Арбалетчики в Карфагене
Шрифт:
На виллу я наведывался ещё пару раз — наскоро, проверить, как идут дела, да накопившиеся у управляющего вопросы порешать. В последний наезд, разгребясь с текучкой, забрал заодно в город старика Диокла с его помощником, на которых у меня уже успели сформироваться наполеоновские планы. Дело в том, что тесть выделил мне помещения, годные под развёртывание производства. Не в особняке, конечно, а в своём "подопечном" участке мегарской стены. После значительного сокращения карфагенской армии большая часть встроенных в стену казарм и конюшен пустовала, а уж слоновники пустовали вообще все. Вот один из "своих" слоновников с относящимися к нему подсобками Арунтий мне и предоставил под мастерскую. В кузнице давно уже хозяйничал Укруф, хотя и урывками, одну из подсобок занял со своим ткацким станком Рам, в соседней будет чесально-прядильный цех под руководством Мунни, а сам слоновник так и напрашивался в качестве "предприятия тяжёлой промышленности". Туда-то я и определил своего сицилийского инженера, и жалеть об этой затее мне не пришлось. Дорвавшись до любимого
Тут был и токарный станок с ножным приводом через маховик, и столярный верстак с тисками, а в кузнице Укруфа появились мощные мехи для нагнетания воздуха, вполне пригодные и для небольшой литейки. Не забыл Диокл и об инструменте.
Перовые свёрла были известны уже не одно столетие, но после моей незначительной подсказки он "изобрёл" спиральное сверло-бурав, появившееся только в Средневековье. А вот античные напильники оказались в почти таком же разнообразном ассортименте, как и современные, отличаясь от последних лишь однорядной насечкой рабочей части. Современную — двухрядную крест-накрест — мне пришлось "изобретать" самому, но когда сицилиец понял суть идеи, с её воплощением в жизнь он прекрасно справился и сам. Дабы не вызывать у старика совсем уж резкий культурошок, я решил пока повременить с "изобретением" суппорта к токарному станку и предназначенных для использования в нём токарных резцов современного типа — пусть привыкает к прогрессу постепенно. А то нежная у этих античных греков психика, ранимая, гы-гы! Он и так едва дар речи не потерял, когда я САМ встал к верстаку, чтобы опробовать его. Господин, работающий СОБСТВЕННЫМИ руками, когда у него рабы есть — не укладывается такое в античной греческой голове. На первых порах не буду уж чересчур его нервировать, как-нибудь обойдёмся.
Реакция Диокла на мой "подход к снаряду" невольно навела меня и на несколько более отвлечённые мысли. Что делает технаря технарём? Знания — само собой, но ведь выбор будущего образования не в последнюю очередь определяется интересом. А интерес воспитывается с детства. Технарём по интересам становится тот, кто ещё мелким пацаном любил мастерить для себя всякую всячину и был в ладах с молотком, зубилом, ножовкой и напильником. Социум, из которого мы родом, дармовым рабским трудом не избалован, и то, чего по тем или иным причинам нельзя было купить готового, делалось самостоятельно, собственными руками. Сколько одних только самопалов я себе в детстве сделал! И каких! Когда делал новый — из-за моего старого, бывало, и драки между пацанами во дворе случались. Вот так и вырабатывается с детства соответствующий склад ума, который в дальнейшем отшлифовывается приобретением соответствующих знаний. Но так было у нас, в нашем современном социуме. А здесь, в античном мире — какими вырастут мои дети? Правильно, детьми простого античного рабовладельца, привыкшими к этой ситуации с рождения и считающими её нормальной и естественной. Крепкими, здоровыми, смышлёными — но людьми ЭТОГО мира, которым "невместно" делать то, что "у всех нормальных людей" делают рабы. И добром это не кончится…
Дело ведь даже не в одном только Риме, за которым будущее на ближайшие несколько столетий. Мне это известно, а предупреждённый — вооружён. Эту проблему я для своих потомков решу, а чего не решу сам — намечу рецепт удачного решения для них. Переселиться и перенести дела в какой-нибудь из союзных Риму городов с получением соответствующего дружественного римлянам гражданства — это я и сам со временем успею. Вот римское гражданство — это сложнее. Это могу и не успеть, и это тогда придётся навёрстывать моим детям и внукам. И не просто навёрстывать, а ещё и сохранить при этом максимум моих попаданческих преимуществ перед аборигенами. О необходимом минимуме знаний для них я позабочусь, но ключевым фактором будет современный склад ума. Вот его-то я и должен буду обеспечить для своих потомков в этом мире. Если я это сумею и если они его сохранят — переживут не только Карфаген, но и Рим.
А город живёт себе своей обычной жизнью, и не подозревая, какую судьбу уготовила ему история. Все добрых полмиллиона его жителей — как полноправных граждан, так и метеков — суетятся как муравьи по своим страшно важным для них делам, на которых для них свет сошёлся клином. Олигархи — по крупному, как им представляется, мелюзга — по мелочи, но все кроме совсем уж мелкой детворы озабочены сиюминутным зарабатыванием денег. Как и я, будем уж справедливы.
Только я, в отличие от подавляющего большинства из них, знаю всю бесполезность их усилий — не "здесь и сейчас", конечно, а в долгосрочном плане. Не то, чтобы они совсем уж не догадывались — все видели на невольничьем рынке обращённых римлянами в рабство македонян, фракийцев и сиракузцев, все понимают, что очередь в принципе может когда-нибудь дойти и до Карфагена. Но олигархи надеются откупиться, а мелюзга — что милостью богов всё как-нибудь обойдётся. И только мы, шестеро попаданцев, знаем абсолютно точно, что хрен им всем. Теперь вот ещё и Велия — седьмая…
— Макс, ты охренел! — визжит Юлька, — То, что ты женился на дикарке — хрен с тобой, что собираешься с ней детей плодить — твоё дело, но нахрена ты ей рассказал? Ты врождённый потомственный идиот или только в детстве с дуба рухнул?! Ты бы ещё про коллайдер и про компьютерные игры её просветил!
