Антология реалистической феноменологии
Шрифт:
Итак, во-первых, совершенно исключено, что ступени относительности предметов можно сводить просто к различиям адекватности и соответствующим им различиям полноты, в которых был бы дан абсолютный предмет; или же наоборот, определять предмет более богатой полноты как такой, который в градации ступеней относительности предметов находится ближе к абсолютному предмету. Скорее, оба масштаба познания – совершенно независимые переменные; и только в самоданности абсолютный предмет и полная адекватность данности совпадают. Таким образом, некий относительный предмет, который, как, например, предмет навязчивой идеи или галлюцинации относителен только к одному индивиду, в принципе может пройти все степени адекватности и присутствовать в настоящем со всеми степенями полноты. [206] Галлюцинирующий индивид может обращать внимание то на одну, то на другую черту галлюцинируемого стула, с большей или меньшей полнотой иметь его в своем созерцании, с помощью зрения и осязания может глубже или поверхностнее проникать в принадлежащие ему аспекты «визуальная вещь» и «осязаемая вещь». И так – на всех ступенях относительности и для всех материальных видов
206
Вплоть до самоданности, при которой ситуация «в галлюцинации мне дан этот предмет» со всей ее полнотой данных в созерцании признаков становится тотальным предметом. Тогда этот предмет – целиком «абсолютный предмет».
Несмотря на эту независимость вариации предметов по полноте и по ступени относительности наличного бытия, полнота и относительность все же связаны друг с другом в ином аспекте. Конечно, относительность наличного бытия как таковая ничего нового не дает; ведь она в конечном счете – только селекция из феноменального содержания абсолютных предметов. Так, окружающие миры различных видов живых существ, в том числе и человеческий окружающий мир, следует мыслить как части, содержащиеся в абсолютном мире, если они мыслятся как феноменологически полностью редуцированные. Все они представляют собой области-выборки из феноменологически редуцированного мира. Поэтому можно сказать: каждая ступень относительности наличного бытия предмета в сравнении с меньшей относительностью того же предмета содержит меньшую полноту – как всего мира, так и вещи в мире; и любое познание более относительного предмета есть менее адекватное познание мира, чем познание менее относительного предмета, находящегося ближе к абсолютному предмету. Поэтому вся иерархия относительности наличного бытия может быть редуцирована к различиям адекватности и соответствующим им различиям полноты познания мира и самой полноты мира. [207]
207
Полнота предмета не может быть редуцирована к числу наблюдений за ним, скорее, содержание и число этих наблюдений целиком зависят от полноты, с которой он дан. Тем более полнота не может быть сведена к ощущениям от предмета. Скорее полнота, с которой дана, например, некая конкретная телесная вещь вообще, со-определяет и то, какова будет степень полноты принадлежащих ей аспектов: «визуальная вещь», «осязаемая вещь», «акустическая вещь» и т. д. И в соответствии с этой полнотой видение и слышание вещи (или процесса), со своей стороны, опять-таки могут быть более или менее адекватными, причем на основе одних и тех же ощущений.
Столь же независимы адекватность и неадекватность познания от истины и ложности (и тем более – от «правильности») суждения, выносимого по поводу предмета. Невозможно градуировать противоположность истинного и ложного (ведь она – абсолютна), как это пытался сделать Спиноза, нельзя отождествлять истинное познание с адекватным, а ложное – с неадекватным. Ибо ясно, что любая величина адекватности познания и полноты предмета может быть соединена как с истинным, так и с ложным суждением. Суждение выносится не по поводу данности предмета, но по поводу его самого со всеми его признаками. Только в случае самоданности он не только истинно, но и очевидно истинно. В иных случаях оно может быть и ложным, причем при сколь угодно высокой степени адекватности. И наоборот, суждение может быть истинным, хотя предмет наличен для нас как только полагаемый и совершенно пустой, ненаполненный. Результаты операций, которые проводит счетная машина, столь же «истинны», как и суждение человека, которое выносится на основании его подсчетов. Но это еще отнюдь не дает оснований сводить рост адекватности познания предмета к накоплению истинный суждений о нем, как это, по-видимому, делают последователи критицизма. Можно лишь сказать, что более адекватное познание предмета и соответствующая ему большая полнота предмета дает больше поводов как для истинных, так и для ложных суждений, соответственно, можно сказать, что по поводу более полного предмета «имеется» (es gibt) большее число истинных и ложных «предложений в себе» (в смысле Больцано).
