Антистерва
Шрифт:
— Раньше я ею не пользовалась. Не стоит начинать именно сегодня. К тому же я вряд ли сумею накраситься.
Накраситься она вообще-то сумела бы, потому что с самого детства видела, как работали театральные гримеры, но ей в самом деле не хотелось экспериментировать. В новом «ангеловом» платье она чувствовала себя совершенно свободно, но это еще не значило, что то же самое будет, если она сделает макияж.
— Все-таки купите духи, — сказала Алла Гербертовна. — Смотрите, какие подороже, а уж из дорогих выбирайте, какие вам подходят.
Смотреть, какие
«А может, у меня и глаза теперь другие?» — подумала она, пряча духи в новую сумочку.
Но тут же отогнала от себя эти никчемно тревожащие мысли.
ГЛАВА 9
— Все-таки он в самом деле загадочная личность… Ну ты скажи, где он ее откопал? Ей-Богу, в каком-нибудь подземелье выколдовал!
— Да брось ты — в подземелье! Может, в эскорт-агентстве нанял, с него станется. Он на всех плевать хотел, кого угодно сюда притащит и не поморщится.
— Может и так. Молчит она, во всяком случае, как выдрессированная. И правильно, между прочим. Вон, Гришка Розенбург завел себе хохлушку… Видела? Красоты девка неописуемой, жопа как у Мэрилин Монро, а рот откроет, сразу «шо?», «дак же ж» — ухохочешься. Он ей преподавателя сценической речи нанял, надеется хоть немного очеловечить.
— Эта вроде бы на хохлушку не похожа…
— Да, эту черт разберет, на кого она похожа. Ну Кобольд, ну дает! Неделю назад у него бабы не было, я тебе клянусь.
— Неделю! Чему ты тогда удивляешься? За неделю можно семь баб поменять, не то что одну найти.
— Вообще-то да, но он же интроверт.
Женщины у Лолы за спиной хотя и говорили негромко, но явно не слишком беспокоились о том, что она может их услышать. Их голоса если и не жгли ей спину, то все-таки пробегали по позвоночнику неприятными мурашками.
«И как они вообще догадались, что это он меня привел?» — сердито подумала она.
Сердилась она не случайно. Конечно, догадаться о том, кто именно привел ее на тусовку, было нетрудно, но так же нетрудно было понять, что этот мужчина не слишком дорожит ее обществом. Роман то беседовал с какими-то людьми, которым не считал нужным ее представлять — он вообще никому ее не представил, и Лола не знала, как ей к этому относиться: может, это считается правильным, ведь здесь все друг с другом знакомы? — то, отвернувшись, коротко разговаривал по телефону. А если и стоял рядом с ней, то обращал на нее не больше внимания, чем на всех остальных участников этого немноголюдного, но довольно шумного сборища.
Единственное, чему можно было порадоваться, это правильно выбранному платью. Как только Лола вошла в небольшое строение, похожее на черно-белый кубик, сложенный из спичек, она сразу поняла, как глупо выглядела бы, вздумай вырядиться в вечерний туалет. То,
Лола отошла подальше от обсуждавших ее дам, с трудом преодолев соблазн обернуться, чтобы рассмотреть, кто позволяет себе такие разговоры. Или чтобы по выражению их лиц понять, что такие разговоры — это здесь совершенно обычное дело.
— Скучаешь?
Кажется, Роман обратился к ней впервые за целый вечер.
— Нет. Почему ты решил?
— Потому что веселье на твоем лице как-то не читается.
— По-твоему, я способна только на веселье или скуку?
— У меня еще не сложилось определенного мнения о том, на что ты способна, — усмехнулся он. — Пока я вижу, что ты похожа на кого угодно, только не на таджикскую погорелицу.
— Ты видел много таджикских погорелиц?
— Не знаю, погорелиц или нет, но на ваших баб я за последнюю неделю нагляделся. Пока у вас там был, — пояснил Роман. — В глазах либо вековая униженная льстивость, либо униженная тупость такой же длительности. А ты похожа на внучку восточного шейха.
— Почему на внучку? — удивилась Лола.
— Ну, или на правнучку. Во всяком случае, выглядишь так, как будто от восточного шейха тебя отделяет как минимум одно поколение, родившееся и прожившее жизнь в Англии. И наблюдаешь ты за всеми, как хорошо воспитанная аристократка наблюдала бы за гулянкой горничных и шоферов: вид невозмутимый, но явно ждешь, когда все это убожество закончится.
Лола ждала, когда все это закончится, только оттого, что чувствовала себя в этой компании крайне неуютно. И совсем не по причине своего особого аристократизма, а ровно наоборот — потому что ей было тоскливо и неловко среди этих уверенных в себе, абсолютно раскованных людей, и неловкость была такой сильной, что немели ноги и плечи.
— Ты плохо разглядел восточных женщин, — сказала она; ей не хотелось, чтобы Роман догадался о ее скованности и тоске. — Тебе, наверное, показывали только старших жен секретарей обкомов. Или как они теперь называются — бизнесмены?
— Возможно. Во всяком случае, у меня не возникло желания приобрести которую-нибудь из этих дам в личное пользование. Я даже решил, что все эти истории про какие-то там гаремные жемчужины — просто восточные байки. Но. как выяснилось, ошибся.
— Ты уже прояснил мою ситуацию? Или все еще опасаешься, что меня подослали враги?
Роман ничего не ответил. Лола не поняла, что означает его молчание — что она прошла проверку или наоборот? Но переспрашивать не стала.
— Кобольд, а ведь правильно я всегда и всем говорю, что ты тщеславная сволочь! — вдруг услышала она. — Привел такую бабу и молчишь. Интриган хренов!