— Это позже, — "успокоил" я её, — Когда будет готова.
— Ну, знаешь! У меня просто нет слов!
— А
В ответ я огрёб такой поток трёхэтажного мата в визгливом юлькином исполнении, что наши лежмя легли от хохота, да и Велия тоже. Наташка, правда, была перепугана лишь немногим меньше Юльки, но глянула на Володю и успокоилась. А наши мужики, в отличие от баб, имеют всё-же несколько больше одной единственной мысли в единицу времени и на чужое место себя поставить вполне способны. Особенно Васькин, у которого это тоже впереди. По-русски его местная невеста ещё ни в зуб нога, он её пока только иберийскому учит, но тоже ведь когда-нибудь начнёт понимать и говорить на нашем "великом и могучем". А на каком ещё? Современным испанским никто из нас на должном уровне не владеет, так что русскому в нашей попаданческой компании реальной альтернативы нет. Если, конечно, мы хотим, чтобы и наши дети воспитывались в ощущении своей "особости" и ощущали себя НАШИМИ — если не по месту рождения, то хотя бы по происхождению, что тоже немало. Для родоплеменного социума, пережитками которого пронизан и дух продвинутых античных мегаполисов, это — один из определяющих факторов, который облегчит нам воспитание своих потомков нонконформистами, уважающими обычаи аборигенов, но живущими своим умом. С помощью наших мужиков мне кое-как удаётся наконец разжевать это Юльке.
— Сволочь ты, Макс! Сволочь и эгоист! — делает она свой вполне предсказуемый вывод и успокаивается, — Хрен с тобой, тебя уже не переделаешь!
А наши давно уже нашли в сложившейся ситуёвине и положительную сторону — ведь теперь при моей ненаглядной уже не нужно фильтровать базар. Теперь, собравшись вместе, мы можем говорить практически ВСЁ. И это совсем не лишнее, поскольку не так уж часто нам удаётся собраться СОВСЕМ "меж собой".
Поев и выпив вина, поболтали о текучке, потравили анекдоты — бородатые, но успевшие уже подзабыться. Большую часть из них мне пришлось переводить для Велии на иберийский, ещё и адаптируя их для её понимания, что позабавило наших ещё сильнее, чем сами анекдоты. Потом Володя взялся за греческую кифару, на которой, будучи в нашем современном мире неплохим гитаристом, успел уже более-менее научиться бренчать, и загорланил, а мы подхватили:
Вен ди зольдатен дурш ди штадт марширен Офнен ди медхен фенстер унд ди тюрен Ай варум, ай дарум, ай варум, ай дарум Ай блёс вен ден чин-да-ра-са, бум-да-ра-са-са, Ай блёс вен ден чин-да-ра-са, бум-да-ра-са-са. Цвай фарбе тюшер, шнауцбарт унд штерне Херцен унд кюссен ди медхен ист цу герне Ай варум, ай дарум, ай варум, ай дарум Ай блёс вен ден чин-да-ра-са, бум-да-ра-са-са, Ай блёс вен ден чин-да-ра-са, бум-да-ра-са-са. Айне флаше рот вайн унд айн штюкен братен Шенкен ди медхенн ире зольдатен Ай варум, ай дарум, ай варум, ай дарум Ай блёс вен ден чин-да-ра-са, бум-да-ра-са-са, Ай блёс вен ден чин-да-ра-са, бум-да-ра-са-са. Ин дер фельден блицен бомбен унд гранатен Вайнен ди медхен фон ирен зольдатен Ай варум, ай дарум, ай варум, ай дарум Ай блёс вен ден чин-да-ра-са, бум-да-ра-са-са, Ай блёс вен ден чин-да-ра-са, бум-да-ра-са-са. Вен ди зольдатен видер ин ди хаймат Ире либе медхен аллес шон ферхайрат Ай варум, ай дарум, ай варум, ай дарум Ай блёс вен ден чин-да-ра-са, бум-да-ра-са-са, Ай блёс вен ден чин-да-ра-са, бум-да-ра-са-са-а-а-а-а.В принципе это вполне безобидный солдатский марш, ни разу не нацистский, а вполне даже старинный, ещё девятнадцатого века. Но, как и в случае с таким же примерно "Шварцбрауном", который "ах-ха-ха" — ассоциации вызывает, конечно, ещё те, гы-гы! И это — как раз то, что нам нужно — нам самим и нашим потомкам. Те были "истинными арийцами", а мы — "истинные попаданцы". Не обязательно и совершенно незачем корчить из себя "высшую расу" и считать аборигенов "недочеловеками", как это делали нацисты, но ощущать свою особость и продвинутость — необходимо. Мы такие же люди, как и те, что вокруг нас, но мы — первые, мы — в авангарде. И должны оставаться в нём, если не хотим — а мы не хотим — пропасть вместе с Карфагеном. А развеселившаяся Юлька затянула песню позлободневнее:
Пусть я погиб под Ахероном, и кровь моя досталась псам, Орёл шестого легиона, орёл шестого легиона Всё так же рвётся к небесам. Орёл шестого легиона, орёл шестого легиона Всё так же рвётся к небесам. Всё так же горд он и беспечен, и дух его неукротим. Пусть век солдата быстротечен, пусть век солдата быстротечен, Но вечен Рим, но вечен Рим. Пусть век солдата быстротечен, пусть век солдата быстротечен, Но вечен Рим, но вечен Рим…