Аргентина. Кейдж
Шрифт:
– Могу, – Кейдж улыбнулся как можно беззаботнее. – Ты, Лорен, когда последний раз совместный материал делала? Чтобы две подписи?
Ответа ждать не стал…
– Хро-хро-о-о! Хру!
…Откинулся поудобнее на жесткий диван, шлепнул книжкой по столу.
– Шеф хочет, чтобы мы не простаивали. Ты хочешь написать что-нибудь приличное, чтобы не позориться. Ты же Лорен Бьерк-Грант! Зачем тебе моя подпись на материале?
Женщина дернула губами, поморщилась.
– Хра-а! Хро-о-о!..
– Я буду работать сам. Что-нибудь да найду, меня же не зря хорьком прозвали. А ты – блистай!..
Монстру
– Никогда не называла тебя хорьком, малыш. Ты просто хитрозадый парень из Луизианы, который привык выживать среди аллигаторов…
Таковых в Сен-Пьере отродясь не водилось, но Кейдж не спешил уточнять.
– Я как тебя как в редакции увидела, так сразу подумала о Камилле. Не считай меня сволочью, Крис, она – хорошая девушка. Со мною бы ты точно не ужился!
Потомок кажунов с трудом удержался, дабы не осенить себя крестом. Святой Христофор Песьеглавец, небесный заступник, не попусти!
– Тогда придумай, что нам делать с приказом босса. Нас двое, тема одна.
Кейдж придвинулся ближе, покосился на внезапно притихшего Монстра.
– Наша тема – Грааль. Во всех моих материалах это слово будет. И в названии будет. Сегодня твоя статья – моя завтра.
Мисс Репортаж на миг задумалась.
– Обойдешься! Две статьи мои – твоя одна. И помни, Крис, – чтобы ни политики, ни бандитов. Найди какой-нибудь городишко в самом захолустье – и просто опиши со всеми подробностями. Будет как у Марка Твена в «Простаках за границей». Только, пожалуйста, не подведи, ни меня, ни редакцию.
– Читаешь мне курс юного репортера? – улыбнулся Кейдж.
Лорен взглянула серьезно.
– Напоминаю, малыш, пока – только напоминаю. Иногда это полезно. Ладно, решили!
И протянула ладонь.
Легкий толчок. Поезд Париж – Тулуза отбыл с вокзала д’Орсе [28] .Монстр приоткрыл один глаз…
– Хррр? Хррр! Хррр…
Заработался! Харальд Пейпер поглядел на плоское блюдце настенных часов, затем на собственные наручные и едва сдержался, чтобы не присвистнуть. Считай, полночь. Они хоть обедали? Вроде бы да, он спустился вниз, попросил герра Гримма послать кого-нибудь в магазин, потом… Яичница? Нет, омлет, удалось купить молока.
28
В 1936 году – еще не музея.
А на зеленом кухонном столе – общая тетрадь в темном кожаном переплете (из запасов племянницы), карандаши – да пустая консервная банка с окурками. Потому и работал здесь – квартиру задымливать не хотел.
Сын колдуна, перелистав записи, устало провел рукой по лицу. Квадратики с ромбиками, черточки с крестиками – ведьмина азбука, а сжечь все равно придется. Но сперва – еще и еще раз изучить. Все написанное должно само собой связаться в узел, завертеться, теряя контуры и размер, чтобы обратиться короткой ясной формулой. Привычное шпионское колдовство: анализ, синтез, результат.
Харальд, вновь присев к столу, отодвинул подальше пустую чашку из-под кофе, уткнулся локтями в пластик.
Колдуем!
НасПесня, родившаяся в «болотном лагере» Бергермор, гауптштурмфюреру очень нравилась. Вражеская? Но если подсчитать, сколько сейчас за проволокой таких же, как он, «старых бойцов»? А скольких и до проволоки доводить не стали? Хорст Вессель, воспетый, прославленный, чуть ли не обожествленный… Не повезло, ой не повезло парню!
Поутру идут колонны,На работу в злую топь,И сердца у заключенныхВыбивают глухо дробь…Песня нравилась, а вот концлагеря – нет. Не сами по себе, британцам можно, русским тоже. Чем германцы хуже? Но то, что Агроном с ними связался, а заодно и СС подключил, было совершенно лишним. Толстый Герман придумал – вот пусть и пачкает дальше свой геройский мундир. Фюрер приказал? Мало ли что Бесноватому в голову стукнет? Тот же Геринг приказы выполняет хорошо, если через один – и правильно делает. Увы, Агроном слишком уж старателен, есть такой грех!
Колдовская формула никак не рождалась. Ромбики, квадратики, черточки… Нет, чего-то не хватает!
Болотные солдаты,Идем среди проклятых – болот…– Харальд! Извините!.. Можно вас… Харальд!..
Наследник Мельника, с трудом оторвавшись от записей, взглянул недоуменно. В дверях, нежданным ночным привидением – чудо в халате и домашних тапочках. Зачем оно здесь? И накормили, и спать уложили.
Закрыл тетрадь, вновь провел ладонью по глазам. Этак и до очков дело дойдет!
– Мне… Мне страшно одной, Харальд!..
Отвела взгляд, губу закусила. Сын колдуна подумал было о жутком Призраке Конструктивизма, заблудившемся в недрах светло-голубой, в цвет глаз баронессы, четырехэтажки, поглядел внимательнее…
Нет, дела похуже!
Ингрид, ответа не дождавшись, решительно шагнула вперед, плеснула взглядом.
– Я думала… Думала, воспитанному мужчине достаточно намека…
На-ме-ка… Он, значит, тут колдует, основы мироздания колеблет… Раз! Пятерня на вороте халата, к загривку ближе. Два! Вторая клещами в левое плечо.
– Ты спрашивала, Ингрид, когда тебя накроет? Вот сейчас и накрыло. Это не страх, это Смерть тебя отпускает. Не сразу, потому и больно.
– Но мне действительно… Послушай!.. Послушайте, в конце концов, я взрослая женщина…
Бить светлоглазую Харальд не стал – по щеке погладил. Сам виноват, по себе судил, не сделав поправку на то, насколько госпожа баронесса… взрослая. Пододвинул стул – к столу поближе, взял за плечи, усадил аккуратно. Соплюхе не везло с парнями – или наоборот, парням не обломилось. Только говорить об этом вслух нельзя. Здесь не кабинет доктора Фрейда.