Апостол Павел
Шрифт:
В действительности же речь идет о несчастливой случайности. Павел и Сила в момент их ареста просто не имели возможности предъявить доказательства своей принадлежности к римским гражданам. В обществе, которое не знало ни паспортов, ни документов, удостоверяющих личность, где даже не существовало регистрации подданства, все держалось на личных свидетельствах. Путешествующий иностранец, желающий воспользоваться своими правами, не мог обойтись без свидетелей и поручителей из местных жителей: торговцы хорошо это знали и заранее заботились о том, чтобы в каждом большом порту были свидетели, которые могли бы удостоверить их личность; поэтому родственные связи и гостеприимство были предметом особых забот. Но вся эта система могла выйти из-под контроля, как в данном случае, когда преступление налицо, но виновные оказались перед судом и властями неподготовленными: в ответственный момент родственников могло не оказаться на месте, а гостеприимные отношения могли ослабеть; кроме того, из опасений, в бывшем госте могли не признать брата или родственника [533] . Павел пострадал из-за отсутствия или нехватки свидетелей, возможно, он послал кого-нибудь на поиски своего родственника в Фессалонику, чтобы тот удостоверил его личность и статус.
533
Смотри старое, но все же полезное исследование Е. Эггера. «Формальности гражданского состояния». Исследования древней истории и филологии. Париж. 1863, 105–129, и общие примечания Ф. Готье. «Symbola». Нанси, 1972, 76-81. О трудности доказать свое гражданство в первом веке до нашей эры и о незаменимой роли свидетелей смотри: Е. Deniaux. «Les «Bourgeoisies municipales italiennes».
Во всяком случае, должностные лица в Филиппах узнали о своей ошибке до окончательного изгнания апостолов. Они были в смятении, потому что при Клавдии закон не шутил с теми, кто позволял себе дурное обращение с римскими гражданами [534] . Впрочем, «Деяния» преувеличивают их замешательство и чувство неловкости.
Таким образом, Павел и Сила могли покинуть Филиппы с гордо поднятой головой, имея возможность организовать свой отъезд. Они извлекли уроки из этого неприятного происшествия: Сила взял себе римское имя, более соответствующее его положению, а Павел решил целенаправленно укреплять семейные связи. Он обошел своих родственников, сначала направившись по Виа Эгнатии до Фессалоники, чтобы посетить Иасона, затем пошел по другой дороге до Верии, где жил Сосипатр.
534
Dion. «Discours aux Rhodiens», 60, 24 (при Клавдии). Однако A.H. Шервин-Уайт. «Римский закон», 71–76, собрал данные о Республике и Империи и доказал, что представители римской судебной власти могли при наличии обвинения даже заковать в кандалы и бичевать граждан во время судебного разбирательства.
Родственники в Фессалонике и Верии оказались радушными и послужили Павлу той опорой, которой ему так сильно не хватало в Филиппах. В Фессалонике Иасон гостеприимно открыл двери своего дома для обращенных, и когда Павла с группой людей задержали на улице и повели к представителям власти, он поручился за него и добился его освобождения [535] .
Пребывание Павла в каждом городе было достаточно долгим. Какое-то время он работал, чтобы обеспечивать себе существование, но временами он жил на денежную помощь, присылаемую филиппийцами, полностью посвящая себя апостольской деятельности. Павел не пытался делать из своей группы синагогу; он не хотел проповедовать среди близких — новейший замысел миссии! Если он в Фессалонике работал по ночам [536] , то только потому, что хотел иметь досуг, необходимый человеку благородного происхождения, чтобы во время субботних собраний соответствовать рангу толкователя Закона: его проповедь была частью поучения, следовавшего за чтением Библии [537] . Во время этих церемоний, на которых присутствовали и греки, симпатизирующие христианству [538] , он обращал «идолопоклонников», а также присмотрел Аристарха — одного из будущих соратников, самых верных в Азии, что позже сопровождали его в Иерусалим и Рим [539] . Согласно «Деяниям» здесь, как в Филиппах и Антиохии Писидийской, он обращал также женщин благородного происхождения; иудеев и греков, которые соблюдали ритуалы и праздники синагоги, не выполняя тем не менее Закона Моисеева [540] .
535
Деян., 17, 9: греческое выражение автора Деяний «labontes ton ikanon», которое мы находим также в 15, 15 и перевод с латинского satis accipere — понятие, соотносимое с satis dare: «представление гарантии по поручительству» (смотри: А.Н. Шервин-Уайт. «Paul and the Cities». «Римский закон», 95). По римскому праву — это vadimonium, обеспечивающий явку в суд в назначенный день. Тривиальность этой детали — лучшее доказательство историчности эпизода.
536
1 Фесс., 2, 9. Этот отрывок был истолкован неверно, как попытка проповедования в мастерской или на пороге. Д. Мерфи О'Коннор. «Коринф во времена святого Павла». Париж, 1986, 257–258.
537
1 Фесс., 2, 3.
538
Удостоверено Филоном, De vita Mos., 2, 41, и подсказано Иосифом. AJ, 20, 2, 3 (34–35).
