Антрацитовое небо

Ландер Екатерина

Секунд тридцать ничего не происходило. Сквозь тонкую стенку я слышала дребезжащую в пустом коридоре музыку. В квартире никого не было. Я снова ощутила поднявшуюся к горлу волну отчаяния, когда дверь дернулась и медленно подалась изнутри на лестничную клетку.

В образовавшемся проеме показалась лохматая со сна фигура отца, щурившегося из тёмной прихожей в подъезд. Было видно, что его выдернули из постели и лег он недавно.

– Опять оставила ключи, а теперь трезвонишь? – проворчал он, впрочем, в недовольстве не было ничего серьезного.

От

поднявшейся внутри радости и облегчения я с визгом бросилась ему на шею, целуя и говоря о том, как сильно его люблю и вообще больше никогда не отпущу его от себя, пусть даже не надеется. Папа, улыбаясь, чуть приостановил мой порыв, снимая с себя. Кажется, он даже выглядел немного смущенным и поэтому переключил внимание на стоявшего рядом Германа.

– Твой новый друг? Здравствуй, – и протянул ему руку.

– Доброе утро. Ладно, Берт, я рад, что у тебя все наладилось. Пока! До свидания! – кивнув отцу на прощание и махнув мне рукой, он торопливо побежал по лестнице вниз.

Папа проводил его задумчивым взглядом.

– Ты где был вчера?! – накинулась я, едва мы вошли в квартиру и закрыли за собой дверь.

С лица отца все еще не сходило странное выражение. Будто он отчаянно пытался что-то вспомнить и не мог. А потом внезапно опомнился.

– Нет, она еще спрашивает. Я пришел домой, тебя нет, ключи на тумбочке, ужин на кухне нетронутый, на звонки не отвечаешь…

«Это я тебе звонила!» – возмущенно вспыхнув, хотела сказать я, но мне не дали шанса.

– У него ты ночевала?!

– У подруги, – соврала я, сбитая с толку, и покраснела до самых ушей. Не убедительно.

– Не обманывай! Ты была у него! И сколько же твоему молодому человеку лет? Девятнадцать? Двадцать? Не слишком ли рано ты стала взрослой?

Я нервно усмехнулась, потупившись на свои ботинки. Конечно, Герман выглядит старше меня не на много, но в этом случае бесполезно говорить про жену и ребенка. Будет еще больший скандал.

– Он не мой молодой человек. И что за дело такое, из-за которого возвращаются домой под утро? – тихо добавила я и, не дожидаясь ответа и не раздеваясь, прошла в нашу комнату.

Стало очень обидно, что меня совершенно не желают выслушать, и не хотелось продолжать разговор.

Я просидела в комнате несколько часов, тупо глядя в угол и дожидаясь, пока схлынет пришедшая взамен радости волна обиды, и успокаивала себя: с папой, по крайней мере, все в порядке и он снова дома. Все хорошо. А позлится – и перестанет. С кем не бывает.

Наконец уговоры возымели действие, и я со вздохом принялась за обычные повседневные дела: перестелила разворошенную кровать, выкинула из сумки учебники, сняла со стула и убрала в шкаф одежду, саму школьную сумку забросила под стол и, включив лампу, села разгребать ворох домашнего задания на следующую неделю.

Нужно разобраться, пока есть время, чтобы потом жилось полегче.

Меня не сильно утруждали задания в школе,

но необходимо было сосредоточиться, а именно это сделать сейчас и не получалось. Над головой постоянно стучало и бухало об потолок, хотя я знала, что нахожусь на последнем этаже и даже чердака никакого под крышей нет. Наверное, так проминался, давя на крышу, накопившийся снег или ветер гнул антенны и сбрасывал сугробы по скату вниз, а оттого казалось, будто сверху что-то постоянно скребется и шуршит.

И еще постоянно горели и зудели ладони. Не больно, но неприятно. Словно не отпуская держишь в руках чашку горячего чая.

К тому моменту, как я закончила делать уроки, было уже около четырех часов дня и на улице постепенно стемнело. Отложив исписанную английскими словами тетрадь, я устало потянулась, вставая из-за стола.

Оставалась математика, в которой мне требовались совет и помощь, поэтому, не откладывая на потом, я тут же позвонила сведущей в этом деле однокласснице, договорилась забежать через полчаса и впервые после ссоры с отцом осторожно приоткрыла дверь и выглянула из комнаты.

В коридоре стоял мягкий полумрак. В кухне теплился на плите забытый чайник, в раковине лежала одна грязная тарелка и вилка. На столе я нашла сковородку с наполовину съеденной яичницей, чистую тарелку и приборы напротив моего места. Стараясь двигаться осторожно и тихо, я переставила сковороду в холодильник и неслышно прошла к папиной мастерской. Сквозь оставленную между стеной и дверью щель просачивался оранжевый луч света. Я осторожно заглянула внутрь.

Отец сидел за столом, спиной ко мне, но не работал, а сосредоточенно перекладывал перед собой непонятные вещи в свете маленькой лампы. На скрип двери он не обернулся, но я угадала, как напряглась под моим взглядом его спина, и сказала негромко, заранее готовясь, что меня не поймут или не станут дослушивать до конца:

– Я искала тебя весь вчерашний вечер. Если хочешь, спроси у соседей, они подтвердят. А ушла только потому, что случайно захлопнула дверь. Один мой знакомый согласился помочь и приютил меня на ночь. Я боялась, что с тобой случилась беда, понимаешь?

Спина не реагировала, оставаясь неподвижной, а я ждала. Наконец, когда пауза начала затягиваться, вздохнула:

– Ладно, я к Таньке Ивановой за математикой. Скоро буду.

Уходя, я так же осторожно прикрыла за собой дверь и, взяв в комнате шубу и учебник, вышла из квартир

Вечером зима все-таки решила вспомнить о своих обязанностях – с неба сыпался искрящийся, рассыпающийся хлопьями снег, щеки покалывало от мороза. Засунув в уши наушники и включив ненавязчивое музыкальное сопровождение, я шла знакомым маршрутом, неспешно размышляя о случившемся за полтора дня.

Странно иногда получается: живешь, общаешься с кем-то, а потом извне неожиданно приходит незнакомый человек, разом расширяя границы исследуемого тобой мира.

Человек-мир. Человек-новая Вселенная.