Антропология революции
Шрифт:
Понятно, что «риторику стабильности» использует почти исключительно господствующая политическая сила, а не оппозиция. Практически все упомянутые составляющее присутствовали в политической и идеологической стратегии Леонида Кучмы в последние годы его президентства. В избирательной кампании 1999 года команда Кучмы выбрала в качестве ключевого лозунг «стабiльнiсть плюс державотворення [503] », пытаясь компенсировать как отсутствие экономического благополучия и успешных рыночных реформ, так и постсоветскую тоску по знакомому и предсказуемому распорядку жизни, активно используемую его левыми оппонентами; наконец, президент стремился переманить и электорат национал-демократов, чьим девизом были «державотворення плюс реформы». В рамках этой схемы Кучме, позиционировавшему себя в качестве «центриста» и «государственника», противостояли «правые радикалы-националисты» и «силы вчерашнего дня» (коммунисты и социалисты).
503
Помещаю этот характерный термин без перевода, поскольку в буквальном значении «государственного строительства» теряется акцентировка и созидательный пафос оригинала.
Стабильная страна должна чем-то гордиться — и политтехнологи Л. Кучмы разъясняли, что украинцам следует радоваться успехам всемирного признания нашего молодого государства, его участием в международном космическом проекте «Sea Launch», а также победами украинского футбола. Как бы иронически мы теперь ни воспринимали эту тактику, фактом остается то, что в конце 1990-х на Украине она успешно сработала: «националисту» (и бывшему генералу госбезопасности) Марчуку не поверили, коммуниста Симоненко испугались, и Кучма был переизбран президентом без явных масштабных фальсификаций.
Но в 2004 году и политическая ситуация, и экономическая, и общий настрой общества были иными. Образ «стабильной Украины» был разрушен политическими скандалами (обнародованием пленок охранника президента майора Мельниченко с записями разговоров шефа, убийством журналиста Георгия Гонгадзе), массовой коррупцией госаппарата, судов, милиции. С 2000 года страна переживала существенный экономический рост, однако из-за непоследовательности политики государства большинство общества воспринимало этот успех как происходящий не «благодаря», а «несмотря на» политику Л. Кучмы.
Тем более, что весьма скромное благосостояние украинцев явно уступало экономическим успехам центральноевропейских соседей, о которых миллионы наших сограждан теперь знали не «из газет», а из первых рук. Поэтому идеал общественного согласия («суспiльно"i злагоди») и стабильности в глазах значительной части общества в решающий момент кризиса не выдержал конкуренции с «европейским» идеалом динамического развития демократии и рынка. К тому же вследствие ряда скандалов претерпела крах и известная установка на «многовекторность» внешней политики Украины, обернувшись полуизоляцией Л. Кучмы в мире, практически — утратой «европейской» перспективы.
Внутри же страны — перемирие с национал-демократами (и шире — с национальной интеллигенцией) после 2002 года сменилось нарастающей конфронтацией, причинами которой стали отставка реформистского правительства Ющенко, а еще — вялость, инерционность культурной политики государства на фоне динамизма трансформационных процессов в культуре. Интеллигенцией, да и значительной частью украинского общества (особенно в Западной Украине) эта инертность воспринималась как игнорирование интересов национальной культуры, а то и как консервирование постсоветского, постколониального состояния украинского общества. Наиболее лапидарно тогдашние чаяния оппозиции, интеллигенции, значительной части молодежи выразились в лозунге «Украина без Кучмы».
