Антология современной уральской прозы
Шрифт:
— Отставить, Тейлор, — приказал капитан. — Убивать вы умеете, в этом меня не надо убеждать. Но так вы ничего не добьётесь. Впрочем, я знаю, как развязать ему язык. Килбурн, идите сюда.
Капрал Килбурн подошёл к капитану: тот ему что-то приказал. Капрал, окликнув двух солдат, ушёл со двора. Вскоре они вернулись — солдаты тащили Маданасену. Махарика попытался отвернуться — но Тейлор, наступив ему на голову, не позволил это сделать.
— Смотри, башмачник, узнаёшь? Вижу, что узнал, — самодовольно ухмыльнулся капитан Симонс. — Быть может, теперь ты вспомнишь, где прячется Раджмаратх? А не то твоей возлюбленной будет очень плохо. Похуже, чем
Махарика молчал. С Маданасены сорвали сари. Она попыталась прикрыться — но двое солдат повалили её на спину, силой развели руки и ноги и так прижали к земле, что она не могла шелохнуться. Ее огромный живот чуть вздрагивал — до рождения ребёнка оставались считанные недели.
Капрал Килбурн построил солдат и сам подошёл к Маданасене первым.
Она закричала — пронзительно, хрипло, отчаянно. После третьего женщина уже не кричала — только громкие протяжные стоны вырывались из её горла. Солдаты всё подходили и подходили — их было не меньше двадцати.
Махарика видел и слышал всё, но ни слово, ни даже вздох не сорвались с его разбитых губ. Когда отошёл последний солдат, Маданасена была ещё жива и даже пыталась подняться — но уже не могла.
Лейтенант Барли наклонился над Махарикой и заглянул ему в лицо.
— Бесполезно, сэр. Это совершенно дикая, бесчувственная тварь. С тем же успехом мы могли устроить на его глазах изнасилование свиньи.
— Бесполезно?! — капитана задело: он встал и подошёл к Маданасене. — Смотри, башмачник! — он выхватил саблю: клинок блеснул в воздухе и глубоко вошёл в огромный и уже неподвижный живот несчастной. Хлынула кровь. Симонс подошел к пленнику и присел над ним.
— В своём ли ты уме, Махарика?! Ведь это — Маданасена, твоя жена! Как ты можешь притворяться спокойным?!
Махарика выплюнул кровь и заговорил:
— У меня нет и никогда не было жены.
— Не было?! — со злой насмешкой проговорил Симонс. — Чья тогда кровь на моем клинке? Что это за женщина лежит вон там, с разрубленным животом?
— Это — твоя жена, капитан Симонс.
— Моя? — капитан захохотал, однако крики удивления и ужаса заставили его оборвать смех и обернуться.
На месте Маданасены в той же позе лежала другая женщина. Она была светлокожей и белокурой. Из разрубленного живота хлестала кровь, лезли внутренности, но она была ещё жива. Корчась от невыносимой боли, женщина полными слёз глазами смотрела на Симонса и пыталась что-то сказать.
— Вздор... — бледнея, прохрипел капитан. — Элис... Этого не может быть, Элис в Англии, за тысячи миль отсюда...
В этот момент умирающей наконец удалось справиться с речью, и во внезапной тишине прозвучал её шёпот:
— Дэ-ви...
— Эли!!! — завопил Симоне и бросился к ней. Судорога дикой боли исказила его лицо, он попытался приподнять Элис, сказать ей что-то — но жизнь уже покинула её.
— Это ложь! — отчаянно заорал Симонс, дрожа всем телом. — Элис жива, ты наслал на нас оморочь, проклятый колдун! — он вскочил и, выхватывая клинок, метнулся к пленнику. Но Махарика сказал:
— Капитан Симонс мёртв.
И капитан, взмахнув саблей, рухнул на песок. Больше он не пошевелился.
— Что с вами, сэр?! Да застрелите же его! — лейтенант в замешательстве схватился за пистолет, но вытащить его не успел. Махарика сказал:
— Лейтенант Барли мёртв, — и лейтенант свалился замертво.
— Я цел и невредим, — продолжал Махарика. Следы избиения тотчас сошли с его лица, тела и даже одежды.
— Я силён, как сто слонов. Меня не берут
Уже много-много лет я неподвижно сижу у той самой пещеры, где когда-то убил учителя. Многие приходили ко мне, но ни солнце, ни луна, ни зверь, ни человек не добились от меня малейшего движения глаз. Этот мир не стоит ни взгляда, ни вздоха сожаления, ни, тем более, слова.
Говорят, я давно превратился в камень, но у меня нет желания шевельнуться даже для того, чтобы проверить, так ли это.
1992
КУРИЦЫН Вячеслав Николаевич
Любовь постмодерниста
К 100-летию со дня рождения Фридриха Орфа
Мы не найдём сведений о нём в советских энциклопедиях, хотя само расположение словарных статей позаботилось о том, чтобы оставить место для его имени. Между Орфом Карлом, нем. композитором, и Орфеем, в греч. мифологии фракийским певцом, безусловно должен располагаться Орф (Orff) Фридрих. Карл Орф — его родной брат, что касается Орфея, то и здесь не стоит труда найти параллель, ну кто может быть ближе по духу Фридриху Орфу, чем мифологический герой — изобретатель музыки, услышавший в хаосе бытия возможность и необходимость принципиально нового рода отношений природы и человека? Параллель можно — и нужно — продолжить. Орфей, как известно, спустился в Аид вслед за своей женой Евредикой, и этот легендарный факт судьбы античного прототипа неожиданно, странно и больно отразился и в судьбе Фридриха. Об этом, как и о том, что античность стала для Орфа и ещё одной точкой катастрофы, нам ещё много предстоит говорить.
Почему отечественные энциклопедисты не сочли возможным пожертвовать на Фридриха несколько десятков литер и полграмма типографской краски (хотя парой позиций раньше вовсе не отказали в такой услуге до недавнего времени идеологически ущербному Оруэллу), не совсем понятно. Отношения Ф. Орфа с Россией загадочны и противоречивы, но, во всяком случае, одно время он имел непосредственное отношение к русскому освободительному движению, что, понятно, весьма поощрялось коммунистическими историками, тем более что ни ревизионизмом, ни шумным отступничеством Фридрих себя не запятнал. Тайна, видимо, кроется в неизвестных нам подробностях второго — рокового — контакта России и Орфа. Архивы советских секретных служб по-прежнему немы, и, по чести, мало веры в то, что эти камни заговорят.