539
1 Фесс., 1, 9; Филимон., 24; Кол, 4, 10–11; Деян., 20, 4 и 27, 2.
540
Деян., 17, 4, 11. Категория «боящихся Бога» остается не вполне определенной, потому что автор «Деяний» мог так обозначить кого-то, кого Павел недвусмысленно называл иудеем, или того, кто называл себя иудейским именем: смотри главу 8, прим. 82; нельзя исключать, что Павел обращал в Фессалонике эллинизированных иудеев. Напомним, что положение «боящихся Бога» в синагоге не определено с точностью Иосифом, AJ, 20, 2, 3 и 8, 11 (34–35 и 195): они соблюдали прародительские ритуалы, не участвуя в Законе иудеев и не обрезаясь. Но так было в Месапотамии.
Первый успех Павла был значительным, и молва об этом быстро распространилась на Балканах [541] . Но очень скоро появились и трудности, и нужно было отстаивать миссии «во многих битвах»: битвах, которые, как написано в «Деяниях», набожные иудеи вели против симпатизирующих греков, городская чернь против знатных лиц, бездельники против работников… [542] Сколько этнической, социальной, культурной вражды в филиграни этих противоположностей! В действительности, население Фессалоники, как, впрочем, и население Верии, было далеко неоднородно: иудейское общество по численности соответствовало самаритянам, рассеянным по всему побережью, начиная с Неаполя [543] , и Thasos, которые занимались торговлей тканями высшего качества и чьи покупатели потенциально могли составить новое общество «эллинистов» иудаизма [544] . Римские слои населения были здесь весьма многочисленны: государственные служащие и низшие чиновники, а также итальянские торговцы, крепко связанные с цеховыми организациями; были тут и торговцы с Востока, вместе с которыми в город пришло культовое поклонение сирийским и египетским богам [545] .
541
1 Фесс., 1, 8–9.
542
1 Фесс., 2, 2 и 14, близко к Деян., 17, 4 к 5.
543
Неаполь — приморский город во Фракии. Теперь этот город называется Кавала (Прим. перев.)
544
Смотри: В. Lifshitz и J. Schiby, RB, 75, 1968, 368–378, дополнено Е. Tov, RB, 81, 1974, 394–399.
545
О фесалоникийской среде и об установлении «politarque» смотри V. Papazouglou. «Города Македонии в римскую эпоху». ВСН, Suppl., 16, Париж, 1988, 206–210.
Обращенные в христианскую веру представляли наиболее асоциальную группу среди городского населения: Павел привлекал главным образом профессиональных проводников, которые способствовали распространению его проповедей к северу и западу — до Пеонии и Иллирика [546] , в радиусе приблизительно двести километров. Мы имеем в виду странников, которых греки уподобляли перелетным птицам, периодически заполонявшим город [547] . Со всеми торговцами, часть которых были римляне, Павел говорил на их языке, сравнивая дело евангелизации с «общественным причастием» ( Koindnia) [548] и подводя итог своей деятельности в провинции с помощью бухгалтерских терминов, таких как «дебет» и «кредит» [549] . Он признавал их чувство гостеприимства и взаимопомощи, но очень строго судил эту немилосердную среду, где царило соперничество и сутяжничество, каждый вмешивался в чужие дела вместо того, чтобы оставаться в стороне, или люди жили в согласии с бесчестьем. Павел дал своим приверженцам урок поведения, приличиествующего гражданину, чтобы облегчить их слияние и общение с «внешними», поскольку город очень мало ценил их деятельность [550] .
546
Иллирик — римская провинция на восточном побережье Адриатического моря. (Прим. перев.)
547
1 Фесс., 1, 8: они кружили по Восточной Македонии, до озера Охрид, вдоль Виа Эгнатии, что в дальнейшем позволило Павлу сказать, что его проповедование достигло Иллирика (Рим., 15, 19), то есть региона Лихниды согласно Страбону, 17, 323, а также Центральной Греции. Очень популярное сравнение с перелетными птицами использовалось, в частности, Платоном, Lois, 12, 952.
548
Фил., 1, 5 (это, разумеется, очень позднее послание: смотри главу 13). Тема koinonia появится в 53–54 годах, в эпоху Ефеса, в Гал., 2, 9, Рим., 15, 26, и Филимон., 6. На греческом этот термин может обозначать «торговое общество», но он применяется также в более широком смысле ко всякой структуре, основанной на совместной деятельности участников, как к управленческому сообществу, так и к простому товариществу: не следует быть таким категоричным, как S. Dockx. «Дата и место написания Послания к Филиппийцам», RB, 80, 1973, 239, № 17 (ту же точку зрения широко развивает П. Сэмпли. «Pauline Partnership in Christ. Christian Community and Commitment in Light of Roman Law». Филадельфия, 1980).
549
Фил., 4, 15. Смотри: S. Dockx, art.cit. (предыдущее примечание).
550
1 Фесс., 4, 9 и 10; 3–7 и 11–12.