Однако существенно иначе, чем в Киеве или Львове, вся эта ситуация воспринималась на востоке Украины — в частности, в деиндустриализованном Донбассе. Здесь также доминировало разочарование «стабильностью `a la Кучма», однако оно сопровождалось не усилением «европейской» ориентации, а разочарованием в идеалах национальной государственности (многие, если не большинство жителей Донбасса и Крыма воспринимали Кучму не как саботажника «державотворення», а как «тоже националиста»), Благодаря сильным антизападным предубеждениям, подпитываемым популярными в этом регионе российскими СМИ, «европейские» демократически-рыночные идеалы здесь уступали в популярности не только ценностям «стабильности», но и ностальгии по советским временам. Экономический рост 2000–2004 годов отнюдь не обошел Восточную Украину, однако тут он выглядел не как результат успеха рыночных реформ, а скорее как «возрождение разрушенной националистами тяжелой промышленности» — ведь в экономике Донбасса все так же доминировали огромные металлургические и химические комбинаты, только их реальными хозяевами были уже не московские, но и не киевские руководители, а местные, донецкие предприниматели. Что же касается национально-культурной инерционности и пассивности Л. Кучмы, то она воспринималась на востоке и юге как норма, а не как «потворство русификации».
Таким образом, для «партии власти», собирающейся в 2004 году то ли переизбрать Кучму на третий срок, то ли провести в кресло президента его надежного преемника, нужен был иной, новый дискурс «стабильности». Его естественными составляющими должны были стать, кроме привычного социального популизма, не «державничество» и не всеобщее согласие в обществе, а скорее антизападная риторика (пусть приглушенная) и «антинационализм» (объектом нападок послушных телеканалов стали уже не только национал-радикалы, но фактически любые национал-демократические силы, которым цеплялся ярлык «нашистов» — от названия оппозиционного блока «Наша Украина»), Однако под «антинационалистическими» лозунгами в современной Украине, как оказалось, можно мобилизовать лишь меньшинство, да и то территориально ограниченное (в основном это русскоязычные жители востока и юга), а не то разочарованное большинство, которое в 1994 году привело к власти Кучму.
Оппозиция же, напротив, оказалась как никогда убедительной, соединяя в своей риторике патриотические послания с популистскими (антиолигархическими, антикоррупционными). Предлагаемая ею перспектива «Украины без Кучмы», идеал «европейской Украины» выгодно отличались от начавшего вырисовываться в 2002–2003 годах образа Украины как коррумпированной, застойно-постсоветской «серой зоны» между путинской Россией и Евросоюзом. Таким образом, предвыборные послания национал-демократической оппозиции в 2004 году содержали довольно сильные политические (борьба с угрозой диктатуры), социальные (борьба с олигархами и коррупцией), культурные (борьба с засильем «совка», возрождение национальной культуры) и геополитические (ускоренная евроинтеграция) составляющие, да к тому же у антикучмовских сил был харизматический кандидат в президенты — экс-премьер Виктор Ющенко. В целом, сформированный оппозицией вызов носил не просто политический, а скорее цивилизационный характер, и власти нужно было искать убедительный ответ на этот вызов — симметричный либо асимметричный.
Кажется очевидным, что выбор был сделан в пользу симметричного ответа: ведь если попробовать задним числом смоделировать некоего «Антиющенко» (по принципу «от противного»), то с учетом ценностных и политических предпочтений общества получим приблизительно такую виртуальную личность (см. схему 4). Этот виртуальный «Антиющенко» не вполне совпадает с реальным «единым кандидатом от власти» — тогдашним премьером Виктором Януковичем. В частности, его «региональность» оказалась отнюдь не расплывчатой, а скорее утрированной, что помешало ему получить серьезную поддержку в центре и на юго-западе страны. А выявленная в ходе предвыборной борьбы давнишняя «прагматичность» в отношениях с законом оказалась самой большой пиар-проблемой Януковича.
Схема 4. Модель публичного образа «кандидата от власти» на выборах.
Однако в целом соответствие публичного образа Януковича описанной схеме довольно велико, и можно предположить, что именно моделирование «от противного» стало причиной поражения: ведь президентом, то есть формальным национальным лидером, не может быть избран кандидат, откровенно дистанцирующийся от «мейнстримной» национальной идентичности.