Анжелика в Новом Свете
Шрифт:
Она повернулась к нему спиной, чтобы показать, что он не должен настаивать и что она считает разговор оконченным.
Она не любила таких людей, этаких колоссов на глиняных ногах – тип, довольно распространенный среди офицеров. Они были хороши только в своем сугубо мужском деле – на войне, но в обращении с женщинами их неуклюжесть могла сравниться разве что с их фатовством. Убежденные в своей неотразимости, они считали всякую женщину, которая имела несчастье им понравиться, уже как бы по праву принадлежащей им и удивлялись, если она не разделяла их чувств.
Пон-Бриан
– Так, значит, вы хотите, чтобы я даровала вам блаженство немного насладиться белой кожей? – спросила Анжелика, не в силах удержаться от смеха, настолько собеседник показался ей неловким и наивным. – Вот какую роль вы предназначили мне. Вот уж, право, не знаю, должна ли я считать себя польщенной…
Пон-Бриан побагровел от ее иронии.
– Я не то хотел сказать…
– Сударь, вы мне надоели…
У Пон-Бриана был вид наказанного ребенка. Мягкость, которая покорила его в этой женщине, вдруг обернулась для него злой насмешкой. Это совсем сбило его с толку.
Отступиться? Нет, это выше его сил. Он никогда не умея владеть своими чувствами, и охватившее его в этот момент яростное желание стиснуть Анжелику в своих объятиях, овладеть ею ослепило его. За ее спиной он заметил приоткрытую дверь, а за ней – широкую деревянную кровать.
Вожделение, которое пожирало его, сознание, что подобный случай больше не представится, совсем затмили его разум.
– Послушайте, любовь моя, ведь мы одни. Пойдемте со мной в ту комнату. Я не задержу вас долго, клянусь! Но после, после вы сами увидите! Вы поймете, что мы созданы друг для друга. Вы первая, единственная женщина во всем мире, которая породила во мне такую страсть. Вы должны принадлежать мне.
Анжелика – а она в это время как раз брала свою накидку, чтобы выйти и тем самым положить конец разговору, – обеспокоенно посмотрела на него, словно на человека, который вдруг лишился рассудка.
Но она не успела со всей решительностью высказать ему все, что думает о его речах, так как он крепко схватил ее в свои объятия и прильнул губами к ее губам. Он был очень сильный, и страсть ожесточила его, поэтому ей не сразу удалось вырваться из его рук. Он впивался губами в губы Анжелики, принуждая ее открыть их, и это вызвало в ее памяти другие потные рожи, тех, кто насиловал и осквернял ее. Анжелику замутило, и все ее существо внезапно охватила смертельная ярость.
Изловчившись наконец, она одним рывком высвободилась из его объятий, схватила кочергу, что лежала сзади, у камина, размахнулась и изо
Послышался какой-то глухой звук. Бедному лейтенанту показалось, будто из глаз его посыпались искры, он покачнулся и мягко погрузился в усеянную звездами темноту.
Когда сознание вернулось к нему, он понял, что лежит на скамье. Голова разламывалась от боли, но он тотчас догадался, что это за мягкая подушка, на которой она покоится. То были колени Анжелики. Он поднял глаза и увидел склоненное над ним ее озабоченное лицо. Она обрабатывала ему рану под волосами, и для этого ей пришлось положить его голову себе на колени. Он вдыхал аромат ее тела, долетавший до него сквозь ткань платья. Совсем рядом с его лицом была ее грудь. Ему захотелось прильнуть к этой мягкой и теплой груди, по-детски прижаться к ней, но он сдержал себя. На сегодня уже достаточно глупостей. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул.
– Ну, как вы себя чувствуете? – спросила Анжелика.
– Скорее плохо. У вас твердая рука.
– Вы не первый пьяный в моей жизни, которому мне пришлось указать его место…
– Я не был пьян.
– О, конечно!
– Значит, меня довела до такого состояния ваша опьяняющая красота…
– Не нужно снова возвращаться к этому бреду, мой бедный друг.
Анжелику немножко грызла совесть за то, что она обошлась с ним столь сурово. Хватило бы и оплеухи… Но все произошло так неожиданно.
– Что за умопомрачение нашло на вас? – сказала она с упреком. – Ну хотя бы благоразумие должно было удержать вас, ведь не думаете же вы, что ваше поведение приведет в восторг моего мужа?
– Вашего мужа? Говорят, он не муж вам…
– Муж. Я могу поклясться жизнью моих сыновей.
– В таком случае я ненавижу его еще больше. Это несправедливо, что он один имеет право любить вас.
– Эти исключительные законы установлены самой нашей святой матерью-церковью.
– Законы не праведные и несправедливые.
– Скажите об этом его высокопреосвященству папе римскому…
Раздраженный, несчастный, Пон-Бриан почувствовал себя полностью отрезвленным. Черт побери! Она чуть не убила его! В его душе смешивались восхищение ею и жалость к самому себе, и он снова начал думать, что она и впрямь неземное создание, и ему хотелось бы бесконечно продолжать этот спор, лишь бы он мог подольше оставаться у ее груди, вдыхать аромат ее дыхания и ее рук.
Но Анжелика встала. Она помогла ему подняться и сесть. Его шатало, он понимал, что все кончено навсегда; он ощущал страшную усталость, грусть пронизала все его существо.
– Мессир Пон-Бриан…
– Да, моя прекрасная любовь…
Он поднял на нее глаза. Она смотрела на него с материнской озабоченностью.
– Может, вы злоупотребляете напитками? Или жуете какие-нибудь индейские травы, которые, как я слышала, дурманят?
– Почему вы спрашиваете меня об этом?
– Потому что у вас какой-то странный вид.
Он усмехнулся.
– Но разве можно выглядеть иначе, если перед тобой самая прекрасная женщина на свете и она только что хватила тебя по голове?..