Вряд ли нужно говорить о том, что истинность и ложность не имеют ничего общего и со ступенью относительности (бытия) предмета. Галлюцинирующий, который предметом своей галлюцинации имеет коричневый стул и допускает о нем суждение «этот стул – желтый» или же подводит его под понятие «стол», допускает тем самым ложное суждение, и напротив, он будет судить истинно, если скажет: «этот стул – коричневый» или «это стул». Ибо хотя в каждом суждении и полагается существование предмета, т. е. его субъекта, в нем, тем не менее, отнюдь не полагается ступень относительности его наличного бытия. Кто может сомневаться, что в каком-либо исследовании по мифологии работе о Зевсе и Апполоне могут высказываться как истинные, так и ложные суждения? И точно так же само собой разумеется, что о предметах естественного мировосприятия, которые относительны к человеческой организации, с одинаковым успехом можно выносить как ложные, так и истинные суждения, точно так же, как и о предметах физической науки, которые к ней не относительны. Тот, кто говорит: «солнце уже взошло», в то время, как оно еще не взошло, высказывает ложное суждение, – и он высказывает истинное суждение, если говорит, что оно не взошло. Тем не менее, в мире науки со времени Коперника уже нет никакого солнца, которое бы всходило и садилось, есть только вращение земного шара вокруг своей оси. И сколь же абсурдным было бы утверждение, что смысл слов «истинно» и «ложно» можно прояснить, только исходя из науки, ее предметов и методов!
Отсюда ясно также: если у нас есть противоречащие друг другу предложения формы А=В, А=не-В, то одно из них должно быть ложным только при условии, что А в обоих предложениях обозначает предмет одной и той же ступени относительности наличного бытия. Иначе оба предложения могут быть и «истинными», и «ложными», причем закон противоречия и лежащая в его основе сущностная связь – несовместимость бытия и небытия какого-либо предмета – тем самым отнюдь не нарушается. Это – аксиома, которая имеет величайшую значимость для теории познания и которую верно применял уже Кант в своих антиномиях.
Итак, предположение о том, что предмет А находится на ступени относительности наличного бытия R, в то время как фактически он находится на некой – также данной – ступени R-1 или R+1 (причем «+» означает большую, а «-» – меньшую относительность наличного бытия) мы будем называть метафизическим заблуждением: всякое предположение о том, что нечто дано само, в то время как оно дано неадекватно – теоретика познавательным заблуждением; всякое же предположение, что некий предмет А дан с той же полнотой, что и совместно с ним данный предмет В, который, однако, дан с меньшей или с большей полнотой, – обычным заблуждением.
Всю сферу заблуждений мы, однако, противопоставляем сфере возможных ошибок, которые возникают только в среде отношений между суждениями и положениями вещей. Напротив, заблуждение всегда связано с тем способом, каким положения вещей являют себя как данные.
