшная сила поволокла вперед. Несколько шагов он еще бежал, но, не удержав равновесия, упал, и кувырком покатился по свежей пашне.
На счастье падение оказалось относительно мягким. Встав и осмотревшись по сторонам, Хрустов обнаружил, что машина куда-то исчезла, и он теперь стоит совершенно один посреди огромного поля. Где-то вдалеке виднелась лента дороги. От нужного поворота теперь отделяло расстояние, куда большее, чем до посадки на проклятый грузовик. Но делать было нечего. Стряхнув грязь с одежды, и подтянув пояс, Хрустов двинулся прямиком через пашню.
Туман рассеялся. Солнце, проглядывая одним краем из-за молочной пелены облаков, раскрашивало мягкой пастелью землю и небо. Вокруг расстилался типичный среднерусский пейзаж. Волнистые поля уходили под самый край земли, где плавно перетекали в небо. По пологим холмам сбегали узкие перелески. И где-то далеко впереди за дорогой, почти у горизонта, синей лентой извивалась река.
Что чувствует российский человек в такие минуты? Наверное, близость Неба. Кажется, что голубой купол не где-то в бесконечной холодной дали, а совсем близко. И кто-то шепчет на ухо:
– Не горюй! Как бы не было на этой земле плохо, благодать небесная она здесь рядом. Только протяни руку…
И, наверное, для многих разочарованных и потерявших веру это свидание с родными просторами последняя зацепка. Тоненькая ниточка, что еще связывает душу с опостылевшим географическим пространством. Одна вот только беда – идти под этой благодатью без дорог крайне затруднительно. Особенно когда шагаешь по свежей пашне. Нога то увязает в рыхлой земле, то проваливается в узкую канавку. Хочешь идти быстрее, начинаешь спотыкаться. Идешь медленнее – время и пространство растягиваются в дурную бесконечность, и даже ближняя цель превращается в убегающую химеру.
Прошло не меньше двух часов, пока Хрустов Хрустов выбрался на край поля. Совершенно непонятно было, каким образом грузовик за несколько минут мог его увести так далеко. Оставалось только принять на веру гипотезу о проявлении в аномальных зонах неэвклидовых эффектов. Но, слава Богу, самый тяжелый отрезок был позади. До дороги и поворота к Разливкам оставалось примерно полкилометра некошеного луга. В обход, в направлении Глухаревки петляла тропинка. Хрустов вспомнил предостережение о том, что прямой путь не самый короткий. Но и на этот не смог удержаться от искушения и двинулся прямиком к дороге.
Ошибку он свою осознал достаточно скоро. Когда под ногами появились молоденькие ростки елей, Хрустов сначала решил, что зашел на полосу лесопосадок. Однако уже через несколько шагов почувствовал неладное. Деревья, разрывая песчаную почву, вытягивались прямо на глазах. Вскоре они уже достигли пояса и угрожающе продолжали увеличиваться в росте. Осознав, что через несколько минут вокруг него вырастет непроходимый лес, Антон напролом кинулся сквозь стремительно вырастающий ельник. Но через несколько метров он споткнулся. Чуть не выколов глаз, свалился на землю и уже окончательно смирился с поражением.
Прогулки под тенистым зеленым пологом создают идеалистическое представление о лесе. На самом же деле эта стихия нам враждебна. Как правило, людям знакома только ее обжитая истоптанная тропинками часть. Природа здесь, словно домашняя собачка, ласкается к ногам человека. Но стоит лишь удалиться вглубь чащи, как ощущаешь гнетущее давление древней темной силы. И не дай Бог позабыть обратную дорогу! Лес закружит, запутает, будет водить зигзагами, пока не заставит поверить в свое могущество. Но потом, наигравшись, все-таки отпустит. И выйдя из чащи, неожиданно поймаешь, что плутал где-то совсем близко от дороги или поселка.
Пока еще было видна дорога, Хрустов предусмотрительно успел запомнить положение солнца, и потом сверял путь с небесным компасом. Делать это приходилось очень часто. Солнце оказывалось то слева, то справа, то вообще начинало светить в затылок. Будто кто-то из злого озорства заставлял его делать круги на потеху лесным духам. Последней ниточкой связывавшей с внешним миром остались наручные часы. Каким-то чудом в передрягах последних дней они сохранили работоспособность. И теперь со швейцарской педантичностью сообщали точное, независимое от внутреннего состояния время.