Арабская поэзия средних веков

Аш-Шанфара

* * *

Живи, пока живется, вкушай покой блаженный. Твоим дворцам высоким нет равных во вселенной. Едва проснешься утром – отказа не встречаешь Желанию любому иль прихоти мгновенной. Но в час, когда охватит тебя предсмертный холод И затрепещет сердце под оболочкой бренной, Внезапно ты прозреешь, и вся земная радость Покажется ничтожной, бесплодной и презренной.

* * *

Бывало, вспомню о тебе – и на душе светло. Теперь в печали и тоске рыдаю, вспоминая. Бывало, радостно спешил к тебе я во дворец. Теперь к могиле прихожу, где прах и пыль земная. Я жаждал только одного – чтоб ты подольше жил, Меня доверьем одарял, наветы отвергая. Я приходил к тебе в нужде, спасенье обретал, Я был ростком, а ты росой меня живил, сверкая. Ты был отрадой для друзей, неудержимо щедр, Как дождь, который туча шлет, густая, грозовая. Ты укрывал от зноя нас, светил во тьме ночной, И в час беды мы шли к тебе, о помощи взывая. Ты помогал. Ты был высок – и саном и душой. Теперь тебя покоит бог в высоком круге рая. Ты – смертный, и тебя настиг неотвратимый рок, От тела душу отделил, шутя извлек, играя. Не помогли тебе ни двор, ни войско, ни друзья, Ни стража, ни валы, ни рвы, ни мощь твоя иная, И вот перенесли тебя из пышного дворца В жилище новое, где тлен, и прах, и пыль земная, И дверь, забитая землей,- ни сдвинуть, ни раскрыть,- Застыла, Страшного суда недвижно ожидая, И опустели навсегда дворцы, что ты возвел, И в яме поселился ты, где затхлость нежилая. Ты ложе мягкое свое на саван променял, Забыв

о мускусе, застыл, могильный смрад вбирая. Ты навсегда ушел в страну, откуда нет вестей. Ты здесь чужак, хоть и лежишь в земле родного края Прощай, наш доблестный эмир, защитник рубежей. Ты мчался в битву, ураган беспечно обгоняя. Прощай! Найдется ли когда подобная твоей Отвага, дерзкая в бою, и ярость огневая. Прощай! Не в силах мы тебя достойно восхвалить - Нет лучшей славы на земле, чем жизнь твоя благая. Ты нас за гробом ожидай. Ведь следом за тобой Мы скоро двинемся, хвалу предвечному слагая.

* * *

О господь, где твоя справедливость хранится Неужели удел Ибрахима – темница? Ведь отравлена жизнь и утрачено счастье Для меня, если он в подземелье томится. Он в оковах, в тюрьме, разлученный с друзьями, Их сердца безутешны, нахмурены лица. Нашу радость низвергли во мрак заточенья. Чем забыться, утешиться, развеселиться

* * *

Хвала скупцу за добрые дела - Не грабит он, не причиняет зла. Он всех засыпал щедрыми дарами - За широту души ему хвала… Мне, недостойному, такие блага Его рука радушная дала! Какая честь мне выпала на долю - Мне подали еду с его стола! А он об этом не подозревает, Великодушный, скромный, как пчела.

* * *

Любимая в цвете своей красоты! Языческих статуй прекраснее ты. С тобой позабуду сокровища рая, Эдемского сада плоды и цветы.

* * *

Сколько дней я повсюду собрата искал, Человека с утра до заката искал! Вместо дружбы нашел я одно вероломство, Вместо доброй улыбки – звериный оскал. О моих недостатках крича и трубя, Себялюбцы безгрешными числят себя. Лицемеры в глаза улыбаются сладко, Отвернешься,- как змеи, ужалят, шипя. Полон мир нечестивых, спесивых людей. Не ищи, не найдешь справедливых людей. Только истину должно искать в этом мире, Только правде будь верен, склонись перед ней

