Антропология революции

Яров Сергей

Авторизованный пер. с англ. Ек. Бут и И. Кукулина

Олег Лекманов

Пятнадцать помет Александра Тинякова

на книге Зинаиды Гиппиус «Последние стихи» (1918)

(К построению читательской истории литературы)

Александру Васильевичу Лаврову

— к его юбилею

1

Если вы закажете в Российской государственной библиотеке «сам<ую> контрреволюционн<ую>» (по автохарактеристике) [230] книгу Зинаиды Гиппиус «Последние стихи. 1914–1918» (Пб., 1918), шифр Р, то на ее обложке, в левом углу, вы обнаружите надпись фиолетовыми чернилами: «т. Чудакову „Известия“». Предположение о том, что этот экземпляр был предназначен для поэта Александра Ивановича Тинякова, печатавшего в пореволюционные годы многочисленные фельетоны и рецензии под псевдонимом Герасим Чудаков

в советской прессе, очень скоро подтвердится: на титульном листе фиолетовыми чернилами выведена владельческая подпись: «Александр Тиняков 20 (7) сентября 1918. Москва»; на последней странице оглавления этим же почерком, но уже карандашом надписано: «21 (8) сентября 1918 г. Орел». По свидетельству самого Тинякова, в 1918–1919 годах он работал в газетах на своей родине, в Орле [231] . Весьма вероятно, что именно по пути из Москвы в Орел Тиняков сделал на книге Гиппиус пятнадцать карандашных помет. Нетрудно догадаться, что он размечал «Последние стихи» для будущей газетной рецензии.

230

См.: «Черные тетради» Зинаиды Гиппиус / Подгот. текста М. М. Павловой. Вступ. статья и примеч. М. М. Павловой и Д. И. Зубарева // Звенья. Исторический альманах. Вып. 2. М.; СПб., 1992. С. 98.

231

Тиняков А. Отрывки из моей биографии // Тиняков А. (Одинокий). Стихотворения. 2-е изд., с испр. и доп. / Подгот. текста, вступ. статья и комментарии Н. А. Богомолова. Томск; М., 2002. С. 16.

Попытка реконструировать текст этой гипотетической рецензии, опираясь на сделанные пометы, будет предпринята в нижеследующей заметке.

Начал Тиняков с мелкой придирки, по-видимому, еще не вполне понимая, что его ожидает впереди. В финальной строфе стихотворения «Адонаи» Александр Иванович подчеркнул показавшийся ему неуклюжим и претенциозным эпитет «дымнобагровой» (с. 3). Претензии такого рода Тиняков далее выдвинет еще два раза. В стихотворении «Почему» он отчеркнет строфу:

Как я помню зори надпенные? В черной алости чаек стон? Или памятью мира пленною Прохожу я сквозь ткань времен? (С. 43)

А в стихотворении «Тли» — строки:

Тли по мартовским алым зорям прошли в гвоздевых сапогах… (С. 47)

И подчеркнет эпитет «гвоздевых», чтобы потом съехидничать по поводу неуклюжего образа «тли в гвоздевых сапогах».

Куда более многочисленны не стилистические, а идеологические тиняковские претензии к автору «Последних стихов».

В стихотворении «Тогда и опять» он подчеркнул две начальные строки:

Просили мы тогда, чтоб помолчали Поэты о войне… (С. 27)

Вероятно, это было сделано для того, чтобы в рецензии припомнить Гиппиус ее ура-патриотический сборник «Как мы воинам писали и что они нам отвечали. Книга-подарок. Составлено З. Гиппиус» (М., 1915). С другой стороны, Тиняков отчеркнул и две финальные строфы стихотворения «Все она»:

Нет напрасных ожиданий, Недостигнутых побед, Но и сбывшихся мечтаний, Одолений — тоже нет. Все едины, все едино, Мы ль, они ли… смерть — одна. И работает машина, И жует, жует война… (С. 7)

И сделал это, наверное, для того, чтобы потом бросить Гиппиус упреке равнодушии к судьбам русских и немецких солдат (солдат — рабочих?), сражавшихся на полях Первой мировой войны.

