Анубис

Хольбайн Вольфганг

Те упыри, вне всякого сомнения, были мертвы. Один лежал в такой вывернутой позе, что ни один даже самый дюжий организм не мог бы при этом оставаться в живых. Могенс не взялся бы сказать, что стало причиной его смерти, зато в участи, постигшей второго, сомневаться не приходилось. Его поза не выглядела такой неестественной, он просто скрючился на боку, и можно было бы решить, что он спит, если бы упырь не лежал в луже уже полузасохшей крови и у него был бы череп. Нет, на месте головы покоился полуметровый каменный блок.

Могенс осторожно присел возле прибитого упыря, чтобы рассмотреть его внимательнее, но дотронуться так и не осмелился. От этого мертвеца определенно уже не исходило никакой опасности, но страху он нагонял даже больше его живых соплеменников, распластавшихся вокруг.

Чуть погодя он медленно поднялся и задрал голову, чтобы осмотреть потолок, из которого выбило несколько плит, часть из которых разлетелась на мелкие кусочки. Вероятность того, что каменные глыбы угодят в этих двух, была невероятно мала, и все-таки это случилось. Да, судьба была не слишком благосклонна к шакальим мордам.

Возможно, даже обошлась с ними хуже, чем он думал до сих пор…

Могенс дернулся, как наэлектризованный, когда за его спиной раздался хриплый, со свистом, стон. Если бы упырь на самом деле хотел броситься на него, то реакция Могенса оказалась бы безнадежно запоздавшей. Ничего подобного в намерениях чудовища не было. Он уперся коленями и правой лапой в пол, напрягся, ненадолго застыл в этой позе, дрожа всем кряжистым телом, а потом медленно завалился на бок и снова застыл.

Сердце Могенса выпрыгивало из груди. Его охватил панический страх. Но больше ничего не происходило. Бестия как упала, так и осталась неподвижно лежать на боку. Время от времени из его мускулистой груди исторгался утробный стон, полный муки, тем все и кончилось.

Могенс набрался мужества, да что там, даже храбрости, и вместо того чтобы убраться как можно быстрее в безопасное место, подошел к упырю и осторожно склонился над ним, чтобы посмотреть, в чем дело.

Монстр определенно был в сознании, и сердце Могенса заколотилось в бешеном ритме, когда он встретился с взглядом неподвижных глаз, в котором явно читалось узнавание. Упырь не только осознавал все, он смотрел на него и точно знал, что видит.

Тем не менее Могенс склонился еще ниже, и по его спине побежал холодок, когда он рассмотрел зияющую рану на боку чудовища. Скорее всего, причиной ее тоже стал рухнувший потолок, и была она смертельна. Но, несмотря на адские муки и надвигающуюся смерть, упырь собрал всю свою силу, чтобы подавлять всяческий звук и лежать спокойно.

— Профессор, что вы… — Шаги мисс Пройслер приближались и вдруг резко оборвались. — Боже правый, что это?!

Могенсу стоило немалого усилия оторвать взгляд от умирающего упыря. Мисс Пройслер стояла в паре шагов позади него и с ужасом смотрела на дрожащего монстра. Ладошкой она прикрывала рот, очевидно, подавляя крик ужаса, и в мертвенно-зеленом свечении, наполнявшем залу, лицо ее казалось еще бледнее и беспомощнее.

— Думаю, Грейвс был прав, — пробормотал Могенс. — Они впали в некоторого рода… забытье. Но почему, я не знаю. Нам надо…

Земля содрогнулась. На этот раз не короткой вибрацией, а мощным гудящим толчком, который едва не сбил их с ног и оставил после себя долгое эхо, отражающееся от стены к стене и целый град — слава Богу, небольших! — камней, посыпавшихся с потолка. Чудом ни один из обломков не задел ни его, ни мисс Пройслер. Воздух разом так насытился пылью, что стало трудно дышать.

— Надо… бежать отсюда, — откашливаясь, крикнул Могенс. — Сейчас все рухнет!

Мисс Пройслер в прострации таращилась на него. Наверное, она хотела что-то сказать, потому что ее губы беззвучно шевелились, и, наверное, впервые он увидел в ее глазах не просто страх, а смертный ужас. На полном серьезе он подумал, что ему делать, если она и вправду ударится в панику и натворит глупостей. Комплекцией она была вдвое мощнее его, а ее физическая форма, как ему пришлось не раз убедиться в это утро, несмотря на пожилой возраст, была великолепной. Могенс не представлял себе, как справится с ней, если она потеряет контроль над собой.

Но опасность миновала так же быстро, как и надвинулась. Сумасшедший огонь в ее глазах потух, и на короткий момент она показалась Могенсу такой трогательной в своей беспомощности… Но и этот момент миновал. Она отступила, подчеркнуто величаво расправила плечи, снова подошла, для того только, чтобы взять у него из рук коробок. С необычайной ловкостью она чиркнула серной спичкой и поднесла ее к фитилю своей лампы. Могенс сощурился от ударившего по глазам света.

— Вы мне не уставали повторять, профессор, что этот город существует уже пять тысяч лет, — спокойно сказала мисс Пройслер. — Так что постоит и еще пару часов.

Могенс не стал объяснять, что вероятность катастрофы не находится в пропорциональной зависимости от древности руин, а зависит от возобновляющихся подземных толчков. Вместо этого он обвел взглядом помещение, обождав, пока глаза привыкнут к новому освещению. Как ни противилось в нем все согласиться с утверждением мисс Пройслер, приходилось признать, что она права, хоть и по совершенно другой причине. Даже если они в ударном темпе проделают путь наверх — в чем Могенс сильно сомневался, — на это уйдет, по меньшей мере, час. Так что не оставалось ничего другого, как пойти на риск и продолжать поиск несчастных пленников.

— Пять тысяч лет! — не унималась мисс Пройслер, — хотя и младенец знает, что Господь создал мир четыре назад! Когда вернемся, профессор, еще поговорим!

Забавно, но даже в этой гротескной ситуации Могенсу почему-то подумалось, что в таком случае лучше вообще не возвращаться. Он посмеялся про себя над этой мыслью и протянул руку за спичками, чтобы разжечь и свою лампу.

— Где девушка? — спросил он.

Мисс Пройслер не сразу переключилась на другую тему, потом воскликнула «о!» и в мгновение ока исчезла.

Могенс ожидал, что испытает хотя бы легкое чувство превосходства, но ничего подобного не случилось, и он вздохнул. Его лампа тем временем разгорелась, и все помещение залил резкий белый свет. В его круге он мог видеть больше, чем до сих пор. «Просто удивительно, — подумалось ему, — как быстро человек приспосабливается довольствоваться тем, что есть, и даже малую добавку воспринимает как подарок». Белый луч отодвинул тусклый зеленый свет далеко на задний план. Завеса пыли вяло и беззвучно осыпалась в конусе света, создавая видимость движения там, где его быть не должно.