IX век

АБУ ТАММАМ

* * *

О ездок, что мчался вскачь на верблюдице весь день И весь вечер и всю ночь продолжал свой трудный путь! У предгорья Арафат поклонись святым местам - Там Муаррафу привет и Мухассабу привет. Ты от Халида, чей нрав добродетельным слывет, Их приветствуй, дорогой, и с печалью расскажи, Что, исполненной щедрот, был он, как поток речной, Но жестокий, словно рок, отстранил его халиф. Если б Халид власть имел, то в долине Мекки всей Благоденствия пора наступила бы теперь, И немало бы людей расселились на пустых Горных склонах, и судьба их завидпою была. А в Медине бы земля два покрова обрела - С процветаньем заодно плодородия покров. Избежите ли вы зла, люди городов святых, Если пал защитник ваш, как падучая звезда? Кто желает, чтобы я вел о Халиде рассказ?
– Схож с колодцем стану вмиг, чтобы черпать из меня Мог бы каждый в этот час без веревки и ведра Достоверные слова, жажду утоляя впрок. Я поведаю о том, как, отвагой знаменит, Халид покорял мечом земли девственные стран, Как, не сеявший обид, он при помощи даров Умудрялся побеждать самых яростных врагов. Сколько крепостных пред ним пало стен в бою – не счесть, Хоть противник охранял их ревниво, словно муж Охраняет зорко честь обольстительной жены, Караульным наказав глаз ночами не смыкать. Но звезда халифов всех, грозный, словно рок, халиф Халиду отставку дал, власти Халида лишив, И, лица не омрачив, это Халид перенес, Как летящий с высоты огнеликий метеор. Что мне радость под луной, если Халид, славный муж, Стал безвластным и ему для паломничества путь Из страны закрыт к тому ж!… Вот награда за труды! Враг злорадствует, а друг озабоченно скорбит. Халид, праведный эмир, если нас покинешь ты, Сердце болью изойдет и увянут моего Красноречия цветы. А как править станешь вновь, Радость мир заполнит весь от земли и до небес.

* * *

Когда бы судьба мне давала ответ, Я к ней обратил бы укора слова За то, что разрушены ордами лет Зайнаб и Рабаб, как становища два. Подобны двум лунам ущербным они В ярчайшем кругу полногрудых подруг Иль тех антилоп золотых, что во дни Забав непорочных резвятся вокруг. Из рода Шихаба красотка одна Безумством укоров меня разожгла. Как будто письмо разорвала она, А после отдельные строчки прочла. Клянусь, не приметила дева, что бог Черты благородные мне даровал. Род древний аттаб тем прославиться смог, Что каждый мужчина в нем щедр и удал. И если из этого рода мужи, Взметая мечи, понукают коней, То вынужден недруг сдавать рубежи: Атак не бывает сильней и грозней. О Малик, наследственный отпрыск царей, Сородичей не огорчая своих, Всех грозных грозней ты, всех добрых добрей Властителей славных в пределах земных. К толпе, что стоит в ожиданье щедрот, Надежды на милость твою не тая,- Идешь ты, и служит ключом для ворот Лишь великодушная щедрость твоя. Есть люди, которым не мил твой успех, Но сам убедиться воочью ты смог, Как грозно карал твоих недругов всех Похожий на тигра взъяренного рок. Ты будь милосердным, достигший верхов, На путь благочестия падших верни, Усамы весь род, отпущеньем грехов Ты расположить к себе не премини. Когда-то пред битвою предки его На помощь твоим в день Куляба пришли: С водой бурдюки они до одного В тылу у врага продырявить смогли. Из рода Усамы умельцев не счесть, И стрелы твои оперили они, На Хариса поднял во славу и честь Ты лучников смелых, Аллах их храни! А всадники рода для конных атак Тебе пригоняли поджарых коней. Ты вспомни, властитель, Сарсар и Хашшак, И храп скакунов в полумраке ночей. Но жаль, что Усамы род нынче не тот: Где верность присяге, где верность мечу? Юнцами теперь возглавляется род, А эта забота им не по плечу. И хоть благородства в крови еще след Хранят они, словно наследственный знак, Присущей арабам в них выдержки нет, И каждый их шаг – опрометчивый шаг. Ты будь снисходителен к ним, как пророк, Создатель прославленной книги из книг. Хочу, чтоб пророка великий урок Сегодня в душе твоей снова возник. Людей, что корыстно примкнули к нему, Внял просьбам пророк в стародавние дни, И неправоверным вернул потому Все то, что в боях потеряли они. Джафар ибн Киляба предавшие род Решили в чужие податься места, Но беды обрушил на них небосвод, И ринулись вспять беглецы неспроста. Мечом укротивший рычание льва, Деянием – разума славь торжество: Повинно склонившаяся голова Пускай не падет от меча твоего. И давние распри к чему вспоминать Тебе, доказавшему силу в бою, Ты родичей грешпых прости и опять Возьми, государь, под защиту твою! Чем больше притоков, тем в мире славней Поток, преисполненный царственных вод, Чем острой стрелы оперенье плотней, Тем дальше ее поднебесный полет. О Малик, засватать мою похвалу, Явив благородство, сумел ты один, Хоть эта невеста любую скалу Затмит неприступностью в царстве вершин. Мое восхваление – мысли дите, А мысль шлифовалась мной, словно янтарь. Как девушку в девственном блеске ее, Касыду мою ты прими, государь! Родит тебе славу, как дочку, она, Плененных дарует тебе без войны. И Юной пребудет во все времена, И, как новолунье, полна новизны.