Тут следует заметить: суждения «истинны» в полном смысле слова только тогда, когда 1. нет никакого заблуждения в отношении их предмета; 2. полагаемое ими положение вещей существует; 3. они «правильны», т. е. в них соблюдаются законы формальной логики. И они «ложны», если какое-либо – все равно какое – из этих трех условий в них не соблюдено. Лишь при невыполнении двух последних условий мы имеем право осмысленно говорить об «ошибке», а именно – о материальной ошибке в первом случае, и о формальной ошибке — во втором случае. Суждение и соответствующее ему «предложение» может быть ложным как на основании ошибки, так и на основании заблуждения. Но заблуждение никогда не может основываться на ложности предложения или на ошибке и не может быть устранено с помощью познания ошибки и познания ложности предложения. Все заблуждения в этом смысле прелогичны, и совершенно независимы от сферы суждений и предложений. Но в некотором смысле всякая ложность основывается на заблуждении, а всякая истина, даже та истина, что есть «истина» – на усмотрении, всякая же ошибка основывается на заблуждении: а именно, на том заблуждении, когда мы думаем, что полагаемое в суждении положение вещей существует, в то время как оно не существует (материальная ошибка), или на том заблуждении, когда мы думаем, что неправильное суждение правильно (формальная ошибка).
Только «обычные заблуждения» по поводу относительной неадекватности ведут, как показано выше, к ложным суждениям. Метафизические заблуждения – например, предположение, что предметы механической физики суть абсолютные предметы – не влияют на истину и правильность предложений этой науки, в том смысле, что даже если заблуждение обнаружено, менять их логическое содержание все же нет никакой необходимости. В физическом плане все остается неизменным, какую бы ступень абсолютности ни приписал физик своему предмету, думает ли он, например (по милому сравнению Пуанкаре), что и для Бога мир – это бильярдная партия, или рассматривает ли он (что является не меньшим заблуждением), как Э. Мах, свои предметы как чистые символы, применяемые с целью упрощения комплексов ощущений. Поэтому представитель позитивной науки может радоваться полной независимости своих результатов от философских споров. Но ему не следует забывать и того, что истина его положений в пределах ступени относительности его предметов, по поводу которой [ступени] он заблуждается, не устраняет его фундаментального заблуждения по поводу мира – и что со всей своей истиной и согласованностью своей науки он, в принципе, не отличается от галлюцинирующего, который в пределах своего мира-галлюцинации выносит истинные и правильные суждения. Можно быть колоссальным ученым – и все же полной противоположностью мудреца, то есть философским дураком. Поэтому мы должны сказать: все предложения такого физика метафизически ложны, пусть даже научно они полностью истинны. Даже сама его «наука» в той познавательной функции, которой он ее наделяет, есть ложная наука и станет истинной наукой только благодаря устранению указанного заблуждения.
С другой стороны, всякая материальная ошибка сама основывается на метафизическом заблуждении, будто полагаемое положение вещей существует на той ступени относительности предметов, с которой фактически имеет дело судящий – безразлично, знает ли он ее как таковую или нет. Ведь все положения им суть в смысле бытия полагаемого, в том числе и положение вещей в самом заблуждении; однако не все «существуют». И только их «существование» (их бытие и небытие несовместимо только в пределах единства одной и той же ступени относительности, безразлично какой) обеспечивает материальную истинность суждения. Таким образом, то заблуждение, когда в суждении полагают некое положение вещей, которое «есть» и положено как находящееся на той ступени бытия, которую имеют перед духовным взором, в то время как оно находится на другой ступени, именно это заблуждение фундирует всякую материальную ошибку.
Наконец, ошибка в формальном смысле основывается на некоторого рода теоретико-познавательном заблуждении. Поскольку соблюдение логических принципов и положений во всех понятиях, суждениях и умозаключениях есть независимое от материальной истины условие истинности соответствующих предложений вообще, то эти принципы и положения не могут быть названы «истинными» в том же смысле, в каком их существование есть условие истинных суждений, а их соблюдение в мышлении – условие правильности суждения. И все же они «истинны» в простом смысле этого слова – в том смысле, который предшествует разделению материальной истины предложения (=существование полагаемого им положения вещей) и правильности (=соблюдения положений чистой логики во всех единицах соответствующих логических структур): они «очевидно истинны», т. е. так, что их истина дана в них самих.