Апрельское, или Секрет забытого письма
Шрифт:
Моим главным осознанием было, что нельзя тянуть! Ни в коем случае. И это касается не только отношений в семье, а любого дела. Если чувствуешь, что что-то не так, если что-то тяготит, разбирайся, решай ситуацию, не плыви по течению. Решай сейчас! Нельзя тянуть и убеждать себя, что всё нормально.
Моё невыносимое поедание себя изнутри стало толчком для того, чтобы разобраться в отношениях с Андреем. Я сгорала от эмоций. Это были гнев и одновременно чувство вины. Гнев на себя и на него за то, что оба видим — всё плохо, и оба прячемся от этого. А чувство вины — за мою измену с Максимом. Долгое время себя уговаривала, что это такой период,
Глава 29
Апрель в моей жизни оказался знаковым месяцем. Начиная с того, что день рождения у меня двадцать пятого апреля. Приехала в апреле в посёлок с названием Апрельское и оказалась замешана в непростую историю, связанную с цыганами. Тогда я не знала, что восьмое апреля — Международный день цыган. А потом написала книгу о цыганах и в апреле её презентовала широкой публике, дала несколько интервью, приняла участие в открытии памятника на братской могиле цыганского табора, и, наконец, снова окунулась в отношения с Максимом. И теперь мы с ним ехали на взятой напрокат машине в какую-то цыганскую деревню, которую ещё предстояло найти. Спрашивали дорогу у прохожих и попутно общались с людьми. Мужчина и женщина, у которых мы решили узнать месторасположение населённого пункта, попросили их подвезти, потому что им как раз было с нами по пути. Макс согласился взять попутчиков бесплатно и принялся расспрашивать о местных цыганах. Я с интересом слушала. Хотелось хоть примерно представлять, чего нам ожидать. Вскоре заметили ещё одну пожилую даму, голосующую у дороги. Максим и её подобрал. Я пошутила, что он решил поработать таксистом-альтруистом.
О цыганах наши собеседники охотно согласились рассказать. Особенно увлечённо говорил мужчина.
— Ромэн испортила цивилизация, — объявил он. — Настоящие рома были вольными, кочевали и не допускали смешивания крови. «Романо рат» знаете, что означает? Переводится, как «романская кровь». Так называют цыган и тех, у кого в роду были цыгане. Это сродни «итальяно веро» — «чистокровный итальянец». Хотя, что касается цыган, тут о чистокровности говорить не приходится, учитывая их скитания. Так что «романо рат», скорее, цыганский дух. Известны случаи, когда «романо рат» признавались люди, не имеющие никакого отношения к цыганам, но проникшиеся их взглядами и разделявшие их культуру.
— В чём же уникальность культуры и взглядов цыган? — спросила я, чтобы поддержать разговор.
— По-моему, самое яркое их качество — отношение к труду. Был у меня знакомый, который никогда не работал. Говорил, что он цыган и что им работать нельзя. Немного правды в этом есть. Цыгане не приемлют физический труд. Они люди творческие. Вот творчеством им заниматься можно. Поют, танцуют. Но у станка стоять — это не для них. Опять же, есть среди них и портные, и кузнецы. Так что всё неоднозначно. В общем, «романо рат» — цыган или человек, живущий по их правилам. Тот, кого цыгане признают за своего, — вещал наш пассажир.
Я покосилась на Максима. Он вёл автомобиль, внимательно следя за незнакомой дорогой. Красивый, смуглый, пухлые губы плотно сжаты, нос прямой с лёгкой горбинкой. Я раньше её даже не замечала.
— Цыгане — очень ранимый народ, — продолжал мужчина. — Они быстро поддаются внешнему влиянию, как хорошему, так и плохому. Кочевая таборная жизнь их спасала, потому что тогда они действительно были независимы
— Вы так много знаете о цыганах и так тепло о них говорите, — заметила я.
— Мой прапрапрадед был цыган, — улыбнулся мужчина в усы. — Обрюхатил молодую порядочную девицу из раскольничьего скита и ушёл с табором.
— Не знаю, что в них хорошего, — проговорила женщина, подсевшая к нам после семейной пары. — Они там что-то у себя во дворах плавят. Медь, наверное. Так чёрный дым столбом стоит. Мне даже страшно было сначала, потом привыкла. Нет на них управы. Участковый с ними не хочет связываться. Детей в школу отдают поздно, девочек замуж выдают рано. Непутёвые какие-то, дикие. Дети у них всегда в коррекционных классах учатся, мне невестка рассказывала.
— Не трогайте детей своей злостью! — подала голос жена общительного мужчины.
— А что, неправда? — воскликнула пожилая пассажирка. — У моего внука был друг-цыганёнок. Косенький! Как в гости приходил, мы все над ним потешались. Что ж они своё дитё не могут вылечить? Денег на иномарки хватает, а на лечение нет?
— Обычно то, над чем вы смеётесь, появляется у ваших детей и внуков! — гневно проговорила супруга усатого потомка цыган.— Закон Вселенной. Ваши слова обернутся на ваших родных. Так что разума вам и здравия!
Злословящая женщина прикусила язык и всю оставшуюся дорогу молчала.
— Да нормально они живут. Обычной жизнью. Работают, получают образование, — говорил между тем мужчина. — Цыгане никогда не будут держать обиду на кого-то. У них свои традиции, законы. И их соблюдает каждый из ромов. Для тех, кто не цыган, их жизнь закрыта и загадочна. Чужаков в неё не посвящают.
Показав, в каком направлении дальше ехать, наши попутчики вышли. А я осталась в замешательстве. Не знала, что и думать теперь о цыганах. По правде сказать, я их всё же опасалась. И с тревогой гадала, что ждёт впереди.
Встретили нас в цыганской деревне сначала настороженно. Подростки, ребятня и несколько женщин внимательно разглядывали меня и Макса. Но через несколько минут, выслушав его объяснения о причине нашего приезда, оживились, стали наперебой говорить, что нам надо идти в дом знахарки, жестами показывая, где он. Кто-то даже вызвался проводить.
Несколько больших цыганских семей жили тут уже много лет. Купили дома на берегу моря, некоторые и вовсе построили своё жильё с нуля. Стали заниматься хозяйством, летом сдавать комнаты отдыхающим.
Деревня мне показалась не совсем обычной. Многие дома стояли близко друг к другу, во дворах кое-где виднелись большие кучи металлолома. Коз, кур и коров я не заметила. Должно быть, их тут не держали. А вот собаки и коты бегали повсюду.
Когда нас ввели в нужный дом, Макса буквально тотчас окружили маленькие дети. Человек пять ребятишек примерно четырех-семи лет. На меня они поглядывали с интересом, но явно стеснялись.
— Мальчик ты мой, иди обниму, — пожилая цыганка, что вышла к нам из гостиной, притянула Максима за шею к себе и крепко обняла, а потом расцеловала в щёки.