Арбайт. Широкое полотно
Шрифт:
— Значит, от нано есть польза хоть кому-то!
— Нанознания впитать нельзя, они неуловимы, как нейтрино.
— Телевизор, как электротехнический прибор, опасности не представляет. Ну, разве на ногу упадет. Другое дело — телевидение. Засветится экран, выскочат хари размалеванные, запрыгают тенями по стенкам, то-то ужаснется душа…
— Боюсь, что бутырские бабушки своих бед не преувеличивают. С бабушки какой навар? Пшик, а не навар… Да и что такое, в сущности, клубника? Мимолетная сладость и отрада для лакомки. Вот если б они героин продавали! Почет и уважение: менты крышуют, клиенты молятся на торговца, опять-таки международные
— Нам, простым гражданам, знать про нанотехнологии не положено! А у президента спросить неловко — человек на государственной службе убивается каждодневно, а мы тут со своими глупостями: расскажи да расскажи.
— Как это так «не положено»? А вдруг враги дадут легковерным нашим гражданам какую-нибудь ложную интерпретацию термина «нанотехнология»?
— Достаточно того, что враги дали нам, легковерным, эти самые нанотехнологии. Но они жестоко просчитались, ибо мы обратим эти подарки против наших супостатов. И уже обращаем, ибо лично видел носки с указанием, что сделаны они с применением нанозапаха. Видимо, изюминка этого «оружия» будет в нанозапахе.
— Думаю, на Средиземноморском побережье в I тысячелетии до н. э. раб жил лучше, чем буржуа России, Канады, США или Великобритании в ХХГ веке. Природные условия, знаете ли.
— Бутырка — это тюрьма, разве нет? Зачем там клубника?
— Бутырский рынок находится примерно в 1250 м от одно именной тюрьмы (по прямой). А в тюрьме почему бы клубнички не покушать, если все равно сидеть?
— Жесть. У нас в Кишиневе хотя бы на разных улицах эти почтенные заведения. Да и километров пять примерно. Зачем портить покупателям настроение?
— Думаю, чтобы покупатели и продавцы всегда помнили о бренности жизни и о том, что в России от тюрьмы и сумы зарекается только идиот. Там еще есть Бутырский Вал, Бутырская улица и улица Бутырский Хутор, отчего мощное воспитательное значение тюремного бренда еще более усиливается.
— Англичанка Марпл нам не поможет. Для начала следует разместить в милицейских участках плакаты с изображением злого как черт Сталина и соответствующим строгим текстом.
— Мне шесть лет. Мы едем в Одессу к родственникам. На станции Фастов к поезду выходит группа бабулек с укутанными полотенцами кастрюльками, в которых томится свежесваренная молодая картошечка, посыпанная укропом. Появляется мент, выхватывает у одной из бабок кастрюльку и вываливает содержимое на рельсы. В этот момент поезд трогается.
— Примерно такую же «фастовскую» сцену я видел в позапрошлом году на родине Ленина (станция Ульяновск). Менты разгоняли торговцев. Гуляя вдоль вагона, я услышал из кустов полузадушенный шепот: «Мужик, купи у меня раков». Я купил. Вкусные были раки.
— Я бы тоже купил.
— А кто б, интересно, не купил? Да еще по такой вполне социалистической цене. Кстати, никакой другой еды на перроне ленинского города не было. Ульяновск вообще до сих пор считается «красным».
— Много я помотался по разным уголкам нашей великой родины, но более забитого и бедного региона не встречал. Раннее утро осени 82-го года, только-только рассвело. Я первый раз пригнал свою технику в Ново-Ульяновск. Встали возле конторы цементного комбината. Двери конторского здания закрыты, но у дверей очередь. Десятка четыре-пять женщин, стоят тихо, без обычного для бабьей очереди шума и гвалта. Спрашиваю одну бабенку: «Что дают?» Ответила: «За талонами на молоко стоим, ждем председателя профкома, он распределяет талоны». — «А в магазинах?» — спрашиваю. «Да уж два года как нет у нас молока в магазинах… Профком выдает талоны только тем, у кого дети до трех лет». «А как же остальные?» — «Да пес их знает… Как-то обходятся». И вот эти люди голосят за красных… Уму непостижимо.
— В Расее «нано» скорей всего превратится в очередные забавы наперсточников. «Нано» — оно ведь маленькое, поди докажи, сколько ты его украл. Уж больно все там мелко — хрен ревизор разглядит, даже если в очках.
— В конце семидесятых прошлого века у меня была близкая знакомая, имевшая садовый участок рядом с подмосковным городом Дмитровом. На участке росла и клубника, которую моя подруга с мамашей продавали на самом Бутырском рынке, а вовсе не у ворот. Тогда на этом рынке много чего продавалось подмосковного. Ранняя клубника шла по 2 руб. 50 коп., это считалось дорого. И вот такой чудесный рынок мы променяли на непонятную никому демократию и колбасу, которую страшно есть без предварительных исследований в лабораториях.
— А это, по-вашему, дешево, когда трудящийся мог на свою зарплату купить всего лишь 50–60 кг клубники?
— Да и поторгуй-ка на рынке, поторгуй, и тебя посадят, как спекулянта, в ту же Бутырку. А при демократии тебя посадят совершенно за другое.
— Колбасу есть не надо вообще, она сделана из останков убитых животных и крахмала.
— В связи с упоминанием имени вождя пролетариата В.И.Ленина хочу ответить на вопрос, задававшийся ранее. Гдов спрашивал, чем отличается большевик от коммуниста. Ответ: большевик может притвориться коммунистом, а коммунист притвориться большевиком не может.
— То есть коммунист — подлинный, а большевик — падла? Так вас, что ли, следует понимать?
— Еще раз объясняю: коммунист за большевика не канает.
— Не могли бы вы привести какие-нибудь жизненные примеры вашего конструктивного тезиса про большевиков и коммунистов, а то ваша наука не идет впрок. В частности, были ль коммунистами Л.Д.Троцкий, Яша Свердлов, И.В.Сталин, Н.И.Махно? Были ль большевиками Н.И.Ежов и Л.П.Берия?
— Из уважения к Гдову приходится отвечать. Если бы в список не был включен Нестор Махно, ответ звучал бы так: все они были большевиками, иногда притворялись коммунистами. Нестор же был уважаемый бандит-анархист и бил красных, пока те не побелеют, и ездил по полю на тачанке с написанным неприличным слоганом. Он не притворялся.
— Поэт Ю.К., ныне проживающий в Париже, рассказывал мне, что однажды встретил на кладбище коммунаров и коммунистов Пер-Лашез около могилы № 6685 высокого лысого человека в очках, который пел на чистом и певучем украинском языке следующую песню:
За горами, за долами жде синів своїх давно батько мудрий, батько славний, батько добрий наш — Махно…Не вы ли это были, дорогой неизвестный друг, учитывая, что под № 6685 на кладбище Пер-Лашез содержится прах вашего кумира?
— На кладбище я никогда не пел, не то место. В 1989 году я навестил могилу бабушки, вдруг из-за могил образовался человек в черных тряпках и немузыкально что-то запел на непонятном языке. Пришлось дать ему три зеленых советских рубля, чтобы не мешал поминать бабушку. Он тоже был высокий, лысый, в очках.
— Патриции мылись каждый день — в отличие от простых людей начала III тысячелетия от Р. Х., которые испускают en masse невозможные запахи. Патриции ели соловьиные языки со свежими фруктами и прочие «тримальхионовские» изыски.