Анубис
Шрифт:
— О тьме? — мисс Пройслер покачала головой. — Что о ней размышлять? У нас есть лампы.
Могенс посмотрел в ту сторону, где притаились тени.
— И тем не менее. Она повсюду, мисс Пройслер. Она была прежде всего. Так написано и в вашей Библии.
Мисс Пройслер немедленно нахмурила брови, но только на один миг. И Могенс понял, что ее неудовольствие вызвало слово «вашей».
— А потом Господь сказал: Да будет свет! И стал свет. — В ее голосе слышался материнский упрек.
— Да, но для этого Он должен быть, понимаете
— Бог был всегда. И пребудет во веки веков.
В принципе, Могенс был не в настроении вести теологические дискуссии, и уж тем более не с ней. И все-таки он сказал:
— Может быть, мисс Пройслер. Но давайте выведем Бога из игры… — Он быстро поднял руку в успокаивающем жесте, когда мисс Пройслер хотела возмущенно вскочить. — Я знаю, что, по вашему мнению, это невозможно, но давайте сделаем на короткий момент такое допущение. И что тогда остается? Должно быть нечто, от чего будет свет. Энергия, движение, энтропия…
— Бог!
— Даже Бог, — невозмутимо согласился Могенс. — Неважно, что. Но что-то должно быть. А все, что есть — преходяще. Только тьма постоянна. Она — сцена, на которой разыгрывается пьеса жизни. А когда падает занавес, тьма снова занимает свое место.
К его удивлению, мисс Пройслер какое-то время обдумывала его слова, чтобы потом тем решительнее покачать головой.
— Мне не нравятся ваши идеи, — грустно сказала она. — Не хочу вам верить. Этим глупостям учат в университете? Тогда не удивительно, что так плохо обстоят дела с нашей молодежью.
— Особенно с их пунктуальностью. — Грейвс, согнувшись, протиснулся в палатку и с преувеличенным кряхтением присел на корточки у спуска в шахту. Его суставы хрустнули. — Придется с Томом как следует поговорить, когда все кончится. Не знаю, что там себе думает этот парень. Каждый раз, когда я ищу его здесь, он где-то там.
— Может быть, как раз сейчас он увлеченно читает сказку о лисе и зайчике? — сыронизировал Могенс.
Грейвс буквально пронзил его взглядом, однако от комментариев воздержался. Наклонившись вперед, он долго и сосредоточенно смотрел в шахту, словно там, в притаившейся тьме, мог найти ответы. Если, конечно, достаточно упорно их выуживать.
— Наше время на исходе, — наконец вымолвил он.
Могенс вынул карманные часы, откинул крышку и испуганно воскликнул:
— Уже за полночь!
Взгляд Грейвса показался ему чуть ли не презрительным.
— Никто и не говорил, что мы должны оказаться там именно в полуночный час.
— Но ты… но я думал…
— По моим расчетам, врата откроются где-то в течение этого часа и будут стоять открытыми до завтрашнего полудня. Разумеется, нельзя сказать с точностью до минуты, но я почти уверен.
«Интересная информация, — злорадно подумал Могенс. — Грейвс до сих пор не обмолвился ни о каких расчетах!» И сейчас он был почти уверен, что эти слова вырвались у него
— Что за врата? — недоверчиво спросила мисс Пройслер. — Вы же не собираетесь снова пуститься в нехристианскую ересь, доктор?
— До-, — дерзко поправил ее Грейвс. — Дохристианскую, моя дорогая. А вовсе не «не-», — он все еще до конца не мог поверить, что не в его силах удержать мисс Пройслер от ее намерений, и поэтому вставал на рога.
— По мне, так никакой разницы, доктор, — отрезала мисс Пройслер. — Ересь она и есть ересь.
Грейвс приготовился вспылить, но неожиданно ограничился лишь тем, что пренебрежительно скривил губы. Он резко поднялся.
— Пойду гляну, где застрял этот Том, — буркнул он, выходя. — А по дороге присмотрю еще хворосту для костра.
Могенс покачал ему вслед головой, а потом заставил себя с умиротворяющим взором повернуться к мисс Пройслер. Конечно, он радовался каждому уколу, направленному на Грейвса, но через час всем им придется доверить ему свои жизни.
— Знаю-знаю, переборщила, — опередила его упреки мисс Пройслер. — Было глупо с моей стороны. Но поверьте, профессор, так трудно сохранять хоть крохи симпатии к этому человеку.
— Мне тоже.
— Почему же тогда вы идете за ним?
Могенс знал, что лучше всего сейчас вообще пропустить мимо ушей ее вопрос или отделаться какой-нибудь ничего не значащей ложью, но вдруг его охватило такое чувство, будто он должен ей, хотя бы ей сказать правду.
— Это мой последний шанс.
— Последний шанс? На что?
— Вернуться к жизни, — скорее, для себя ответил Могенс. — Убежать от всего. От этого ужасного университета. Этого городка с его узколобыми обывателями. Вашей жуткой комнаты. Вас.
— О-о-о! — все, что смогла изречь мисс Пройслер.
— Это то, что я думал тогда, — спокойно продолжал Могенс. — Но скоро я заметил, как жестоко ошибся. Наверное, все мы не довольствуемся тем, что имеем. И, наверное, лишь тогда понимаем, как нам это дорого, когда теряем. — Он был слишком далеко от мисс Пройслер, чтобы взять ее за руку, но сделал бы это, будь он ближе. И он был уверен, что мисс Пройслер понимала это. — Недавно я сказал вам, что вам лучше было не приезжать. Это же относится и ко мне. Я ведь всегда знал, что Грейвсу нельзя доверять. Этот человек — настоящий монстр!
— Зачем же вы это сделали?
— Это долгая история. — Могенс внезапно сник.
— И она имеет отношение к тому, что вы приехали в наш городок с узколобыми обывателями? — Она склонила голову набок. — Женщина?
— Да! — услышал Могенс словно не свой голос.
— Но, разумеется, вы не хотите об этом говорить.
Если и был на свете человек, с кем Могенс мог бы разоткровенничаться о той страшной ночи девятилетней давности — да что там мог, хотел бы! — то это была мисс Пройслер. Но не сейчас.