Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 51. Марк Розовский
Шрифт:
«Сичас выпить ба!» — сладко думалось Володьке, но сукин сын щенок не продавался уже четвертый час, отчего голубая мечта оставалась того же цвета. Денег на выпивку у Володьки не было ни шиша. От пустого ожидания Володька ерзал, сидя на каком-то драном рыночном ящике, и мотал глазами в разные стороны в надежде усмотреть возможного случайного покупателя.
— Ты чё нервичаешь? — спросила Володьку бабка с мужским именем Парфен, продававшая рядом огурцы, семечки, репу и газеты за февраль 1949 года — на завертку. —
— Не покупают! — пожаловался Володька бабке. — Не идет товар.
— Кутоть, — уверенно сказала бабка Парфен. — Жди!
И действительно, не успел Володька еще раз оглянуться, как около него остановилась женщина-покупательница.
— Почем будет собака? — строго спросила она Володьку.
Но Володька, который сразу почувствовал, что ему везет, решил не сразу объявить цену.
— Полтора месяца, — сказал он. — Чудо, а не кобелек.
— Значит, еще пысается! — Женщина дружелюбно потрогала щенка за ушами.
— Трешник, — торопливо объявил Володька, обидевшись за щенка, — ас утра за пятерку отдавал!
— Почему же сбавил? — с прежней строгостью спросила женщина.
— Щенок — старше, цена — дешевле! — обленил Володька, но женщина не улыбнулась, не купила щенка, отошла.
Примерно через полтора часа, когда Володька совсем продрог и грелся своим ледяным, тоскливым до пойла животом о горячее тело щенка, подошел следующий покупатель — мужчина вредного интеллигентного вида.
— Сколько? — спросил он.
— Рупь, — быстро ответствовал Володька. — С утра трешник просил.
— Хорошо, — сказал интеллигент и полез в карман за бумажником. — Это какая порода?
— Доберман-сеттер, — не моргнув, ляпнул Володька и тут же понял, что продешевил. За такую породу можно было бы взять и подороже!
— Что-то я не слышал такой породы. Родословная у него есть?
— Чего? — не понял Володька.
— Ну, родители кто?.. Папа с мамой?
— Я его родитель, — сказал Володька простодушно. — Я ему и папа и мама!
— Понятно, — сказал интеллигент, оставляя рубль в бумажнике. — Ну, а бабушка с дедушкой тогда у него кто?
— Бабушка у него из Австралии, а дедушка проживает в Балашихе, с Курского вокзала. Между прочим, медалисты. Оба-два!
— Непонятно, — сказал интеллигент. — Почему ж они на таком расстоянии друг от друга живут? Почему в такой разлуке?
— Жизнь раскидала! — беспечно ответил Володька.
— Нет, пожалуй, я не возьму… Передумал… Мне нужен породистый пес.
— Ах, ты… — Володька хотел было выругаться, но не сумел: щенок вдруг заскулил и посмотрел на него грустными своими пуговичными глазами.
Мужчина ушел, унося с собой через ворота рынка в бесконечность желанный рубль.
Бабка Парфен убрала с прилавка свою репу с семечками и огурцами, причесалась, на вырученные от продажи газет деньги выпила газировки из автомата и походкой царицы ушла с рынка. Дождь перестал накрапывать, понимая, видно, что рабочий день рынка кончается. Володька сидел понуро, без всяких надежд.
Вдруг на уже почти пустом рынке стремительно появилась юная влюбленная парочка. Парень шел браво, в распахнутом настежь пальто, под которым сверкал дорогой, сшитый по моде костюм-тройка и галстук-киска, шел молодцевато, нагло, словно хозяин всей этой рыночной кутерьмы, а девчонка, крошка-канашка, еле поспевала за ним…
— Мужик, продаешь бобика? — спросил парень, показывая Володьке стальные зубы.
— А ты не видишь? — огрызнулся Володька.
— Марина, хочешь бобика?.. Давай купим, а?.. В квартиру нашу новую?
— Зачем?
— Для мебели.
— Не сходи с ума, Гена. Мы же за грушами пришли! — Марина потянула своего Гену за рукав.
— Груш нет. Есть бобик. Он к нашим обоям по цвету подходит. И забава тебе будет не хуже телевизора.
— Не хочу я бобика. Я груш хочу.
— Груш я тебе еще сто кило куплю. Я тебя грушами закидаю. А вот этого бобика…
— Сначала купи груш, а насчет бобика поговорим в следующий раз! — твердо сказала Марина.
— Марина! Ты моя жена второй месяц, а уже командуешь.
— Гена! Ты второй месяц как мой муж, я все это время прошу тебя как человека: купи мне груш, купи мне груш, а ты мне суешь какого-то бобика.
— Муж-муж! — сказал Гена с горечью. — Объелся груш!
— В том-то и дело, что не объелся! — поправила Марина не без ехидства.
— Мужик! — снова обратился парень к Володьке. — Так мы у тебя этого бобика купим.
— Покупай скорей. — мирно попросил Володька. — Мне еще до семи надо успеть.
— Успеешь. Сначала цену назови.
— Десять рублей, — ляпнул Володька, но что-то изнутри ему подсказывало: какую бы цену он сейчас ни назвал, дело будет сделано.
Марина ахнула. Гена на нее цыкнул.
— А это мальчик или девочка? — поинтересовался Гена.
— А вам кого больше хочется? — спросил игриво Володька, желая, в общем-то, потрафить покупателям и не ожидая вовсе, к чему приведет эта его шутка.
— Ему вообще детей не хочется, — вмешалась Марина. — Он в этом не понимает ничего.
— Ты много в детях понимаешь! — крикнул Гена довольно громко, так, что воробьи слетели с прилавка. — Когда я до свадьбы до нашей просил тебя не делать ЭТОГО, а ты сделала, — ответь, ну, ответь сейчас, зачем ты ЭТО сделала?!
— Нашел, урод, где отношения выяснять — на базаре, при мужике постороннем и при каком-то бобике!
— Кто урод? Я урод? — Гена рассвирепел окончательно. — Да ты на себя посмотри!.. У меня таких баб, как ты, месяц назад было навалом! Вагон и маленькая тележке!