Антистерва

Берсенева Анна

«От чего отдохнуть? — подумала Лола. — Что я, бетонные плиты собираюсь покупать?»

Но, видимо, представления домоправительницы о том, что такое усилие и что такое отдых, были иными, чем у нее. Лоле вообще было не по себе в обществе этой безупречной дамы. У них в доме всегда было чисто, и обеденный стол всегда был застелен скатертью, и ножи были так же обязательны, как вилки и ложки, но все же еда никогда не становилась таким размеренным ритуалом, каким она смотрелась в исполнении Аллы Гербертовны. Когда та наливала кофе из серебряного кофейника, то это выглядело так, будто идут съемки какого-то фильма. А движение, которым она, окинув взглядом сервировку, на сантиметр переставила сливочник, и вовсе показалось

Лоле пугающим в своей необъяснимой значительности.

— Мой дед был англичанином, — сказала Алла Гербертовна. — Поэтому любовь к ритуалу у меня в крови.

— А Роману Алексеевичу вы случайно не родственница? — спросила Лола. — Мысли, во всяком случае, читаете, точно, как он… Он тоже англичанин?

— Нет. Хотя среди его предков, возможно, были скандинавы. Его фамилия Кобольд — это ведь, кажется, какое-то существо из северных мифов? А я ему не родственница, просто была когда-то его соседкой по лестничной площадке. Когда Роман разбогател, а я обеднела, он предложил мне работать у него. И мы оба довольны. Он — потому что дом ведется так, как он всегда мечтал, а я — потому что зарабатываю на жизнь нетягостным трудом. Это в наше время дорогого стоит, Елена Васильевна, — бесстрастно улыбнулась она. — Насколько мне известно, Роман решил оставить вас у себя? Считайте, что вам повезло.

— Вы так говорите, как будто я кошка, которую хозяин по доброте душевной принес с помойки. И все его домашние качают головами: ах, как ей, приблуде, повезло!

По сути, так оно и есть, — кивнула домоправительница. — И чем спокойнее вы будете к этому относиться, тем лучше для вас. Главное, чему я научилась у Романа, это называть вещи своими именами без ложного стеснения. Я кандидат филологических наук, доцент, моя специальность теперь оплачивается плохо, поэтому меня наняли прислугой. Как видите, я не схожу от этого с ума. Вы красивая нищая женщина, которую богатый мужчина взял с улицы в дом. Только не по доброте душевной, как вы почему-то полагаете, а для своих естественных надобностей. Елена Васильевна, дорогая, да что же в этом стыдного? Нам обеим повезло, каждой по-своему. Красивых женщин в Москве еще больше, чем доцентов, и на вашем месте могла оказаться любая из них. Так радуйтесь, что оказались вы, а комплексы оставьте неудачницам, пусть они вам завидуют. Роман прилично оплачивает услуги, которыми доволен. И при этом не имеет потребности унижать того, кто эти услуги оказывает. Между прочим, если вы не знаете: любая работа, за которую прилично платят, в наше время чаще всего бывает связана с ежедневным унижением. Во всяком случае, для женщины. А вам будут платить за оригинальную внешность и правильное поведение. По-моему, это называется — быть хорошо устроенной.

Алла Гербертовна произносила все это ровным голосом, аккуратно намазывая медом поджаристый ломтик белого хлеба.

— Вы считаете, что мое пребывание в этом доме — работа? — уточнила Лола.

— По характеру обязательств — безусловно. Работа с определенными обязанностями. А по характеру отношений с работодателем — как сложится. Семен, например — вы его видели, Роман с ним в Душанбе летал, — тоже обычный наемный работник, но за хозяина горло перегрызет, не всякий пес так предан. Может быть, и вы со временем станете относиться к Роману душевно.

— Думаете, он ожидает от меня душевности?

Этот вопрос вырвался у Лолы случайно; ей вовсе не хотелось, чтобы Алла Гербертовна подумала, будто она хочет влезть хозяину в душу. И мечтаний о принце на белом коне у нее никогда не было, и Роман Кобольд меньше всего был похож на романтического принца.

