Шрифт:
Н. А. Лейкинъ
Апраксинцы
I
То торговое мсто въ Петербург, гд еще и понын процвтаютъ слова: сначить, клево, керый, вершать и тому подобные термины изъ языка россійскихъ офеней, издавна называется «Апраксинымъ дворомъ» или «Апраксинымъ».
Кто изъ васъ, петербургскіе читатели, не знаетъ этого злачнаго мста? Кто изъ васъ не имлъ нужды прогуливаться по лабиринту его сбивчивыхъ линій и проходовъ?
Захочетъ-ли воспитанникъ пріобрсть себ подержанный учебникъ, понадобится-ли кому подобрать къ замку ключъ къ чайнику крышку, пожелаетъ-ли какой-нибудь любитель старыхъ книгъ пріобрсть «Письмовникъ» Курганова и тому подобное старье — вс бгутъ на Апраксинъ. детъ мужикъ въ деревню — обновы закупаетъ на Апраксиномъ; понадобилось экономной барын матеріи на платье, стали на кринолинъ, или чего-бы то ни вздумалось — деньги въ карманъ, и на Апраксинъ. Хочетъ-ли обмундироваться солдатъ, вышедшій въ
Говорятъ владтели: Апраксинъ такъ выгоденъ, что они не промняютъ его ни на какіе золотые пріиски; да и не мудрено врить, ежели принять въ соображеніе цны на лавки. За наемъ лавки, построенной на трехъ или четырехъ квадратныхъ аршинахъ земли, платятъ по шестисотъ рублей въ годъ, а иногда и боле: прибавьте ко всмъ этимъ удобствамъ то, что ни одна страховая контора ни за какіе проценты не беретъ на страхъ товаръ, и удовольствіе торговцамъ лтомъ стоять на сквозномъ втр [1], а зимою мерзнуть на двадцати-пяти-градусномъ мороз.
Но читателю можетъ-быть покажется страннымъ, отчего торговцы, во избжаніе этихъ неудобствъ, не сговорятся нсколько человкъ выст, не выпросятъ у правительства мста и не построятъ боле удобныхъ и теплыхъ лавокъ. На это мы васъ попросимъ поговорить съ любымъ апраксинцемъ. Вотъ что онъ вамъ на это отвтитъ:
— Помилуйте, какъ можно-съ! Здсь мсто насиженное. Переселись-ка куда-нибудь, такъ покупателя-то и въ глаза не увидишь, — съ голоду помрешь.
— Пустяки! отвтите вы на это: — пусть соединятся боле сильные торговцы, къ нимъ присоединятся маленькіе торговцы и образуется нчто цлое, отдльный рынокъ; да и владлецъ-то, увидя, что его мстомъ не дорожатъ, сбавитъ цны найма лавокъ.
— Что вы, зачмъ ему сбавлять! Да сойди-ка кто съ мста, такъ на его мсто десятки найдутся. Разв мало здсь приказчиковъ, которые желаютъ сами торговать! Они и теперь-то шныряютъ да нюхаютъ, не сдается-ли гд лавка; по тысяч рублей выходу даютъ, сами на наемъ надбавляютъ, только-бы лавка досталась. Нтъ, ужъ здсь мсто насиженное! У насъ есть такіе люди, которые выстроятъ на земл владльца лавки, платятъ ему поземельные и отдаютъ въ наймы отъ себя. Капиталы наживаютъ, — вотъ какъ выгодно!
Всхъ торгующихъ на Апраксиномъ можно раздлить на три касты: на патриціевъ, плебеевъ и пролетаріевъ. Къ числу первыхъ относятся хозяева, ко вторымъ — молодцы, то-естъ приказчики, и наконецъ къ третьимъ — продающіе и перекупающіе разный хламъ и ветошь, а иногда занимающіеся, какъ выражаются молодцы, «карманною выгрузкою». Люди эти не имютъ осдлости, цлый день шныряютъ по линіямъ и обращаются къ проходящимъ съ слдующими вопросами: «Не продаете-ли чего? Кавалеръ! кажи, что несешь? Почемъ голенищи?»
