Анжелика. Маркиза Ангелов
Шрифт:
— Благодарю вас за дельные советы, отец мой.
Конде продолжал рассматривать светло-зеленую жидкость, и его глаза горели огнем ненависти. Анжелика испытала глубокое разочарование: бог любви, спустившийся на землю, оказался некрасивым и внушал ей страх.
— С этим ядом надо обращаться очень и очень осторожно. Когда я делаю смесь более насыщенной, мне даже приходится надевать стеклянную маску. Одной капли, попавшей на кожу, достаточно, чтобы разъедающая боль добралась до какого-нибудь органа и уничтожила его. Если самому вам не удастся добавить зелье в кушанья этого человека, лучше поручите дело ловкому умелому слуге.
— Слуга,
Принц бросил на монаха, которого превосходил в росте, насмешливый взгляд.
— Я полагаю, синьор Экзили, что, занимаясь искусством, подобным вашему, вы не очень щепетильны. Однако что вы скажете, если я признаюсь вам, что жертвой яда станет один из ваших соотечественников, итальянец из Абруцци [71] ?
71
Речь идет о кардинале Мазарини, который родился в городке Печина в области Абруцци (Италия).
Лукавая улыбка мелькнула на тонких губах Экзили. Он снова поклонился.
— Моими соотечественниками являются только люди, которые способны по достоинству оценить мои услуги, монсеньор. А в данный момент месье Фуке из парижского парламента более щедр ко мне, нежели какой-то итальянец из Абруцци, которого я тоже знаю.
Конде расхохотался.
— Браво, брависсимо, синьор! Мне нравится иметь дело с людьми, подобными вам.
Он аккуратно положил флакончик на атласную подушку. Повисло молчание. Синьор Экзили созерцал свое творение с выражением глубокого удовлетворения и даже гордости на лице.
— Я должен прибавить, монсеньор, что вещество не имеет запаха и почти безвкусно. Оно не изменяет вкус пищи, с которой смешивается, так что интересующий вас господин, даже если он подозрителен и внимательно следит за тем, что ему подают, сможет упрекнуть своего повара только в избытке приправ.
— Вы ценный человек, — задумчиво повторил принц.
Несколько нервно он собрал запечатанные конверты, разбросанные на задрапированном столике.
— Вот то, что я, в свою очередь, обещал передать через вас для месье Фуке. В этом конверте обязательство маркиза Д’Окинкура. А здесь — мессиров де Шаро [72] и дю Плесси, мадам дю Плесси, мадам де Ришвиль, герцогини де Бофор, мадам де Лонгвиль. Как видите, дамы оказались менее ленивыми… или менее щепетильными, чем мужчины. У меня еще нет писем мессира де Мопеу, маркиза де Креки и некоторых других…
72
Вероятно, имеется в виду Луи Бетюн Шаро (1605–1681), капитан королевской гвардии, ставший впоследствии герцогом.
— А ваше, монсеньор?
— Да, правильно. Вот оно. Я его как раз дописывал и еще не успел поставить подпись.
— Могу я просить Ваше Высочество соблаговолить прочитать мне текст, чтобы я мог проверить каждое слово документа? Месье Фуке очень беспокоится, чтобы ни один пункт не был забыт.
— Как пожелаете, — сказал принц, едва заметно пожав плечами.
Затем он взял листок и стал читать вслух:
«…Я, Людовик Второй, принц Конде, заверяю месье Фуке в том, что буду служить ему и только ему, подчиняться ему и только ему, а также обязуюсь по первому приказу предоставить в его распоряжение все свои земли, укрепления и прочее. В подтверждение своих слов я предоставляю ему это письмо, написанное и подписанное моей рукой по доброй воле и даже без изъявления какого-либо пожелания с его стороны. Да примет он на веру мое честное слово. Подписано в…» Дата может быть неточной, дабы сбить с толку ищеек… Это оговорено.
— Подписывайте, монсеньор, — произнес отец Экзили, чьи глаза сверкнули в тени капюшона.
Быстро, словно спеша скорее со всем покончить, Конде взял с секретера гусиное перо, которое только что заточил. Пока он подписывал бумагу, монах разжег небольшой позолоченный серебряный светильник. Конде расплавил на огне сургуч и поставил на письмо большую круглую печать.
— Все остальные обязательства составлены по примеру моего и подписаны, — сообщил он. — Надеюсь, ваш хозяин будет доволен и докажет нам это.
— Будьте уверены, монсеньор. Однако я не могу покинуть замок прежде, чем вы отдадите мне остальные письма, о которых только что говорили.
— Ручаюсь, что вы получите их завтра до полудня.
— Хорошо, тогда до той поры я задержусь в замке.
— Наша дорогая подруга, маркиза дю Плесси, позаботится о том, чтобы вы удобно устроились, синьор. Я предупредил ее о вашем прибытии.
— А пока я буду ждать, полагаю, было бы благоразумнее запереть письма в ларце, который я вам только что передал. Замок скрыт, так что они будут в безопасности от любопытных глаз.
— Вы правы, синьор Экзили. Слушая вас, я начинаю понимать, что интриги — это тоже искусство, требующее практики и опыта. А я простой воин, и не скрываю этого.
— Прославленный воин! — воскликнул итальянец, кланяясь.
— Вы мне льстите, отец мой. Впрочем, не скрою, мне бы хотелось, чтобы монсеньор Мазарини и ее величество королева разделяли ваше мнение. Как бы то ни было, я считаю, что военная тактика при всей ее грубости и масштабности в чем-то сродни вашим ловким махинациям. Надо всегда предвидеть намерения врага.
— Монсеньор, вы рассуждаете так, словно сам Макиавелли был вашим учителем.
— Вы мне льстите, — повторил принц.
Однако лицо его просияло.
Экзили посоветовал принцу приподнять атласную подушку и спрятать компрометирующие конверты под ней. Затем ларец был помещен в секретер.
Едва итальянец исчез за дверью, как Конде, словно ребенок, снова достал ларец и открыл его.
— Покажи, — прошептала женщина, протягивая руку.
Пока длилась беседа, она не вмешивалась и развлекалась тем, что снимала и снова надевала на пальцы кольца. Но, очевидно, она не упустила из разговора ни единого слова.
Конде подошел к кровати, и они вместе склонились над флаконом с изумрудной жидкостью.
— Ты думаешь, яд и впрямь так опасен, как он утверждает? — прошептала герцогиня де Бофор.
— Фуке заверил меня, что на свете нет более умелого аптекаря, чем этот флорентийский монах. А мы в любом случае вынуждены действовать через Фуке. Ведь именно ему в прошлом апреле пришла в голову мысль о сотрудничестве Парижского парламента с Испанией. Вмешательство испанцев нам всем не по душе, но зато Фуке смог заручиться поддержкой его католического величества Филиппа IV. Без него я могу потерять свою армию.