Анубис
Шрифт:
— Ты же знаешь, что я… этими вещами больше не занимаюсь, — запинаясь, вымолвил Могенс.
Он хотел сказать совсем другое, может быть, заорать, затопать ногами, пустить в ход кулаки — но ничего такого сделать не мог. Наглое требование Грейвса было настолько вопиющим, что лишило его всякой способности на какую-либо реакцию, он был не в состоянии даже думать.
— Ты не брал в руки своих книг с той ужасной ночи, знаю, — спокойно продолжал Грейвс. — С той самой ночи ты отрекся от всего, что прежде ревностно — и не без оснований — защищал. — Он покачал головой. — В глубине души ты знаешь, что это неправильно.
— И чего ты теперь ждешь от меня? — Голос Могенса мало отличался от сдавленного хрипа, но в его собственных
— Если хочешь, да, — невозмутимо подтвердил Грейвс. — Хотя ты так же хорошо, как я, знаешь, что это чепуха. — Он поднял руку, когда Могенс хотел возразить, и слегка повышенным резким тоном продолжил: — Мне что, прочитать тебе тут лекцию, которую я неоднократно слышал от тебя?
— Нет! — решительно запротестовал Могенс. — Я больше ничего не желаю слышать об этом вздоре! Никогда!
— Вздоре? — Грейвс рассерженно, почти яростно помотал головой. — Почему ты вдруг стал отрицать все, во что раньше верил? Оно здесь! Ты это чувствуешь так же явственно, как я. Каждый, вошедший в это помещение, почувствовал бы это. Не спорь!
— Я больше не желаю об этом слышать! — теперь Могенс кричал по-настоящему. — Никогда! Я немало причинил вреда!
— Твое самобичевание не оживит Дженис, — тихо произнес Грейвс. — То, что тогда произошло, не было твоей виной, Могенс. Если кто-то и был виноват, так это в первую очередь я.
Могенс не стал ему возражать. Если Грейвс привел его сюда, чтобы получить отпущение грехов, то он понапрасну проделал этот путь.
— И ты вправду думал, что я в порыве благодарности стану тебе помогать стать знаменитым вот этим? — зло спросил он. — Не рассказывай мне, что ты здесь ради высоких идеалов науки, Джонатан! Ты ревностно охраняешь свое сокровище. Ты скрыл находку от Хьямс, Мерсера и Мак-Клюра не потому, что они не специалисты в этой области, а потому, что ты не хочешь ни с кем делиться своим открытием! Ты жаждешь его только для себя! Слава, научное бессмертие! Бог мой, уверен, если бы это была гробница где-нибудь в египетской пустыне, ты бы без зазрения совести разграбил ее и нажился на этом! Когда тебе пришло в голову позвать на помощь меня? После того как ты убедился, что одному тебе никогда не открыть эту дверь?
— А если и так, то что? — нимало не смутившись, спросил Грейвс.
— Что натолкнуло тебя на мысль, будто я стану помогать тебе? Даже если бы и мог?
— А то, Могенс, что для тебя это шанс себя реабилитировать. — Грейвс по-прежнему хранил невозмутимость. — Тебе никогда не вернуть Дженис и никогда не вернуть к жизни двух других, но ты можешь вернуть себе честь и славу! Никто из тех так называемых «серьезных ученых», которые тогда глумились над тобой, больше не посмеет пикнуть против тебя, когда увидит это здесь. Все, кто тогда называли тебя помешанным, бросятся перед тобой извиняться! Они будут пресмыкаться перед тобой, ползать и лизать сапоги, лишь бы получить дозволение бросить сюда один-единственный взгляд! — Его голос понизился до шепотка совратителя рода человеческого и так же, как тот, оказывал свое воздействие, хоть и стоящие за ним замыслы не были завуалированы. — Ты будешь первым, Могенс. Первым в мире ученым, который докажет, что магия действительно существует!