Патриціи, то-есть хозяева — вольныя птицы; они пользуются всми удобствами жизни; но плебеи — молодцы — въ совершенной зависимости отъ хозяевъ; занятые круглый годъ, лтомъ съ восьми часовъ утра и до девяти вечера, а зимою съ девяти утра до пяти, они совершенно не имютъ воли и не смютъ сдлать шагу безъ спроса хозяина, не смютъ провести ни одной идеи, и по понятію хозяевъ, суть ничто иное, какъ магазины или ломовыя лошади. Пролетаріи въ дл свободы гораздо счастливе ихъ; по-крайней-мр т могутъ сказать: «я самъ себ господинъ».
Кром трехъ дней въ году, на Апраксиномъ круглый годъ производится торговля. Эти завтные три дня: первый день пасхи, троица и рождество. Только въ эти дни вы можеге увидать запертыя лавки и затянутыя веревкой линіи.
Впрочемъ кром этихъ трехъ дней, есть еще дни, когда апраксинды торгуютъ только до обда, то-есть только до двнадцати часовъ, а именно: въ прощеное воскресенье, — на масляной и въ омино воскресенье — первое посл пасхи. когда учиняется разсчетъ прикащиковъ съ хозяевами.
Аптекарскіе приказчики, фельдшера въ больницахъ, наконецъ извозчики, лакеи, горничныя — и т чередуются между собою и гуляютъ въ праздники; мы не говоримъ уже о мастеровыхъ и поденьщикахъ. Въ воскресенье, посл шестидневнаго труда, вс отдыхаютъ, вс стараются выдвинуть этотъ день изъ колеи другихъ дней и отличить его хоть какими-нибудь прихотями и удовольствіями. Но бдные апраксинскіе молодцы не испытываютъ этого удовольствія; они не знаютъ наслажденія воскреснаго отдыха посл шестидневнаго труда. Они не могутъ сказать, что, отдохнувъ въ воскресенье, принимаются въ понедльникъ за дло съ новыми силами.
Почти вс апраксинцы живутъ въ Московской части и Апраксиномъ переулк; очень немногіе въ другихъ частяхъ города. Подите вы въ девятомъ часу утра по Чернышеву переулку — и вы встртите сотни бгущихъ къ мсту торжища молодцовъ, размахивающихъ руками и надляющихъ толчками прохожихъ. Когда вамъ, любезный читатель, случится проходить по Чернышеву переулку, то, завидя бгущихъ молодцовъ, сходите съ тротуара: иначе они надлятъ васъ такими толчками, что вы невольно уступите имъ мсто.
Вторая половина декабря. Девятый часъ утра. На улиц еще очень сро, что-то такое между ночью и днемъ; звая дутъ на промыслъ извозчики и изрдка перекидываются между собою словцомъ. «Вишь утро-то какое морозное!» замчаетъ одинъ изъ нихъ, ударяя озябнувшей рукой въ желтой рукавиц по-облучку. Понуря головы, тихо выступаютъ ихъ лошади; заиндеввшія морды ихъ кажутся какъ-бы обросшими сдыми бородами. На двор до двадцати градусовъ морозу. Почти изъ каждой трубы струится дымъ; отъ холоду онъ не разсевается въ воздух, а какимъ-то облакомъ ложится надъ домами. Дло близко къ празднику — рождество на двор; къ этому дню въ Петербургъ привозится огромное количество състныхъ припасовъ. Вотъ и теперь тащатся розвальни съ гусями, индйками, курами; вонъ изъ-подъ рогожи выглядываетъ окаменлая отъ морозу голова барана. У сливочныхъ и зеленныхъ лавокъ выставили уже елки; черезъ четыре дня эти елки внесутся въ теплыя комнаты, украсятся конфектами и уставятся зажженными свчами. Вс радуются приближающемуся празднику, даже и молодцы: и у нихъ этотъ день будетъ одинъ изъ тхъ трехъ дней, когда они не пойдутъ въ лавку. «Вотъ, думаютъ они, выступая къ мсту торжища: — пройдемъ еще четыре раза взадъ и впередъ по этой дорожк — и праздникъ наступитъ». Смотрите, какъ спшатъ они, идя по Чернышеву переулку, какъ размахиваютъ руками! Воротники ихъ подпоясанныхъ кушаками шубъ успли уже покрыться инеемъ. Впереди всхъ выступаетъ въ енотовой шуб и котиковой фуражк бородатый старшій молодецъ; въ карман у него ключи отъ лавки. Въ его походк есть нчто важное, отдльное, непохожее на походку другихъ молодцовъ; даже и физіономія его какая-то хозяйская. Смотрите, у него на примт непремнно есть лавка; посл пасхи онъ возьметъ разсчетъ у хозяина и будетъ самъ хозяйствовать. Сзади него выступаютъ младшіе молодцы въ бараньихъ, лисьихъ и заячьихъ шубахъ. «Смотри, карандашъ потерялъ!» поддразниваетъ одинъ изъ нихъ попавшагося имъ на дорог школьника. «Отчего это у него колнки протерты!?» спрашиваетъ другой. Школьникъ отпускаетъ нсколько ругательствъ и идетъ дале. За молодцами бгутъ съ какими-то мшками три мальчика. Одинъ оторвалъ отъ водосточной трубы сосульку: ему очень хочется швырнуть ею въ пробгающую мимо собаку, но онъ боится зоркаго молодца, — оттреплетъ на мст преступленія. Вотъ уже они и на мст, подходятъ къ лавк, крестятся, сторожа снимаютъ шапки, кланяются; везд щелкаютъ запоры, звенятъ ключи.