— Что он этого ожидает, не думаю, — ответила Алла Гербертовна. — Но что это может произойти с вами — почему бы и нет? Живя с мужчиной бок о бок„ женщина вполне может к нему привязаться. Секс, знаете ли, очень сближает.

Только учтите, те дамы, которые были у него до сих пор, надолго здесь не задерживались. Потому что не умели скрыть своего желания прибрать его к рукам, — объяснила она. — А вы, мне кажется, сумеете.

— Мне нечего скрывать, — пожала плечами Лола. — У меня нет такого желания.

— Может быть, в самом деле нет, а может быть, вы просто умело его маскируете, — снова улыбнулась Алла Гербертовна. Холодность и вежливость сочетались в, ее улыбке удивительным образом. — Роман сказал, вы жили в Таджикистане? Просто не верится!

— Почему не верится?

— Потому что восточные люди гораздо более открыты и темпераментны. У меня была коллега из Ташкента, она всегда говорила, что искренние люди рождаются только под горячим солнцем. И она действительно очень отличалась от нас, москвичек. Веселая была, глаза всегда блестели интересом к жизни.

А у вас, Елена Васильевна, глаза как льдышки. Извините, если я вас обидела, — добавила она, впрочем, без тени неловкости в голосе.

— Вы меня не обидели, — сказала Лола. — Я и сама это знаю — что глаза как льдышки. И что я не открытая, тоже знаю. Для Азии это в самом деле нетипично, но я действительно родилась и всю жизнь прожила в Душанбе. Кстати, меня не обязательно называть по имени-отчеству, можно просто Лола. Моя мама была таджичка, она так называла.

— Я всегда считала, что от смешанных браков рождаются красивые дети, — сказала Алла Гербертовна. — И умные. Остается надеяться, что к вам относится не только первое, но и второе, а потому вы правильно поймете свое место в этом доме. Вы совсем не едите, — заметила она. — А времени осталось мало, нам пора ехать.

— Можем ехать, — сказала Лола, вставая.

— Мой вам совет: не надо стесняться. Ешьте вволю, от этого здесь никто не обеднеет. Да и вообще, что хотите, то сразу говорите. Роман все равно догадается о ваших намерениях, он у нас проницательный.

— Я и не стесняюсь. Просто я не голодна. Я вообще мало ем.

— Фигуру бережете? Это правильно. То, за что вам платят, должно иметь товарный вид.

Еще полчаса назад Лола, пожалуй, растерялась бы от этих слов, циничных и унизительных. Но полчаса беседы с Аллой Гербертовной каким-то неведомым образом научили ее относиться к этому иначе.

«Неизвестно, что будет дальше, — подумала она, — но сейчас она прислуга хозяина, а я любовница хозяина. Такая у нас пока что табель о рангах. И хамить мне она не будет».

— Алла Гербертовна, вы должны убрать со стола сейчас или можете сделать это потом? — ледяным тоном поинтересовалась Лола. — — Чем раньше мы поедем, тем лучше. Я в самом деле хочу привести себя в порядок до возвращения Романа Алексеевича.

— У вас все получится, Лола, — без тени обиды сказала домоправительница. — Вы хорошо обучаемы. Через полгода Роман сделает из вас такую женщину, какая никому здесь не снилась.

Неизвестно, что собирался сделать из нее Роман через полгода, но через полчаса, входя в маленький магазинчик, расположенный в самом конце вылизанной, сплошь состоявшей из высоких заборов улицы, которую язык не поворачивался назвать дачной, Лола совершенно не представляла, что она должна купить для сегодняшнего вечернего выхода. Во-первых, она просто не знала, куда он собирается ее повести — в театр, в ресторан, в гости? А во-вторых, даже если бы и знала, куда ей предстоит идти, то все равно не знала, как туда принято одеваться. Ясно же, что те гости, в которые ходит Роман Кобольд, отличаются от привычных ей гостей — от дома папиного сослуживца Виктора Герасимовича, или от дома подружки Малики, к которой она когда-то забегала после школы и подолгу пила чай с сушеным урюком, сидя на ковре в светлой беленой комнатке, или от тети Зоиной квартиры, где она вообще чувствовала себя как дома…