Антикиллер-4. Счастливых бандитов не бывает
Шрифт:
– Кусачки не забыл? – спросил Лис.
– Был бы забывчивым, лежал бы на Северном кладбище, – проворчал Горгуля и пощелкал маленькими, блестящими, похожими на маникюрные, щипчиками.
– Надо же придумать – ксиву на цепочке носить!
– Может, и не будет цепочки, – терпеливо объяснял Лис. – Знаешь, как говорят: то, что положено, на то давно положено! Сейчас все сплошняком нарушают… Главное, запомни: нагрудный карман! Положено – внутренний, но может и наружный… Вот, гляди!
Из нагрудного кармана темно-синего, в едва заметную клеточку
– Да въехал я, въехал, – Горгуля скривил губы. – Ты у меня прямо как генерал! Сперва «баяном»[29] петь заставляешь, а теперь еще и лягушкой скакать… То запрещал «щипать»[30], то сам «сажаешь на резину»[31]… Да еще к «конторскому» подводишь… Не нравится мне все это.
– Мне тоже не нравится, Горгоша, – отозвался Лис. – Но деваться некуда…
– Да мне один хрен, кого щипать…
От Горгули несло потом, дешевым табаком и безразличием. А теперь он еще принялся смачно жевать зубок чеснока, распространяя вокруг острый тяжелый дух.
– Ты это чего? – недоуменно спросил Лис.
– Так надо, папа, – ответствовал агент и отвернулся.
Через улицу, сквозь косую сетку дождя, был виден вход в серое четырехэтажное здание с псевдоколоннами и фризом, увенчанным гербом СССР. Совершенно непонятно, кто и почему прозвал здание Тиходонского ФСБ «Зеленым домом». Серое, серо-унылое, мрачно-серое! – где тут хоть капля зелени? Может, очень давно было зеленым? Или имелся в виду цвет валюты? Когда-то «Контора» не на жизнь, а на смерть боролась со скупщиками долларов и марок. Действительно не на жизнь, а насмерть – в прямом смысле. Тогда за это вполне могли расстрелять. И расстреливали!
Время от времени отворялась тяжелая дубовая дверь, впуская-выпуская очередную фигуру в темной, тоже чаще всего серой одежде. В последние сорок минут поток входящих сошел на нет, зато желающих покинуть здание стало гораздо больше. Одно за другим гасли высокие окна. Рабочий день закончился. Лис посмотрел на часы – 18.54.
– Действуй только наверняка, – повторил он в очередной раз.
У таких, как Горгуля, ум простой и заскорузлый. Чем больше повторов, тем лучше запомнит.
– Не торопись. Не фартит – завтра повторим. Или через неделю – не к спеху. Если тебя поймают, сам понимаешь: «колоться нельзя»!
– Да я в жизни не кололся, – обиделся Горгуля. И, помолчав, добавил: – А чего ты на рожон прешь? Неужто так приперло?
Лис бросил косой взгляд.
– Не твоего ума дело.
– Ага.
Время шло. Все реже хлопала дубовая дверь, «Зеленый дом» погружался в темноту. Лис протер куском замши запотевшие стекла, усилил вентиляцию. Он сам понимал, что здорово рискует. Дело уж очень деликатное. С Лешим было бы проще. Но того клиент знает в лицо, к тому же Леший очень давно не «щипал», руки чуткость потеряли… А Горгуля всю жизнь карманы чистит, он в этом деле ас…
Вор беспокойно пошевелился.
– Твой
Лис посмотрел на третье от входа окно на втором этаже, где тяжелые шторы еще светились тусклым болотным светом. «Зеленые!» – отметил Лис с усмешкой.
– Погоди еще немного, – сказал он. – Или на работу опаздываешь? А может, жена заругает?
– Работа… Я тяжелей кошелька ничего не поднимал… И жены у меня отродясь не было. «Закон» запрещает… Раньше запрещал.
Горгуля заворочался на сиденье, зашмыгал носом.
– Раньше на карманах хорошо зашибали. Помню, в 73-м на Новый Год с Пасечником в театр ломанулись, там этот как раз выступал, певец, как его… Ну, который про «Последнюю электричку» пел!.. Хороший певец! Давиловка была, бабы буром пёрли, зыркалы вылазили!
Он рассмеялся.
– Мы за один только вечер рубликов семьсот нащипали – мотоцикл купить можно. И в трамвае иногда целую получку снимали, а на кабак всегда хватало. А сейчас там денег нету – одна нищета голимая катается…
– Поэтому карманников мало стало? – спросил Лис. – А раньше это была «белая кость», элита криминального мира…
– И поэтому тоже, – вздохнул Горгуля. – Только главное – в другом. В головах главные изменения, а не в карманах…
– Интересно! – Лис очень удивился и действительно заинтересовался. – Да ты философ, Горгоша! И какие же в головах изменения?
Вор снова вздохнул.
– На «кармаша» долго учиться надо. Это артист, на которого никто не подумает… Чуткий, осторожный, внимательный… Ну, и работать, конечно, чисто… И «щипать», и «писать»[32], и «рыбалить»[33]. Я вообще все умел…
– Тихо, – перебил Лис. – Приготовься.
Окно на втором этаже погасло. Горгуля замолк. Через минуту-две парадная дверь открылась. На улицу вышел Сочнев, на ходу застегивая куртку, и открывая зонт.
– Вот он! – Лис толкнул агента в бок. Тот прислонился к стеклу, вглядываясь.
– Срисовал, – наконец, проговорил он.
– Очень хорошо. Смотри, запоминай, – только и сказал Лис, наблюдая, как Сочнев, влившись в толпу спешащих под зонтами и без прохожих, быстро перебегает дорогу и направляется к аквариуму остановки, плотно набитому мокрыми и усталыми рыбами.
Довольно быстро подошел переполненный четырнадцатый номер, и Сочнев втиснулся внутрь. Лис плавно взял с места, обогнал автобус и через минуту притормозил перед следующим аквариумом. Дождь не прекращался, и здесь тоже тесно жались друг к другу вымокшие пассажиры.
– Давай, Горгуля. Аккуратно. Ему почти через весь город переть, так что не спеши, осмотрись…
– А то первый раз замужем!
Вор неловко открыл дверь и выбрался наружу. Нелепая фигура в кепке, старом выношенном плаще, мятых коротких брюках и огромных, незашнурованных ботинках вприпрыжку подбежала к стеклянному павильону и забилась под навес.