Антология сатиры и юмора России XX века. Том 17

Губерман Игорь Миронович

Не знаю выше интереса, чем вечных слов исполнить гамму и вывести на путь прогресса замшело нравственную даму. В дела интимные, двуспальные партийный дух закрался тоже: есть дамы столь принципиальные, что со врага берут дороже. Петух ведет себя павлином, от индюка в нем дух и спесь, он как орел с умом куриным, но куры любят эту смесь. Подушку

мнет во мраке ночи, вертясь, как зяблик на суку, и замуж выплеснуться хочет девица в собственном соку. Какие дамы нам не раз шептали: «Дорогой! Конечно, да! Но не сейчас, не здесь и не с тобой!» За тем из рая нас изгнали, чтоб на земле, а не в утопии плодили мы в оригинале свои божественные копии. Семья, являясь жизни главной школой, изучена сама довольно слабо, семья бывает даже однополой, когда себя мужик ведет как баба. Увы, но верная жена, избегнув низменной пучины, всегда слегка раздражена или уныла без причины. Чтобы души своей безбрежность художник выразил сполна. нужны две мелочи: прилежность и работящая жена. Логикой жену не победить, будет лишь кипеть она и злиться; чтобы бабу переубедить, надо с ней немедля согласиться. А та, с кем спала вся округа, не успевая вынимать, была прилежная супруга и добродетельная мать. В семье мужик обычно первый бывает хворостью сражен, у бедных вдов сохранней нервы, ибо у женщин нету жен. Глаза еще скользят по женской талии, а мысли очень странные плывут: что я уже вот-вот куплю сандалии, которые меня переживут.

НАШ ДУХ БЫВАЕТ В ЖИЗНИ

ИСКУШЕН

НЕ РАНЬШЕ, ЧЕМ НЕВИННОСТИ ЛИШЕН

С возрастом яснеет божий мир, делается больно и обидно. ибо жизнь изношена до дыр и сквозь них былое наше видно. Я плавал в море, знаю сушу, я видел свет и трогал тьму; не грех уродует нам душу, а вожделение к нему. Размазни, разгильдяи, тетери — безусловно любезны Творцу: их уроны, утраты, потери им

на пользу идут и к лицу. Нрав у Творца, конечно, крут, но полон блага дух Господний, и нас не он обрек на труд, а педагог из преисподней. Три фрукта варятся в компоте, где плещет жизни кутерьма: судьба души, фортуна плоти и приключения ума. Недюжинного юмора запас использовав на замыслы лихие, Бог вылепил Вселенную и нас из хаоса, абсурда и стихии. Я жил во тьме и мгле, потом я к свету вышел; нет рая на земле, но рая нет и выше. Живешь, покоем дорожа, путь безупречен, прям и прост… Под хвост попавшая вожжа пускает все коту под хвост. Мой разум точат будничные хлопоты, долги над головой густеют грозно, а в душу тихо ангел шепчет: жопа ты, что к этому относишься серьезно. Я врос и вжился в роль балды, а те, кто был меня умней, едят червивые плоды змеиной мудрости своей. Чуя близость печальных превратностей, дух живой выцветает и вянет; если ждать от судьбы неприятностей, то судьба никогда не обманет. Забавен наш пожизненный удел — расписывать свой день и даже час, как если бы теченье наших дел действительно зависело от нас. Хотя еще Творца не знаю лично, но верю я, что есть и был такой: все сделать так смешно и так трагично возможно лишь божественной рукой. Молитва и брань одновременно в живое сплетаются слово, высокое с низким беременно все время одно от другого. Под осень чуть не с каждого сука, окрестности брезгливо озирая, глядят на нас вороны свысока, за труд и суету нас презирая. Товарищ, верь: взойдет она, и будет свет в небесной выси; какое счастье, что луна от человеков не зависит! С азартом жить на свете так опасно, любые так рискованны пути, что понял я однажды очень ясно: живым из этой жизни — не уйти. Решит, конечно, высшая инстанция — куда я после смерти попаду, но книги — безусловная квитанция на личную в аду сковороду.