Стихотворение «Ему» Тиняков, активно подвизавшийся на ниве антирелигиозной пропаганды, отметил галочкой:

Радостные, белые, белые цветы… Сердце наше, Господи, сердце знаешь Ты. В сердце наше бедное, в сердце загляни… Близких наших, Господи, близких сохрани! (С. 24)

Но старательнее всего потенциальный рецензент фиксировал в «Последних стихах» прямые антибольшевистские выпады, благо возможностей для этого ему было предоставлено с избытком. В стихотворении «Веселье» он отчеркнул знаменитые строфы:

Какому дьяволу, какому псу в угоду, Каким кошмарным обуянный сном. Народ, безумствуя, убил свою свободу, И даже не убил — засек кнутом? Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой, Смеются пушки, разевая рты… И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой, Народ, не уважающий святынь! (С. 48)

В

стихотворении «Липнет», обращенном к «„Новой жизни“ и пр<очим>» (то есть к соглашательским, по мнению Гиппиус, газетам), — отчеркнуты строки:

А то смотрите: как бы не повесили мельничного жернова вам на шею! (С. 49)

В стихотворении «Сейчас» Тиняков отчеркнул вторую, третью и четвертую строфы:

Лежим, заплеваны и связаны По всем углам. Плевки матросские размазаны. У нас по лбам. Столпы, радетели, водители Давно в бегах. И только вьются согласители В своих Це-ках. Мы стали псами подзаборными, Не уползти! Уж разобрал руками черными Викжель [232] — пути… (С. 50–51)

232

Викжель — Всероссийский исполнительный комитет железнодорожного профсоюза. В его состав входило 14 эсеров, 6 меньшевиков, 3 большевика, 6 членов других партий и 11 беспартийных. 29 октября (11 ноября) 1917 года Викжель провозгласил всеобщую забастовку железнодорожников («развел пути») с требованиями формирования из партий эсеров, меньшевиков и большевиков «однородного социалистического правительства» без участия в нем Ленина и Троцкого. В качестве угрозы использовалась всеобщая забастовка на транспорте. Григорий Зиновьев, Лев Каменев, Виктор Ногин и Алексей Рыков отреагировали на требования Викжеля совместной позицией: признали, что необходимы переговоры с Викжелем и исполнение его требований, объясняя это потребностью в объединении всех социалистических сил для противостояния угрозе контрреволюции. Ленин рассматривал начатые переговоры «…как дипломатическое прикрытие военных действий» (Ленин В. И. Полн. собр. соч.: В 50 т. 5-е изд. Т. 35. С. 43). 20 ноября (3 декабря) 1917 года Викжель принял резолюцию, в которой признавал советскую власть, но при условии, что ему будут переданы функции управления железнодорожным хозяйством. 12 (25) декабря 1917 года в Петрограде был открыт Чрезвычайный Всероссийский съезд железнодорожных рабочих и мастеровых, созванный по требованию Совета народных комиссаров. Съезд встал на сторону советской власти, принял резолюцию о недоверии Викжелю и фактически постановил принять на себя выполнение всех функций Викжеля.

Титульный лист сборника З. Гиппиус с автографом А. Тинякова:

«Александр Тиняков / 20 (7) сентября 1918 / Москва».

Оглавление сборника З. Гиппиус с автографом Л. Тинякова: «21 (8) сентября 1918 / г. Орел».

На странице, где помещено стихотворение, озаглавленное «У. С.», — о разгоне Учредительного собрания:

Наших дедов мечта невозможная, Наших героев жертва острожная, Наша молитва устами несмелыми, Наша надежда и воздыхание, — Учредительное Собрание, — Что мы с ним сделали…? —

сделана карандашная приписка «sic!» к дате — «12 Ноября <19> 17» (с. 52). Ироническое недоумение Тинякова может быть объяснено тем, что Гиппиус сопроводила свое стихотворение датой не разгона, а выборов Учредительного собрания. Разогнано оно было лишь 6(19) января 1918 года, и это давало рецензенту потенциальный повод порезвиться, рассуждая о якобы пророческом даре поэтессы. В стихотворении «14 декабря 17 года» отчеркнута строфа:

Ночная стая свищет, рыщет, Лед по Неве кровав и пьян… О, петля Николая чище, Чем пальцы серых обезьян! (С. 54)

А две финальные (из процитированных) строки подчеркнуты. В стихотворении «Боятся» отчеркнута строфа:

Да крепче винти, завинчивай гайки. Нацелься… Жутко? Дрожит рука? Мне пуля — на миг… А тебе нагайки, Тебе хлысты мои — на века! (С. 56)

Полностью Тиняков отчеркнул короткое стихотворение Гиппиус «Так есть»:

Если гаснет свет — я ничего не вижу. Если человек зверь — я его ненавижу. Если человек хуже зверя — я его убиваю. Если кончена моя Россия — я умираю. (С. 9)