Анж Питу

Дюма-отец Александр

Королева поняла немой упрек Жильбера и залилась краской.

Она почувствовала свою ошибку и мысленно сослалась на чувство гордости и неуступчивость, надеясь, что Жильбер поймет ее без слов. Тем временем г-н де Бово отправился к солдатам Национальной гвардии выполнять поручение короля.

Вооруженная толпа, допущенная по приказу короля во дворец, разразилась криками радости и одобрения.

Бесчисленные приветственные возгласы и пожелания взвились к небу; сплетаясь, смешиваясь, они рождали ровный гул, достигавший слуха королевской четы и успокаивавший

ее касательно намерений Парижа, внушавшего такой страх.

– Ваше величество, – спросил г-н де Бово, – каков будет приказ свите?

– А как там спор Национальной гвардии с моими офицерами?

– О, ваше величество, рассеялся, угас, славные ребята так счастливы, что говорят теперь: «Мы пойдем туда, куда скажут. Король наш общий, куда он – туда и мы».

Король посмотрел на Марию-Антуанетту, та скривила нижнюю губу в презрительной улыбке.

– Передайте солдатам Национальной гвардии, – сказал Людовик XVI, – пусть размещаются где угодно.

– Ваше величество, – вмешалась Мария-Антуанетта, – не забудьте, что неотъемлемое право ваших телохранителей – находиться у королевской кареты.

Видя нерешительность короля, офицеры личной охраны поспешили поддержать королеву.

– Все это, конечно, так, – проговорил король. – Ну да ладно, посмотрим.

Господин де Бово и г-н де Вильруа ушли. В Версале пробило десять часов.

– В путь, – сказал король, – дела оставлю на завтра. Негоже заставлять этих славных людей ждать.

Мария-Антуанетта, раскрыв объятия, подошла попрощаться с королем. Дети с плачем повисли на шее у отца. Растроганный Людовик XVI мягко пытался высвободиться из их объятий: он с трудом скрывал волнение.

Королева останавливала всех офицеров, хватая одного за рукав, другого за шпагу.

– Господа! Господа! – говорила она.

Это красноречивое восклицание вверяло им судьбу короля, который только что спустился вниз.

В ответ все прикладывали руку к сердцу, потом к шпаге.

Королева благодарно улыбалась.

Жильбер выходил одним из последних.

– Сударь, – сказала ему королева, – это вы посоветовали королю ехать; это вы уговорили его, несмотря на мои мольбы; подумайте, сударь, какую вы взяли на себя ответственность перед супругой и матерью!

– Я знаю, ваше величество, – спокойно ответил Жильбер.

– И вы вернете мне короля целым и невредимым, сударь? – торжественно спросила королева.

– Да, ваше величество.

– Вы отвечаете за него головой! Жильбер поклонился.

– Помните! Головой! – повторила Мария-Антуанетта с угрозой и беспощадностью самовластной правительницы.

– Да-да, головой, – сказал доктор с поклоном, – да, ваше величество, и грош цена была бы этому залогу, если бы я полагал, что король в опасности, но я убежден, что нынче я веду его величество к победе.

– Я хочу получать вести каждый час, – добавила королева.

– Вы будете их получать, клянусь.

– Теперь идите, сударь, я слышу барабанный бой; король отправляется в путь.

Жильбер поклонился и, спустившись по парадной лестнице, оказался лицом к лицу с адъютантом, который разыскивал его по поручению короля.

Его посадили в карету г-на де Бово, церемониймейстера, – покуда он не проявил себя, его не желали сажать ни в одну из королевских карет.

Жильбер улыбнулся, оказавшись в одиночестве в этой украшенной гербом карете и видя, как г-н де Бово гарцует возле дверцы королевской кареты.

Затем он подумал, как это забавно, что он едет вот так запросто в карете с гербом.

Он еще терзался сомнениями, когда услышал, о чем говорят солдаты Национальной гвардии, обступившие карету; с любопытством заглядывая в окошко, они шептали:

– Ах, вон там – князь де Бово!

– Да нет, – отвечал другой голос, – ты ошибаешься.

– Это князь, – видишь, на карете герб.

– Герб, герб… Говорю тебе, это еще ничего не значит. Черт побери! Подумаешь, герб, ну и что?

– Как что! Раз на карете герб господина де Бово, значит в ней господин де Бово.

– Господин де Бово патриот? – спросил женский голос.

– Гм! – произнес солдат Национальной гвардии. Жильбер снова улыбнулся.

– Да я же толкую тебе, – возразил первый спорщик, – что это не князь; князь толстый, а этот худой; князь в мундире командира охраны, а этот в черном сюртуке, это управляющий.

Недовольный ропот достиг ушей Жильбера, приниженного этим не очень лестным званием.

– Ну нет! – вскричал грубый голос, заставивший Жильбера вздрогнуть, голос человека, который локтями и кулаками прокладывал себе дорогу к карете. – Нет, это и не господин Бово и не управляющий, это храбрый и прославленный патриот, можно сказать, самый прославленный из всех патриотов. Ну, господин Жильбер, какого черта вы делаете в княжеской карете?

– Смотри-ка, да это никак папаша Бийо, – воскликнул доктор.

– Тысяча чертей! Уж я постарался не упустить случай, – ответил фермер.

– А Питу? – спросил Жильбер.

– О, он тут, поблизости. Эй, Питу! Скорей сюда! В ответ на это приглашение Питу, энергично работая плечами, протиснулся прямо к Бийо и с восхищением подошел поприветствовать Жильбера.

– Добрый день, господин Жильбер, – сказал он.

– Добрый день, Питу, добрый день, друг мой.

– Жильбер! Жильбер! Кто это? – спрашивали в толпе.

«Вот что значит слава! – думал доктор. – Одно дело – известность в Виллер-Котре, а другое – в Париже;

Да здравствует популярность!»

Он вышел из кареты, которая ехала очень медленно, и, опершись на руку Бийо, продолжал свой путь пешком.

Он в немногих словах поведал фермеру о своем посещении Версаля, о благих намерениях короля и королевской семьи. Он за несколько минут так расхвалил королевскую власть этой кучке людей, что, простодушные и очарованные, эти славные ребята, еще охотно доверяющие хорошим впечатлениям, долго кричали «Да здравствует король», и крик этот, подхваченный теми, кто шел впереди, достиг королевских ушей.