Декабрь мсяцъ, а въ особенности за нсколько дней до праздника — время торговое, боевое. какъ выражаются апраксинцы, покупатель все денежный: кто идетъ купить себ обновку къ празднику, кто подарки для прислуги, а кто и самъ несетъ продать какое-нибудь лтнее платье, чтобъ было бы съ чмъ встртить праздникъ. И это тоже не безвыгодно для апраксинцевъ; обыкновенно вещи эти пріобртаются за безцнокъ. Еще денька два-три — и по Апраксину запестрютъ цвтные околышки фуражекъ. Чиновники получатъ награды и бросятся покупать себ и своимъ дорогимъ половинамъ обновы. Тогда только припасай торговцы ситцу, сапоговъ. башмаковъ и тому подобныхъ вещей, безъ чего не можетъ обойтиться ни одна проза жизни. Въ это время чиновники бываютъ чрезвычайно любезны.
— Ну что, какъ торгуете? спрашиваютъ они молодца, платя ему за товаръ новенькими кредитными билетами.
— Ничего-съ, теперь хорошо. Новенькіе… съ молоточка! замчаетъ тотъ, принимая бумажки.
— Подъ номеръ! сейчасъ только получилъ, — и чиновникъ съ важностью ударяетъ по тощей пачк бумажекъ.
Въ эту минуту онъ счастливъ.; онъ испытываетъ въ рук пріятную тяжесть въ вид двадцати, тридцати рублей. Вы, господа богачи, вы не поймете его счастія!
Вотъ теперь, только-что отворили лавку, не успли еще мальчики и половъ вымести, какъ уже и покупатели зашныряли по рядамъ. Первой покупательницей была какая-то старуха въ истасканномъ салоп и изломанной шляпк. Шляпка эта потому только могла носить такое наименованіе, что была надта на голову. Старуха желала прикупить по образчику аршинъ ситцу.
— Ну, для почину староплендія ввалилась! проговорилъ одинъ молодецъ. — Отначь! крикнулъ онъ другому молодцу, которому старуха показала образчикъ. И молодецъ отначилъ, то-есть отказалъ старух. Та не поняла этого техническаго выраженія и поплелась дале.
Вотъ уже и одиннадцатый часъ. Молодцы послали мальчика въ трактиръ заварить чай. На Апраксиномъ пьютъ чай по четыре и по пяти разъ въ день, а у тароватыхъ хозяевъ и боле. Въ какое угодно время пройдите вы по рядамъ — наврно увидите молодцовъ, пьющихъ чай. Пьютъ обыкновенно въ прикуску или, какъ называютъ туземцы, съ угрызеніемъ. На Апраксиномъ есть легенда про одного скупаго хозяина, который поилъ молодцовъ чаемъ, и изъ экономіи, чтобъ они не съдали слишкомъ много сахару, не давалъ имъ его въ руки, а прившивалъ на нитк къ потолку; когда они пили, то, желая усладиться, могли подходить и лизать этотъ кусокъ.