* * *

Прекратите подавать, если вправду вы друзья, Укоризны воду мне, меру всякую забыв. Окружен любовью я, а влюбленным искони Слаще меда горечь слез. Ночь клубила облака, приспустив, как флаги, их, Молнии пронзали тьму, чтобы утренней порой Мускусом благоухал каждый плод в садах густых И восточный ветерок свежесть камфарную нес. Распустили небеса, словно нитяной клубок, Тучу каждую затем, чтоб расшить луга окрест, Как велит весенний срок, яркой радугой цветов, Йеменским плащам под стать. Нынче утром молодым пью я старое вино, И чистосердечен круг собутыльников моих. Я заздравно в кубки их лью желания на дно, Власть даруя заодно над весельем и слезой. Кубок всаднику под стать, оседлавшему ладонь, Вдаль из сердца пусть печаль этот всадник увезет, Только был бы верен конь и достоин всадник был Строк, рожденных в честь него. Отрезвляющей водой постарались неспроста Грозный норов мы смирить стародавнего вина. Добродушным став, вино, чья искрится чистота, Кружит головы нам всласть, красноречьем наделив. Может разумом людским управлять в похмельный час Пузырьков шипучий ток, как властительный глагол Именами всякий раз управляет, чтоб придать Им винительный падеж. Хоть степенною водой мы ослабили вино, Осторожно все равно с ним, друзья, общаться след. Волю дашь ему – оно может, улучая миг, Нас мертвецки уложить даже у чужих ворот. Утверждает мудрый Джахм, что вино старей, чем плоть, Что по возрасту оно ровня духа под луной И основой всех основ до скончанья века вплоть Представляться будет нам. Полный кубок наклонив, ты вино из кубка пьешь, Излучает кубок свет, огненно прильнув к губам. Впрямь с жемчужиной он схож – раковиной, что бела И беременна опять красным яхонтом притом. Я привязанность пронес к другу сквозь гряду годов, Для меня разлука с ним нестерпима и горька. И пространство одолеть ради дружбы я готов, Как пустыню караван. И к тебе, друг Ибн Хассан, проникаюсь все сильней Я любовью и твои славлю добрые дела. Благосклонностью своей вдохновляешь ты меня, Птиц надежды даровав небесам моей судьбы. Эти птицы поднялись до созвездия Плеяд, Хоть убежища ищу я в подножии горы. И за милости тебя пусть сады благословят Красноречья моего. Грянут добрые дела пусть словам твоим вослед, Словно за помолвкой весь оговоренный калым. И тебе я, как поэт, шлю, Мухаммед ибн Хассан, Первому свои стихи, что, как знамя, поднял я.

