Араб у трона короля
Шрифт:
Джон усмехнулся и перекрестился.
— Спи. До рассвета ещё долго. Первые петухи не кричали. И я присну. Заутренняя скоро.
— Оставь свет, — попросил я, но скоро, наблюдая за движением бликов на потолке, и слушая мерное посапывание Джона, заснул.
Глава 5
В тот же день приехали Мигель, Лорис и дети. Жена осмотрела мои раны и приказала выздоравливать. Дом ожил. Я решил перебраться на второй этаж, чтобы не занимать баню и меня перенесли наверх. Чистота — залог здоровья. Этот «лозунг» я за десять
Дом лишь с виду казался небольшим, имея фасад почти в два раза уже боковых стен.
В нижнем этаже, кроме бани, находились две комнаты для четырёх служанок, кухня и кладовая. Все с отдельными выходами на улицу.
Второй этаж состоял из шести комнат, объединённых в три помещения. Четыре комнаты — хозяйские, две — гостевые. Все три помещения имели отдельные входы из общей прихожей. Обогревался второй этаж за счет тепла, поднимающегося из «банного» помещения через отверстия в полу, закрываемые заслонками, ну и сам пол имел дымовые каналы, шедшие от трёх банных топок.
Пол в некоторых местах прогревался довольно сильно, поэтому на его каменных плитках, уложенных внахлёст, чтобы не пропускать дым, лежали плетённые из койра [4] циновки.
Меня положили в одну из гостевых комнат и приказали выздоравливать, что я и сделал через двадцать шесть дней
Я не стал торопиться ко двору, и только дав ранам окончательно затянуться, сел на своего любимого мерина, и двинулся на встречу королевскому гневу.
За время моего выздоровления несколько раз приезжал Санчес и привозил новости, которые меня не особо радовали. Генрих «рвал и метал».
4
Койр — волокно из межплодника орехов кокосовой пальмы. Не путайте с копрой — это высушенная питательная ткань (эндосперм) плода пальмы, используемая для получения кокосового масла, в производстве маргарина и мыла. Лучший койр получают из недозревших орехов, которые вымачивают в морской воде для придания эластичности, а затем вычёсывают. Самые длинные (25,4–30,5 см) волокна идут на изготовление койровой нити, из которой и делают циновки, а также маты, не намокающие и не тонущие в воде канаты и верёвки, рыболовные сети.
— Какого дьявола вас понесло в этот проклятый лес?! И Эдварду я говорил, что зря он купил этот участок, и вы какого-то дьявола выкупили эту землю у его жены. Я вас отговаривал, помните?!
— Помню, ваше величество. Я его тоже отговаривал. Я про Томаса. Я не хотел его брать с собой, вы же помните? Наш разговор проходил при вас, когда я отпрашивался на поездку. У меня тоже было предчувствие.
Король подошёл ко мне и, сощурив глаза и сжав губы, проговорил:
— Это мне перестаёт нравиться, сэр Питер. Сначала Уолси, теперь Томас. И с Анной…
— И Анна?! Что с ней?!
Король отшатнулся.
— С Анной всё в порядке. Просто, вы рассорили меня с ней!
— Я рассорил?
Я искренне удивился, но не очень. О постоянстве королей и в наши времена ходили анекдоты.
— Я готов сложить
— Не дерзите, сэр. Я, если даю титулы, то отбираю их только вместе с головой.
Генрих посмотрел мне в глаза и я увидел глаза крокодила.
— Если вы привезли Томаса к себе, вы обязаны были обеспечить ему безопасность. Напросился он, или не напросился, но это так. Если он погиб, тем более на ваших глазах, значит — вы повинны в том, что у меня сейчас нет ни друга, ни казначея, ни мастера Ордена двенадцатого посвящения. Вы это понимаете? Вы должны были кинуться в пасть этой медведицы! Вы! — Вскричал король и ударил меня кулаками в грудь.
Его правый кулак попал по ещё не зарубцевавшейся ране и я, сдержав вскрик, покрылся испариной.
Король увидел боль в моих глазах, а может что-то ещё, и отшатнулся.
— Прошу меня извинить, сир, — выдавил я из себя, превозмогая боль, — и придумать для меня любое наказание.
В глазах Генриха не было страха, но смотрел он на меня по-особому. По-новому. С интересом.
— Ваш шрам на лице… Из него течёт кровь.
Я шагнул к зеркалу. Шрам рассекал лоб и щёку возле носа, и заканчивался на подбородке, пять миллиметров не достав уголка рта.
Присыпанная табаком присохшая масса разжёванного корня растения масито на лице выглядел даже симпатично, но из-под неё вытекали капельки крови.
— Не страшно.
— Мне рассказали про ваш удар копьём, — уже более менее примирительно сказал король. Да и лошадь Говарда, будь она неладна! Её так и не нашли?
— Да кто бы её искал? Там топь. Увязла, наверное.
— И далась вам эта проклятая земля?! Попросили, я бы вам…
Генрих махнул рукой и присел на кровать опустив взгляд в пол.
— Вот, где сейчас честного казначея найдёшь?! — Сокрушаясь спросил король.
— Позвольте спросить, сир?
— Спрашивайте, — разрешил, отмахиваясь от меня Генрих.
— Вам нужен именно казначей, или…
— Мне нужен казначей! — Повысив голос, ответил король. — Подходит время сбора налогов. Говард уже в это время готовил отряды сборщиков подати.
— У меня есть очень хороший сборщик подати и не из простолюдинов. Он сын султана Тернете. Принц крови. Я могу ему отдать баронский феод в одном из своих графств…
— Он, действительно, принц? — перебил Генрих.
— Я лично знаком с султаном Табаридже. Он прислал сына свататься к моей дочери, да так и остался в моей… э-э-э… команде. Он хороший и смелый воин, и прекрасный счетовод. Пять лет он считал мои доходы от пряностей на Нейру. А там даже в одном порту очень сложная бухгалтерия, а он контролировал всё море Пряностей.
— И что ж там такого сложного? Оно само в порту… происходит.
— Что сложного? — Удивился я. — Это оно в Лондоне «само происходит», а у нас всё движение товара под личным контролем казначея Ост-Индской компании и их счетоводов. Пряности у аборигенов выкупают «скупщики» и привозят в порт, где товар сертифицируется и делится по категориям качества. И товары, привозимые торговцами на обмен, тоже проверяются, оцениваются. Испанские монахи ордена когда познакомились с нашей системой учёта и двойной бухгалтерии, не стали ничего менять и попросили меня остаться там на условиях, которые были мне даны португальским королём Мануэлом.