Апостол Смерти
Шрифт:
Хеллсинга окружала не стая неформальной молодёжи, заядлых металлистов и панков, как можно было ожидать, а группа парней в спортивных костюмах либо кепках и висящих мешковатых штанах. Гопники да рэперы. Двое сидели на металлических периллах, ещё двое стояли напротив, и у каждого в руках по банке пива, а под ногами ещё целый пакет. С чьего-то телефона играла соответствующая сей компании молодёжная музыка.
Проводник сидел спиной к ним прямо на земле, по другую сторону перил. От крутого склона его отделяло всего
— Слышь, Лёх? — окликнул его парень в солнечных очках и кепке козырьком назад. — Всех угощаешь, а сам не пьёшь? Ты чё, братан?
Хеллсинг глянул на стоящую перед ним закрытую банку.
— Неохота.
— Да ла-адно! Хеллсинг? Не хочет бухать?
— А ты думаешь, чё жара такая стоит?
— Его, по ходу, уже не вставляет это дело.
— Ну, извини, брат. Барыга булки на пляже запекает, так что, пока только так.
— Лёх, а Лёх? Ты чего нос повесил? В эмори что ль записался?
— Да, вишь, какую чёлку отрастил!
Парни загоготали, а Хеллсинг иронично усмехнулся.
— Ага… Род деятельности сменил. Щас пойду плакать и вены резать.
Раскатистый смех, одна шутка за другой, и о нём уже забыли. Просто переключились на более занятные и весёлые темы.
Я покачал головой их дружелюбию, прошёл сквозь перила и аккуратно, чтобы не напугать Хеллсинга, сел рядом с ним.
Он совсем не удивился моему появлению. Одарил меня бесцветным взглядом и устремил его на горизонт.
— Пойдём, поговорим, — спокойно сказал я ему.
Он не реагировал. Сидел и смотрел вдаль, а я находил всё больше сходств этого неопрятного угрюмого неформала с тем, кого видел сегодня во сне.
Молчание затягивалось. Воздух наполняли жизнерадостные голоса и нестандартная музыка, город и его жители купались в сиянии солнца, а над головами раскидывалось ярко голубое небо, так гармонирующее с общей оживлённостью, и такое безразличное к страданиям этого парня. И к моим тоже.
Я тоже невольно залюбовался всем, что происходит вокруг меня. А вокруг меня происходила жизнь. Я смотрел на неё, словно в телевизор, не ощущая солнечного тепла и свежести летнего воздуха. Должно быть, сейчас Хеллсинг тоже ничего этого не чувствует. Или наоборот — пытается пропитать всего себя этими мелочами и обыденностями жизни, что и составляет простое человеческое счастье, окунуться в них с головой и хорошенько запомнить.
Как будто хотел насладиться ими напоследок.
Я встрепенулся от этой мысли. Всё меньше и меньше мне нравилось его настроение, которое я ощущал, как своё.
Хеллсинг оживился лишь когда уловил краем уха обрывок разговора своих товарищей.
— А сколько время?
— Второй час. Половина почти.
В эту же секунду мой проводник вобрал в грудь столько воздуха, сколько уместилось в лёгких, медленно выдохнул, встал, пнул с размаху пивную банку и помчался
К его дому мы шли молча. Хеллсинг не смотрел на меня, ничего не говорил, но и не пытался меня прогнать. Мне в мысли закралась одна идея, и я решил аккуратно воплотить её в жизнь.
— Послушай… Я тоже всю жизнь был один. Ни друзей, ни личной жизни. Даже родственников не осталось. У меня не было никого, и, знаешь, иногда лучше быть совсем одному, чем в компаниях тех, среди кого чувствуешь себя ещё более одиноким.
Он не отвечал и словно бы не слышал.
— Я знаю, о чём ты думаешь, — в лоб выдал я. — Поверь мне — если ты это сделаешь, ты не избавишь себя от проблем. С самоубийцами происходит то же, что со мной. Расскажи мне! — Я перегородил ему дорогу, и парень остановился. — Расскажи мне, Лёша, что ты скрываешь от Сумрака? Что произошло с Антоном? Ты ведь знаешь, так сними с себя этот груз.
Глаза Хеллсинга, как две синхронно танцующие мухи, кружили по моему лицу, но в них не отражалось ничего. Никаких эмоций и мыслей. Я словно бы разговаривал со слепцом.
Он поднял голову, осмотрел обширный небосвод и совершенно безоблачным, даже каким-то блаженным голосом, проговорил:
— Тепло-то как… Хорошо сегодня.
И со всей невозмутимостью прошёл сквозь меня.
Это оказалось неприятным сюрпризом. А как же манипуляция людским сознанием? Что там говорил Игорь про категории? Бесполезно пытаться управлять двумя видами людей — сильными личностями, и теми, кто больше не чувствует связи с окружающим миром. Теми, чей огонь уже погас.
Плохо. Очень плохо.
Значит, нужно разжечь этот огонь!
Я побежал за проводником.
— Ты и дальше будешь тварью дрожащей, или наконец-то поведёшь себя, как мужик? Признайся уже в том, что натворил, и прими заслуженное! Хватит бояться, Хеллсинг! Хоть раз в жизни загляни в лицо своему страху!
Он остановился так резко, что я бы налетел на него, если бы был материален. Обернулся и предстал передо мной ещё не совсем уязвлённым, но задетым за живое.
— Я-ничего-не творил! — угрожающим тоном процедил он.
— Тогда чего ты боишься?!
Но он уже стремительно удалялся от меня. Я преследовал его, но, помня наш недавний опыт, провоцировать дальше не стал, пока Хеллсинг не перейдёт дорогу.
Он по-прежнему боялся машин. Только когда убедился, что все они остановились и ждут его, перебежал на другую сторону, и тут-то я его и поймал.
— Слышь, Хеллсинг! Ты реально псих, если ради чужой тайны готов…
— Я НЕ ПСИХ, ПОНЯЛ?! — круто развернувшись, заорал он так, что я испугался. — Не смей! Ты… т-т-ты слышишь меня?! Не смей меня так называть!