Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Вид у него был понурый, глаза слипались, а седоватые баки топорщились, как шерсть на морде кота, которого с позором отогнали от пролитой валерьяны.
Определенно, картежная ночь не принесла ему никакого удовлетворения.
— Милейший! — сипло, без прежней наглой уверенности провозгласил Куплетов. — А вот и вы! А вот и я!.. Смешно!.. Поутру, на заре. — нараспев сказал он и слегка покачнулся. — С добрым утром! Или — спокойной ночи, малыши? У меня — второе. А у вас?
— С добрым утром, с очень добрым. — невнятно пробормотал Невский, ловко, как ему показалось, захлопывая
— Дождь еще идет? — спросил Куплетов, хотя и его пиджак, и его брюки носили явные следы недавнего дождя, причем весьма изрядного.
— Не знаю, я только что встал, — пожал плечами Невский, радуясь, что обнаружилась вдруг подходящая уловка. — Кстати, как там?
Не двигаясь с места, Куплетов устремил испытующий взор в окно.
Этого вполне хватило, чтобы Невский благополучно прикрыл и другую створку шкафа.
— Ну так что же?
— Дождь, проливной. Мерзость, — твердо произнес Куплетов. — Мне видятся струи косые. И, кажется, здорово похолодало.
— Почему вы так решили?
— Хм. Да я же только с улицы! Вот. Прихожу — и застаю. Нехорошо.
Невский внутренне сжался.
Значит, все видел, голубчик, все заметил. Может, и пьяного только разыгрывает из себя?
— Я искал галстук.
— Привет! — хохотнул Куплетов. — С утра пораньше — на банкет?! А меня с собой не хотите взять? У меня есть бабочка! Дамы просто мрут.
Так, подумал с досадой Невский, на галстук не клюнуло. О ноже тогда вообще нет смысла говорить. Но если эдак пойдет и дальше, я уеду отсюда голый! Ничего себе соседушка. Массовик-затейник!..
— А вы? — спросил он, вызывающе и с неприязнью глядя на Куплетова.
— Пардон?
— А вот и не пардон! Вы вчера чем тут занимались? Думаете, я слепой?
— Вчера? — как бы недоумевая, повторил Куплетов. — Да я чехол искал! От инструмента. Я чехол всегда засовываю, чтоб не мельтешил. А потом ищу.
Ну ты поговори-поговори, зло подумал Невский. А я-то еще там, в столовой, высмотрел его, решил: интеллигентное лицо, приятный будет собеседник. Господи, с каким давеча восторгом он заглядывался на мой нож! Ведь все же ясно! Мелкий мошенник, уездный аферистик — даже не аферист!.. Пойти с жалобой в дирекцию? Или куда там у них ходят? Впрочем, это я всегда успею. Подождем еще.
— Ну. ладно, хорошо, замнем, — стараясь, чтобы голос его звучал дружелюбно, сказал Невский. — Это все пустяк. Нам с вами жить здесь да жить.
— Само собой! — с готовностью подхватил Куплетов. — Я своих соседей уважаю. Предлагаю дружбу! — Он протянул руку и, отлепившись от косяка, торжественно вышел на середину комнаты. — А хотите, будем выступать на пару?
— Это как?
— Да чтоб потешней было. Ну, как Ширвиндт и Державин. Или — Винокур с бригадой. Скажешь глупость, а люди смеются. — Куплетов неожиданно погрустнел и, подойдя к своей кровати, тяжело опустился на нее. — Закон эстрады. Вы думаете, отчего у нас такая эстрада глупая? Чтобы зритель себя уважал. Это дело то-онкое!..
— Увы, — вздохнул Невский, притворяя за ним дверь в коридор, затейник из меня никудышный. Не умею по заказу развлекать. Хотя — полезный дар, не спорю,
— Нет, совершенно не гудит, — обиделся Куплетов. — Я ведь только разик вчера — по случаю. Мне пить нельзя.
— Так всегда говорят, — с иронией заметил Невский.
— Но мне действительно — нельзя! Я не шучу. А вот — себя не берегу. Дурной совсем. Вы знаете, милейший, проигрался в прах!
— А вообще чем в жизни занимаетесь? Ну, чем кормились до сих пор?
— Вообще? — уныло повторил Куплетов, разваливаясь на кровати. — А всем понемногу. Был матросом, был токарем, был поваром, был грузчиком, был спекулянтом колбасой, был сутененером — да, представьте, есть такая интересная профессия! — был электромонтером, санитаром в дурдоме, писал босяцкие стишки в многотиражки, работал гримером, шофером, вахтером, шпрехшталлмейстером, официантом. Богатая, насыщенная биография. Как у писателя Максима Горького, к примеру. Знаете такого? Настоящий народный талант. Не иссякает Русь!.. И не иссякнет — это я вам говорю! И что особо радует и удивляет — ни разу в жизни не сидел!..
Невский невольно хмыкнул.
— А сейчас?
— И сейчас не сижу, — с достоинством парировал Куплетов. — Лежу вот на кровати — и о чем-то интересном с вами говорю. А может, и не интересном.
— Почему же? Очень любопытно. Но я все-таки хотел бы знать: где нынче служите?
— Я не служу, милейший, это слово мне претит. С душком каким-то. Я тружусь! Всегда и всюду. Рук не покладая. А сейчас в Доме пионеров кружком руковожу. Наши дети любят выжигать, вот я их и учу. Первые робкие шаги в огромное искусство. Да. И там же, по совместительству, уроки бокса даю. Есть очень шустрые ребята. Родители меня уважают, разных знакомств и связей — куча!..
Куплетов разулся и прикрыл ноги краем одеяла.
— Но здесь-то вы зачем за эти свои фокусы взялись? — не удержался Невский.
— Не могу видеть скучающих людей. У меня и так печенка болит, а как на эти рожи взглянешь — еще хуже. Человек на таком культурном отдыхе звереет, я вам точно говорю. Я почему потешаю? Из жалости. От презрения, если хотите. Не желаю быть таким, как они. Вот вы, к примеру. Шастали вчера весь день с этой девчонкой. В другое время, на службе, стали бы себя так вести? Дали бы себя околпачить?
— Во-первых, никто меня не одурачивал, — сухо произнес Невский. — Не так-то это просто. А во-вторых, откуда вы все это взяли?
— Да ведь, милейший, видно! — Куплетов даже привстал на кровати. — За версту все видно! Что ж, вы полагаете, — кругом одни слепые?
— Вас интересуют сплетни? — с откровенной неприязнью спросил Невский. — И вы им доверяете — вы, презирающий всех тех, кто эти сплетни распускает?! Или, может быть, снисходите до того, чтобы подглядывать самолично?
— По мне — вы хоть со всем санаторием переспите. — Куплетов меланхолично запустил в нос безымянный палец. — Тоже мне, надомник-первооткрыватель!.. Несть вам эдаким числа. Да я о вас забочусь! Подцепить кого-нибудь недолго: не пустыня, слава богу, — санаторий!.. Для того и существует.