Архипелаг двух морей
Шрифт:
Прошло двадцать лет. Подробности работы этой экспедиции помнят только ее участники. Но живет по-прежнему их продукция: изданный лист Государственной геологической карты (тот экземпляр, что в нашей библиотеке, потерт на сгибах так, что работать с ним трудно), том XXVI «Острова Советской Арктики» многотомной «Геологии СССР», статьи, отчеты... Двадцать лет. К общему нашему горю, умер Олег Александрович Иванов. Кто-то на пенсии, кто-то занимается совсем другими районами Арктики. И только Д. А. Вольнов сохранил верность островам.
...С главным геологом нашей экспедиции Вольновым и еще двумя спутниками мы идем по берегу Котельного где-то в районе устья реки Пшеницыной, скользим
– Вот сейчас мы увидим девонские породы, - говорит Вольнов, когда мы подходим к повороту.
– Отсюда идут породы нижнего девона, а Толль ведь писал только о верхнем девоне.
Мы бьем породу молотками, стараясь найти фауну, но ищем так долго, что студент Слава, которому наскучило это занятие и который замерз, начинает собирать швырковые дрова (мелкий плавник), чтобы развести костер.
– Работай, работай!
– говорит ему Вольнов.
– Тоже мне второй Садиков нашелся (Садиков - это бывший коллектор, который обладал феноменальным искусством: когда его не видели, он спал на обнажении и одновременно, во сне, стучал молотком, имитируя поиски фауны).
И все время, общаясь с Вольновым на островах, я ощущаю в нем то состояние, которое испытывает хозяин, демонстрирующий сад, выращенный им самим. Когда Вольнов принимает материалы наших геологов, в нем борются два чувства: как главный геолог он рад новым данным, а как «предшественнику» ему обидно, что сделано это не им. Но может быть, мне это только кажется?
Ленинград - Чокурдах - Темп
Длинный день в дороге
Русская полярная экспедиция под началом Э. В. Толля вышла из Петербурга 21 июня 1900 года и достигла Новосибирских островов за две навигации. 16 сентября 1901 года «Заря» бросила якорь в бухте Нерпичьей у острова Котельного. Таким образом, Э. В. Толль добирался до Новосибирских островов пятнадцать месяцев. В 1927 году Н. В. Пинегин, руководитель экспедиции Академии наук СССР на остров Большой Ляховский, выехал из Ленинграда поездом на Иркутск 11 мая. Двигаясь дальше водным путем, он уже 16 августа того же года оказался на мысе Шалаурова (остров Большой Ляховский). Следовательно, ему понадобились на дорогу три месяца. Сегодня до Новосибирских островов можно добраться за сутки.
В день отлета я проснулся в пять, разбуженный ощущением предстоящей дороги. Эта легкая дрожь, словно где-то внутри работает маленький моторчик, не отключалась даже во сне. (В старых книгах о путешествиях употреблялось точное, теперь забытое выражение - «путевая лихорадка».)
Дверь на балкон была раскрыта, два толстых голубя, малиновых от еще невидимого из-за домов солнца, боком ходили по балконным перилам и переговаривались. Хлица из окна казалась холодной, но этот свежий рассветный холодок обещал днем жару. Под окнами поливали тротуар, были слышны шаркающие шаги и звук струи, бьющей об асфальт.
Я люблю новые вещи, купленные в дорогу: свежие кирпичики мыла, пасту для зубов и для бритья в толстых, еще не смятых цветных тюбиках, зеленый одеколон, трусы и майки, пахнущие красителями и снабженные бумажными этикетками. Когда-то сборы в экспедицию были для меня целой проблемой, чемоданы ненужных вещей летали туда и обратно. Потом, с годами, лишнее отсеялось. В то утро укладка вещей заняла вряд ли больше десяти минут. Это было хорошее утро. Настолько хорошее, что даже такси, заказанное накануне, пришло своевременно. Шофер вышел из машины и с удовольствием потянулся, глядя на окна нашего дома.
С Киевской дороги мы свернули к аэропорту. Отрезок великолепного, только что построенного шоссе изгибался среди зеленых полей у подножия Пулковских высот. Слева по склону холма рассыпалось стадо черно-белых коров. Протекторы шелестели, словно мы ехали по мокрому шоссе, хотя дорога была совершенно сухой. Стремительно приближалось здание нового аэровокзала с пятью надстройками, похожее на белый корабль. По пологой эспланаде мы въехали прямо на второй этаж вокзала. Собственно, нам нужно было вниз, где камера хранения, но молодой шофер не смог отказать себе в удовольствии подняться в машине на второй этаж.
Большинство участников экспедиции были уже на Новосибирских островах. Сейчас со мной должны улететь последние восемь человек - те, что не участвовали в подготовительных операциях и теперь спешили непосредственно к началу полевых работ. Они уже ждали нас.
Мы взяли из камеры хранения экспедиционное имущество, завезенное туда накануне, и начали таскать ящики на второй этаж, а наши жены сгруппировались в стороне. Зал, залитый голубым светом, был полон летней курортной публики. Среди женщин в мини и в макси, среди ярких рубах, цветов, легких саквояжей наши вьючные ящики, и обшитые мешковиной «места» выглядели нелепо, так же как и наши меховые полупальто, до поры скатанные наподобие солдатской шинели и обвязанные шпагатом. Девушки в васильковой униформе, как на подбор загорелые и как на подбор красивые, со щегольской деловитостью вели регистрацию. Легкие чемоданы, пассажиров ложились на ленту транспортера и уплывали один за другим, очередь быстро двигалась, и я подумал, что, может быть, в. новом здании посадка обойдется без обычной нервотрепки. Однако когда подошла наша очередь, появилась еще одна девушка, постарше и менее красивая, чем остальные, и сказала, что наши ящики слишком тяжелы, транспортер финской постройки не рассчитан на такой вес. Носильщики же в новом порту не предусмотрены, поскольку, как мы должны понимать, предусмотрен транспортер. Пока разрешался этот вопрос, поначалу казавшийся неразрешимым, подошло время посадки.
Потом, когда объявили посадку, вдруг исчез техник Коля Громов. Только что он стоял здесь вместе с женой, и вдруг ни жены, ни Коли, а билет его у меня. Что делать? Как матросы по палубным надстройкам, мы устремились вверх и вниз по лестницам аэровокзала. В конце концов, Громов нашелся, а я, только очутившись в ворсистом самолетном кресле, нагретом солнцем почти до воспламенения, наконец сообразил, что так ничего и не успел сказать жене из тех слов, которые хотелось и следовало сказать на прощание. Ту-104 тронулся с места и пополз по бетону, он несколько раз менял направление, и я потерял ориентировку, смотрел то в один, то в другой иллюминатор и не мог уловить, где же теперь здание вокзала.
Через час, в Москве, самолет зашел на посадку над самой березовой рощей. Было видно, как его большая тень скользнула по светлой, еще весенней листве. В Москве было даже жарче, чем в Ленинграде. Размягченный асфальт прихватывал подошвы. В ожидании регистрации на чокурдахский рейс мы сложили свой багаж в холодке возле клумбы, на которой качались цветы душистого табака. Виктор Николаевич, наш главный рыбак, распаковал посылочный ящик, который вез при себе в качестве ручной клади, и вытряхнул прямо на газон целую гору дождевых червей вместе с перегноем. На Севере, в мерзлоте, черви не живут. Тем не менее, местные породы рыб проявляют к червям живейший интерес.