Антология сатиры и юмора России XX века. Том 17

Губерман Игорь Миронович

Выплескивая песни, звуки, вздохи, затворники, певцы и трубачи — такие же участники эпохи, как судьи, прокуроры, палачи. Российской власти цвет и знать так на свободе воскипели, что стали с пылом продавать все, что евреи не успели. Этот трактор в обличье мужчины тоже носит в себе благодать; человек совершенней машины, ибо сам себя может

продать. Кто сладко делает кулич, принадлежит к особой касте, и все умельцы брить и стричь легко стригут при всякой власти. Конечно, это горько и обидно, однако долгой жизни под конец мне стало совершенно очевидно, что люди происходят от овец. Смотреть на мир наш объективно, как бы из дальней горной рощи — хотя не менее противно, но безболезненней и проще. Надеюсь я коллег не раню, сказав о нашей безнадежности, поскольку Пушкин слушал няню, а мы — подонков разной сложности. Наш век настолько прихотливо свернул обычный ход истории, что, очевидно, музу Клио потрахал бес фантасмагории. Возложить о России заботу всей России на Бога охота, чтоб оставить на Бога работу из болота тащить бегемота. Все споры вспыхнули опять и вновь текут, кипя напрасно; умом Россию не понять, а чем понять — опять не ясно. Наших будней мелкие мытарства, прихоти и крахи своеволия — горше, чем печали государства, а цивилизации — тем более. Хоть очень разны наши страсти, но сильно схожи ожидания, и вождь того же ждет от власти, что ждет любовник от свидания. Когда кипят разбой и блядство и бьются грязные с нечистыми, я грустно думаю про братство, воспетое идеалистами. Опасностей, пожаров и буранов забыть уже не может ветеран; любимая услада ветеранов — чесание давно заживших ран. История бросками и рывками эпохи вытрясает с потрохами, и то, что затевало жить веками, внезапно порастает лопухами. Есть в речах политиков унылых много и воды и аргументов, только я никак понять не в силах, чем кастраты лучше импотентов. Всюду запах алчности неистов, мечемся, на гонку век ухлопав; о, как я люблю идеалистов, олухов, растяп и остолопов! За раздор со временем лихим и за годы в лагере на нарах долго сохраняется сухим порох в наших перечницах старых. Эпоха нас то злит, то восхищает, кипучи наши ярость и экстаз, и все это бесстрастно поглощает истории холодный унитаз. Мы сделали изрядно много, пока по жизни колбасились, чтобы и в будущем до Бога мольбы и стоны доносились. России вновь дают кредит, поскольку все течет, а кто немножко был убит — они уже не в счет. Густы в России перемены, но чуда нет еще покуда: растут у многих партий члены, а с головами очень худо. Русское грядущее прекрасно, путь России тяжек, но высок; мы в гавне варились не напрасно, жалко, что впитали этот сок.

ПОСКОЛЬКУ ИСТИНА — В ВИНЕ

ТО ЧАСТЬ ЕЕ УЖЕ ВО МНЕ

Когда пивные сдвинув кружки мы славим жизни шевеление, то смотрят с ревностью подружки на наших лиц одушевление. Совместное и в меру возлияние не только от любви не отвращает, но каждое любовное слияние весьма своей игрой обогащает. Любви горенье нам дано и страсти жаркие причуды, чтобы холодное вино текло в нагретые сосуды. Да, мне умерить пыл и прыть пора уже давно: я пить не брошу, но курить не брошу все равно. Себя я пьянством не разрушу, ибо при знании предела напитки льются прямо в душу, оздоровляя этим тело. Дух мой растревожить невозможно денежным смутительным угаром, я интеллигентен безнадежно, я употребляюсь только даром. Когда к тебе приходит некто, духовной жаждою томим, для утоленья интеллекта распей бутылку молча с ним. Цветок и садовник в едином лице, я рюмке приветно киваю и, чтобы цветок не увял в подлеце, себя изнутри поливаю.