* * *

Весть, которую принес Победитель на мече, Достовернее, чем весть, Что начертана пером. Лезвие меча бело И быстрее черных букв Может, истине служа, Все сомнения отсечь. Об искусстве побеждать Смелых копий острия Могут людям рассказать Больше, нежели слова. Что предания? Они Вымысел досужих уст. Кто начнет их проверять, В этом убедится сам. И когда звезда с хвостом Появилась в небесах, Стали бедами пугать Предсказатели народ. Нам астрологи твердят, Что судьба людей и царств Всякий раз зависит лишь От расположенья звезд. Если вправду это так, Значит, звезды в небесах Знали, что возьмешь, халиф, С боем град Аморий ты. Значит, ведали они - И заранее притом,- Что перед тобою ниц В храмах идолы падут. Ты победу одержал! Как же не венчать ее Ожерелием стихов Или речью золотой? Благодатный дождь, грядя, Рассыпая серебро, В честь победы обрядил Землю в новую парчу. С боем град Аморий взяв, Славой венчанный халиф, Ты наполнил в эти дни Нас надеждою благой. Так сладчайшим молоком Вымя наполняет луг У верблюдицы, когда Зацветает все окрест. Ты звезда халифов всех, Потому что был тобой Укреплен в бою ислам, На беду его врагов. Для неверных этот град - Самый близкий родич их. Чтобы выкупить его, Отдали бы матерей. Город с девою был схож, Что невинность берегла, Овладеть им потому Сам Хосров бы не сумел. Абу Кариб вслед за ним Был отвергнут, словно впрямь Длань судьбы, щиту под стать, Заслоняла этот град. Обходил его злой рок С тех времен еще, когда Александра не предрек Ни один пророк земной. Бог языческий хранил Град Аморий сотни лет, Этот город под луной Сделав сливками веков. Пала Анкара в бою, Это знаком роковым В румском царстве – и не зря Все язычники сочли. Град Аморий, увидав Гибель собственной сестры, Заразился страхом вдруг, Как смертельною чумой. Рыжекудрых и лихих Видит всадников вдали - Кровью крашены у них Кудри, как персидской хной. О владыка мусульман, Этот город ты вложил В пасть огня. И мрак ночной Прочь от зарева бежал. Солнце всходит из огня, Словно в тучах грозовых, Хоть оно давным-давно Закатилось вдалеке. Пламень в аспидном дыму, Словно солнце скрылось вдруг, Хоть по времени еще До заката далеко. В день, когда был город взят, Среди всех его мужчин Не нашлось ни одного, Кто бы с женщиною лег. В день, когда был город взят, Не нашлось ни одного Мусульманина, чтоб он С пленной женщиной не лег. Край, который пел Гайлан, Где жила красотка Мей, Мерк для нас пред торжеством Разрушенья и огня. И превратная судьба Повернулася спиной К иноверцам, чтобы нам Лик сиятельный явить. Переменчивость ее В нашу пользу неспроста Мы лелеяли среди Копий и прямых мечей. И Аллаха самого Исполнитель воли ты, Аль-Мутасим – славный вождь Правоверных храбрецов. Ты победами вскормил Копья войска своего. Впереди твоих бойцов Страх несется на врага. И когда бы не Аллах - Покровитель мусульман, Крепостные степы ты Не сровнял с землей, халиф! Лишь Аллах вручает ключ Верным подданным своим От могучих крепостей Иноверной стороны. Грозный византийский царь - Страж Амория – сказал: «Не найдет халиф вблизи Водопоя и лугов!» Но оружьем опроверг Ты надменные слова, К пастбищам и родникам Проложив мечами путь. Ради крепости основ Государства своего Позабыл в кругу друзей Кубок пиршественный ты. И возлюбленных уста Позабыл, как сладкий сон Забывают в дни тревог И походов боевых. Слову, доблестный халиф, Ты деянье предпочел, Чем опору подрубил Под шатром неверья ты. В страхе Теофил тебе Дань богатую сулил, Но, как воли морских прибой, Неподкупен ты, халиф. Не стяжатель – мститель шел, Он, как будто грозный шторм, В содроганье приводил Стан языческих дружин. Отступивший Теофил Потерял дар речи вдруг: Страх молчания взнуздал У язычника язык. Лишь хаттийских копий вал Ощетинился пред ним, Бросил воинов своих Он на произвол судьбы. Бегства оседлав коня, Чьи позорны стремена, Он спасался, откупясь Войска своего ценой. И числом в сто тыщ почти Войско полегло во прах, Словно паданцы-плоды, Зрелость смоквы обогнав. И от грешных, бренных тел Души их освободясь, Почему-то никакой Радостью не пронялись. Сколько белые мечи Гнева утолить смогли В душах мстителей, что ты За собою вел, халиф! Сколько девушек в бою Воины смогли добыть, Яснолицых, как луна, Чернокосых, словно ночь! А индийских лезвий сталь Сколько крови пролила, Чтобы стражей сокрушить Возле девичьих дверей. Воины твои, халиф, Поспешили, распалясь, Из покровов, как один, Верные клинки извлечь. И достойными они Были тех румийских жен, Что особую красу Под одеждами хранят. И наместником небес, Аль-Мутасим, ты прослыл, Выше прежнего подняв Знамя, что вручил пророк. Ты искал к покою путь И нашел его в трудах, По мосту тревог пройдя, Через грозный непокой. Если вправду под луной Существует связь времен, То при Бедере успех - Старший брат твоих побед. Бану Асфар, от беды Пожелтеет лик врага, И победный ясный свет Будет литься с наших лиц.

АЛЬ-БУХТУРИ

* * *

Я горько плачу, а тебе глядеть на боль мою смешно. Тебе единой исцелить и погубить меня дано. Я появился перед ней с глазами, полными тоски, Когда разлука порвала надежды ветхое рядно. Я тщетно руки простирал, об утешенье умолял, Я заклинал, но повстречал в ответ бездушие одно. Она спросила: «Кто тебя заставил слезы проливать?» Ответил: «Та, кого люблю». Она: «Мне это все равно!»