Если бы Могенсу не требовалась помощь Грейвса, чтобы выбраться из этого запечатанного хтонического [8] лабиринта, то всю обратную дорогу до своей хижины он бы бежал, уже ради того, чтобы избавиться от присутствия Грейвса. Он ненавидел Грейвса. В этот момент он ненавидел его так сильно, что одно только это не позволяло ему находиться поблизости, он за себя не отвечал. Он ненавидел Грейвса из-за того, что все вернулось на круги своя, из-за того что встреча с ним вернула каждое мгновение боли, каждую секунду отчаяния, каждую бессонную ночь угрызений совести и страданий. И еще потому, что тот был прав.
8
Хтонический (от греч. chthon — земля) — земной, подземный.
Одно было ясно: Могенс будет ему помогать. Сам он еще был далек от того, чтобы признаться в этом себе, но он знал, что Грейвс в конце концов одержит победу. Просто потому, что каждое сказанное им слово было правдой.
В ярости и фрустрации, [9] не раздеваясь, он бросился на свою неубранную постель. Следующие часы он провел, уставившись в потолок и тщетно пытаясь привести в порядок хаос в черепной коробке. Возможно, он пролежал бы так и дольше, если бы в дверь не постучали и на пороге не появился Том.
9
Фрустрация (от лат. frustratio — обман, неудача) — психологическое состояние, возникающее в результате разочарования, неосуществления значимой для человека цели, потребности; проявляется в гнетущем напряжении, тревожности, чувстве безысходности.
Могенс, вздрогнув, приподнялся на локтях и какое-то время бессмысленно таращился на белокурого юношу. Он не помнил, чтобы ответил на его стук: «Войдите!», но по непонятной причине ему было в высшей степени неприятно, что Том застал его при ясном дне валяющимся на постели. Он поспешно сел и спустил ноги с кровати.
— Том?
— Профессор! — Том прикрыл за собой дверь, и на момент показалось, что он не знает, что делать со своими руками. Смущенно он переступал с ноги на ногу.
— Да? — Могенс решительно встал и пошел к столу, но по пути передумал, повернул обратно и снова опустился на краешек кровати. Единственным стулом в его доме был тот, на котором утром сидел Грейвс, а Могенс просто не мог преодолеть себя, чтобы на него сесть.
— Вы… вы были с доктором внизу? — неуверенно начал Том. На Могенса он не смотрел.
— Да.
— И он вам все показал? Тайный проход и…
— Я ему ничего не сказал, если это тебя тревожит, — помог ему Могенс, когда Том замолчал и только покусывал нижнюю губу и нервно перетаптывался. — Он не в курсе, что тебе известна его тайна.
Том облегченно вздохнул, но его нервозность не исчезла.
— Проход и… помещение за ним?
— Ты был и в палате? — вырвалось у Могенса.
— Только раз, — поспешил ответить Том. — И совсем недолго. Мне стало там не по себе. И я ничего не трогал, клянусь!
— Я верю тебе, — ответил Могенс, что было правдой. Даже он по доброй воле не дотронулся бы ни до чего в этой палате. — Не бойся, Том, я ничего не сказал и ничего не скажу. — Торопливым жестом он остановил Тома, который, еще раз облегченно вздохнув, собрался уйти. — Но у меня есть к тебе вопрос, Том.
Облегчение, на миг проглянувшее в глазах Тома, угасло и уступило место недоверию вперемешку со страхом.
— Да?
Могенс указал рукой на стул, на который недавно сам чуть было не сел. Том послушался его, но с явным колебанием, и по нему было видно, как ему не по себе. Он развернул стул к столу, прежде чем усесться. Однако Могенс понимал, что его состояние вызвано не тем, что этот стул некоторым образом осквернен прикосновением Грейвса. Скорее он сам являлся причиной, своим приглашением сесть — что Том, несомненно, воспринял как приказ — превратив задушевную беседу в допрос.