Антология советского детектива-42. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Кася постояла несколько минут, потом недовольно поморщила лоб: сколько можно ждать! Тут подскочил Колчин и стал усаживать ее в машину.
Встреча «заочников» не состоялась. «Козел» помчал Касю домой, в город, а бойцы стали собираться в наряд.
Басков покорно выслушивал упреки друга. Да, глупо получилось. Он сам корил себя. Как знать, когда он теперь увидит Касю!..
На этот раз Баскову и Стаху довелось идти вместе. Им достался самый дальний рубеж и самый трудный — на правом фланге заставы, — там, где граница отдаляется от реки и взбирается ввысь, по хребту.
Басков всё чаще смахивал со лба капли
Если бы Ковалев увидел сейчас Баскова, он заметил бы в облике молодого солдата много нового.
Это был уже не тот Басков, который хватался за перильце вышки, испугавшись высоты. Минули два месяца службы на заставе. Кожа на его лице погрубела от ветра, потемнела от солнца, весь он выглядел взрослее и даже как будто немного раздался в плечах. Он уже давно освоился с вышкой, — теперь он поднимался по гудящим брускам-ступеням спокойно, как по лестнице своего дома, и очень любил стоять с биноклем на платформе, словно плывущей над лесом. Свыкся он и с горной тропой. Сейчас он уверенно шагал по таким местам, которые, бывало, издали казались ему неприступными.
Как трудно, как страшно было проходить здесь первый раз! Тогда с ним был начальник заставы. Он знакомил новичка с местностью. С тех пор Басков ходил по крутой тропе, на правый фланг, много раз, часто в кромешной ночной темноте, и камни на тропе, выступы, спасительные ветви над головой знал наперечет, ощущал их тем особым чутьем, какое вырабатывается у человека в горах.
Маконин немало занимался с Басковым. Басков был слабее других, — ему надо было нагонять. Басков учился читать следы человека и зверя на распаханной полосе, на траве или на глинистом откосе. Учился передвигаться по лесу быстро, незаметно и без шума. Маконин — уроженец карельских лесов — особенно любил эти упражнения. Он сам показывал пример солдатам и затем, ловко выскользнув из чащи, приказывал Баскову: «А теперь вы! Попробуйте пройти так же!» И эта задача представлялась Баскову сперва невыполнимой, а потом всё проще…
Но нет, похвастаться большими успехами он не мог. В суровой школе пограничной службы он одолевал лишь азы, он еще не достиг мастерства, еще завидовал Стаху.
Вот и сейчас — Басков не мог не видеть этого — Стах взбирается куда ловчее по круче, движений делает меньше, но зато они хорошо рассчитаны, точны.
Внезапно слух Баскова уловил странный звук. Он родился где-то наверху, нарастал, приближался, точно порыв ветра, но громче, грознее.
— Обвал! — крикнул Стах, и голос его потонул в грохоте, заполнившем склон.
В том месте, где поднимались бойцы, тропу пересекала каменистая ложбина. Камни, срывавшиеся с вершин, давно вымостили ее сплошным серым покровом. Сейчас новый камнепад устремился по этому проторенному пути.
Как быть в таких случаях, Басков знал. Надо укрыться — встать за ствол дерева, за скалу или лечь под бугорком. Скала — вот, в двух-трех шагах. Басков увидел ее, — серебристо-серую, с ломаной темной жилкой, нависшую над
Удар, острая боль и темнота. Липкая темнота, затопившая всё.
Стах застыл в ужасе. Он уже не мог помочь товарищу. Басков летел вниз, ломая кустарник, покрывавший почти отвесный склон. Раз или два ремень автомата зацепился за сучок, но только замедлил падение. Яблоня треснула и со свистом выгнулась, хлестнув по соседним деревцам. Басков растянулся на траве, на самом дне ложбины. На голове его и на лице выступила кровь.
«Оглушен? Мертв?» — Стаха бросило в холод. Он не задумываясь кинулся бы вниз. Съехал бы на спине, ломая руками и ногами кусты, пни, торчащие камни, — так, как он сделал в прошлом году, когда надо было перерезать путь нарушителю. Да, кинулся бы… Но сейчас он не мог так поступить, хотя всем существом своим рвался туда, к неподвижно лежавшему Баскову.
Сейчас Баскова и Стаха разделяла граница. Там, на дне лощины, росла такая же трава, так же шелестели деревья, но там была чужая земля и ступить туда, покинуть свою землю Стах не мог, не имел права…
Мгновение он колебался… Совсем близко, но тоже за чертой границы, колыхалась на ветвях пилотка Баскова, алела крохотная звездочка. Сердце Стаха сжималось. А что если всё-таки броситься туда, нарушить рубеж? Никто, может, и не заметит! Однако как подняться с Басковым назад? Немыслимо!
Еще более жестокое испытание ожидало Стаха. Вокруг Баскова появились, словно выросли внезапно в чащах, в расщелинах, человеческие фигуры. Подняли солдата. Стах увидел, как повисла голова Баскова и часто закапала кровь. Ремень автомата сам сполз с плеча сержанта. Он знал, что стрелять туда, за рубеж, ни в коем случае нельзя, но терял власть над собой. И, наверное, не запрет помешал Стаху дать очередь из автомата, который словно накалился и жег ему пальцы, а то, что чужие солдаты в тот же миг скрылись за листвой и солнечная прогалина, где только что лежал Басков, глянула на сержанта страшной, леденящей пустотой.
…Басков провел в забытьи около часа.
Очнувшись, он увидел незнакомую стену с трещинами по серой глиняной обмазке. Вместо потолка — свод, уходивший в темноту, пучки свесившейся соломы.
И под ним была солома. Она зашуршала, когда он пошевелился. Тотчас врезалась в голову острая боль. Сначала она гнездилась где-то повыше виска, а сейчас волной прошла по всему телу.
Первое, что возникло в памяти, была скала, серая с прожилкой скала, за которой он хотел укрыться от удара. Что же было потом? Память Баскова оживала медленно. Он упал, схватился за что-то, сорвался…
А Стах? Где Стах? Они же были вдвоем. Стах, видно, и принес его сюда. Здесь не застава, нет… Что-то вроде сарая. На заставе вообще нет таких построек.
— Сержант! — слабо позвал он.
Никто не ответил ему. Значит, Стах оставил его тут и сейчас вернется с кем-нибудь и с носилками.
Какое-то красноватое пятно выступило впереди. Кружка. Да, кружка на грубом столе из толстых, темных досок, у стены. А сверху — зеленое пятно. Плакат. Свет из маленького, зарешеченного оконца падал в сторону, на железную печурку, и Басков разглядел ее не сразу. На плакате — человек в черном костюме, с галстуком-бабочкой.