Аня из Шумящих Тополей
Шрифт:
Но что задело меня глубже всего… Однажды, когда мне случилось взять в руки одну из ее книг, лежавших на столе в учительской, и взглянуть на форзац, я сказала:
— Мне нравится, что вы пишете свое имя через "К" [13] . Так оно выглядит гораздо обольстительнее, ведь буква "К" куда более оригинальная и богемная, чем чопорная "С"!
Она ничего не ответила, но под следующей запиской, полученной мною от нее, стояла подпись, в которой ее имя начиналось с буквы "С"!
13
Имя
Всю дорогу домой мне щипало глаза.
Я охотно отказалась бы от попыток подружиться с ней, если бы не странное, необъяснимое ощущение того, что под всей этой резкостью и равнодушием скрывается в действительности жажда дружеского общения.
В целом, при такой враждебности Кэтрин и Принглей, даже не знаю, что бы я делала, если б не дорогая Ребекка Дью, твои письма и маленькая Элизабет.
Да-да, я познакомилась с маленькой Элизабет. И она просто прелесть!
Когда три дня назад я понесла вечером стакан молока к двери в стене, там стояла, чтобы взять его, не Женщина, а сама маленькая Элизабет. Ее головка едва поднималась над нижней, закрытой частью двери, так что личико оказалось в раме из виноградных побегов. Она небольшого роста, бледная и печальная. В осенних сумерках на меня смотрели глаза — большие, золотисто-карие. Серебристо-золотистые волосы, разделенные пробором посередине и гладко зачесанные назад круглым гребнем, падали волнами на плечи. На ней было бледно-голубое полотняное платье, а лицо имело выражение принцессы страны эльфов. У нее, как говорит Ребекка Дью, «хрупкий вид», и она произвела на меня впечатление ребенка, более или менее недокормленного — не телесно, но духовно. В ней больше от лунного луча, чем от солнечного.
— Так это Элизабет? — сказала я.
— Сегодня нет, — ответила она серьезно. — В этот вечер я Бетти, потому что люблю все на свете. Элизабет я была вчера вечером, а завтра, наверное, буду Бесс. Все зависит от того, что я чувствую.
Это было прикосновение родственной души, и моя душа сразу отозвалась нежным трепетом.
— Как приятно иметь имя, которое можешь так легко изменить и все равно чувствовать при этом, что оно твое собственное.
Маленькая Элизабет кивнула.
— Я могу сделать из него столько имен! Элси, Бетти, Бесс, Элиза, Лизбет, Бетси… но только не Лиззи. Я никогда не могу почувствовать себя Лиззи.
— А кто мог бы? — воскликнула я.
— Вы не думаете, что это глупости, мисс Ширли? Бабушка и Женщина так думают.
— Совсем не глупости! Очень мудро и очень красиво, — сказала я.
Маленькая Элизабет поднесла к губам стакан и взглянула на меня поверх него широко раскрытыми глазами. Я почувствовала, что меня взвешивают на тайных духовных весах, и тут же с радостью поняла, что была найдена отвечающей требованиям: маленькая Элизабет попросила меня об одолжении, а она не просит об одолжении людей, которые ей не нравятся.
— Вы не могли бы поднять вашего кота и дать мне погладить его? — сказала она робко.
Василек терся о мои ноги. Я подняла его, и Элизабет, протянув руку, с восторгом погладила его по голове.
— Я люблю котят больше, чем малышей, — заявила она, взглянув на меня с чуть заметным вызовом, словно ожидала, что я буду возмущена, но не могла не сказать правду.
— Я думаю, ты имела мало дела с малышами и поэтому не знаешь, какие они милые, — с улыбкой ответила я. — А котенок у тебя есть?
Элизабет отрицательно покачала головой.
— Нет, бабушка не любит кошек. А Женщина их и вовсе терпеть не может. Сегодня ее нет дома, поэтому я смогла прийти за молоком сама. Я люблю приходить за молоком, потому что Ребекка Дью такая приятная.
— Ты жалеешь, что не она принесла тебе сегодня молоко? — засмеялась я.
— Нет.
Мы стояли возле двери в стене и беседовали. Элизабет пила маленькими глотками молоко и рассказывала мне о Завтра. Женщина сказала ей, что Завтра никогда не наступит, но Элизабет не так глупа, чтобы этому поверить. Когда-нибудь оно непременно наступит! В одно прекрасное утро она проснется и обнаружит, что это Завтра. Не Сегодня, а Завтра. И тогда произойдет… произойдет все самое замечательное. Она сможет провести день именно так, как ей нравится, и никто не будет следить за ней — хотя, как мне показалось, Элизабет чувствует, что это слишком хорошо, чтобы случиться даже в Завтра. Или она сможет пойти и узнать, что там, в конце прибрежной дороги — этой извилистой, петляющей, похожей на красивую красную змею, дороги, которая ведет — так думает Элизабет — на край света. Может быть, там находится Остров Счастья. Она уверена, что где-то есть такой Остров Счастья, где стоят на якоре все корабли, которые не вернулись в родные порты, и она найдет этот остров, когда наступит Завтра.
— И когда оно наступит, — сказала Элизабет, — у меня будет миллион щенков и сорок пять котят. Я сказала об этом бабушке, когда она не разрешила мне завести котеночка, а она рассердилась и сказала: «Я не привыкла, мисс Дерзкая, чтобы со мной так разговаривали». И меня отправили в постель без ужина… Но я совсем не хотела быть дерзкой. И я никак не могла уснуть, мисс Ширли, потому что Женщина сказала мне, что знала девочку, которая умерла во сне, после того как надерзила старшим.
Когда Элизабет допила молоко, послышался резкий стук в какое-то невидимое окно за елями. Я поняла, что все это время за нами наблюдали. Моя маленькая фея убежала; ее золотистая головка блестела в темноте еловой аллеи, пока не исчезла совсем.
— Эта малютка с фантазиями, — сказала Ребекка Дью, когда я рассказала ей о своем приключении, — право же, Гилберт, в этой встрече было что-то от настоящего приключения. — Говорит мне однажды: «Вы боитесь львов, Ребекка Дью?» — «Никогда ни одного не встречала, так что не могу сказать», — говорю. «В Завтра будет сколько хочешь львов, — говорит она, — но все это будут хорошие, дружелюбные львы». — «Детка, — говорю, — от тебя одни глаза останутся, если будешь так глядеть». — Она смотрела прямо сквозь меня на что-то, что видела в этом своем Завтра. «У меня глубокие мысли, Ребекка Дью», — говорит она. Беда этой девчушки в том, что она мало смеется.
Я вспомнила, что Элизабет ни разу не засмеялась во время нашего разговора. У меня такое ощущение, что она не умеет смеяться. Большой дом, где она живет, такой безмолвный, унылый, в нем никогда не звучит смех. Даже сейчас, когда повсюду буйство осенних красок, он остается скучным и мрачным. Маленькая Элизабет слишком часто вслушивается в неясные шорохи.
Я думаю, что одной из целей моей саммерсайдской жизни будет научить ее смеяться.
Ваш нежнейший и вернейший друг,
Анна Ширли.
Р. S. И это тоже из любовных писем, которые писала бабушка тетушки Четти.
3
Шумящие Тополя,
переулок Призрака,
Саммерсайд.
25 октября.
Гилберт, дорогой!
Только представь! Я ужинала у хозяек Кленового Холма!
Мисс Эллен собственноручно написала приглашение. Ребекка Дью была чрезвычайно взволнованна — она никак не думала, что они обратят на меня внимание, — и тут же выразила уверенность в том, что это сделано ими отнюдь не из дружеских побуждений.