Явились ли неприятности в Фессалонике следствием плохой репутации его последователей, как намекает автор «Деяний», или следствием междоусобиц различных мятежных групп синагоги? Летописец рассказывает об ополчении против апостола и приводит обвинение интриганов Фессалоники, написанное теми же словами, что и обвинение, предъявленное позже Синедрионом на суд прокуратора Иудеи: Павел обвинялся в «подрывной деятельности» в соответствии с указом Клавдия [551] , в котором четко установлены рамки дозволенного. Сам Павел тоже упоминает о противодействии иудеев, но не вполне определенно, в основном он акцентирует внимание на непонимании и враждебности населения в целом: «Вы претерпели от своих единоплеменников так же, как и иудейские Церкви от иудеев» [552] .
551
Деян., 17, 6–7, который является почти повтором 24, 5, - обвинение в том, что Павел был «язвою общества», не признающим устав Клавдия: смотри F. Cumont, RHR, 91, 1925, 1-17.
552
1 Фесс., 2, 14.
Первые общества Македонии не могли быть чем-то иным, как только маленькими группками, существующими вне городской среды, но такими, которые поддерживали между собой постоянную связь, что, собственно, и позволило им уцелеть.
Нужно сказать, что Павел в своем маргинальном проповедовании потерпел неудачу. Поэтому миссионерская стратегия, которую он разрабатывал в Афинах и Коринфе, имела своей задачей нести христианское послание в самое сердце города.
Глава 8
РАЗРАБОТКА МИССИОНЕРСКОЙ СТРАТЕГИИ
Несмотря на расколы и оппозицию, именно молодые Церкви Македонии снабдили Павла средствами, позволившими развернуть апостольскую деятельность в Греции в условиях полной независимости. Они на самом деле дали ему и деньги и соратников.
Можно предположить, что Павел настойчиво добивался средств в Антиохии, но безуспешно: без сомнения, здесь поняли, что миссия перешагнула за негласно установленные рамки. Церковь же в Филиппах с момента ее образования, напротив, содействовала продвижению евангелизации на Балканы: она отправляла деньги в Фессалонику «один раз», «другой раз» и была единственной Церковью, которая помогла апостолу уплатить долги, когда он покидал Македонию, чтобы направиться в Ахайю [553] , так как Павел уже спланировал и организовал свою миссию в масштабах этой провинции. Позже Церкви Македонии выделили средства на проведение евангелизации в Коринфе [554] .
553
Фил., 4, 15.
554
2 Кор., 1, 8–9.
Обращенные сразу же становились служителями. Павел находился еще в Фессалонике, а новые христиане уже несли весть о его прибытии в Иллирик, распространяя ее вокруг Лихниды (Lychnidos) до Добера [555] (Doberos) — небольшого военного поселка, неподалеку от Фракии, и в ближайших районах Ахайи, то есть в центральных районах Греции (вокруг Делфы (Delphes) и Афин) и в Пелопоннесе (Peloponnese) [556] . Служение этих миссионеров-добровольцев заключалось в том, что они рассказывали о событиях, как о лично пережитом, акцентируя внимание, разумеется, на «знамениях», которыми их осенял Павел. В эту эпоху брожения умов простой рассказ о чудесах или об изгнании злых духов мог вызвать стремление к обращению. Это утверждение является верным как для христианской, так и для языческой среды, кстати, и для последователей Пифагора — философов. Жамблик разве не говорил: «Они свидетельствуют о чудесах, чтобы питать веру. Очевидно, все должны понимать, что то, о чем они свидетельствуют, — не дело человека, но дело какого-то высшего существа, их творца» [557] . Так как только чудеса побуждали к обращению, то и общества обращенных в Македонии имели явно выраженный харизматический характер, они были неустойчивыми и непостоянными [558] .
555
Этот город еще называли Дервия, но это не та Дервия, что находится в Ликаонии. (Прим. перев.)
556
1 Фесс., 1, 8-10. О городе Doberos смотри: F. Рараzoglou. «Область Македонии». ANRW, II/7/1, Париж— Нью-Йорк, 1979, 347.
557
Смотри R. MacMullen. «Многобожие во времена Римской империи». New Haven (Yale), 1981, 154–158.
558
1 Фесс., 5, 10–20; 2 Фесс., 2, 2.
Создавая их по образцу семейного общества, основанного его родственниками, Павел систематизировал миссионерскую деятельность городских обществ и странствующих посланников: у каждой Церкви был свой радиус действия. Так, в маленьком городке Добер, расположенном в горах Верхней Македонии, к востоку от дороги, которая вела в долину Аксию, от Фессалоники до Стоби, вскоре появились собственные обращенные… которые, в свою очередь, тоже стали проповедниками [559] .
559
Деян., 20, 4: среди спутников третьего путешествия в 55 году был некий Гаий Дервянин. Автор говорит о городе Doberios, тогда как другие источники употребляют только Doberes или Doberi; речь идет о местности в Македонии, а не о населенном пункте под названием Дервия Ликаонийская, потому что упомянутый Гаий был назван «македонянин» в 14, 19. О Doberios смотри F. Papazoglou. «Города Македонии в римскую эпоху». Париж, 1988, 328–333.