Архипелаг двух морей
Шрифт:
Я двигался по берегу не торопясь, пока не уперся в «непропуск» - место, где отвесная скала уходила без всякого пляжа в глубокую воду... Не часто представляется возможность сделать свободный, внеплановый маршрут или просто такую вот прогулку. Я не знал, сколько времени, и, только дойдя до тупика, посмотрел на часы: было уже около семи вечера. Сразу ощутилась глубокая усталость. Укрывшись за углом скалы, я сел на камень лицом к морю. Ветер тащил над водой низкие облака, горизонт приблизился, все было серым, как на плохой черно-белой фотографии. По странной ассоциации мне вдруг вспомнился давний эпизод: такой же усталый, я сидел на камне и отдыхал, только камень был раскаленный,
Склоны нижней части долины, подо мной, желты, как сухая глина, разбиты на лоскутки - участки, с которых крестьяне недавно собрали хлеб. Сейчас они транспортировали солому с участков в деревушки, лепившиеся тут и там на уступах. Мужчины собирали солому в огромные вязанки, а женщины и ребятишки принимали их на спину. Ярко-золотые шары, из-под которых едва были видны две ножки, по одному и группами катились в разных направлениях по тропам.
А потом из кустов неслышно появились два чумазых первоклассника, оба в ситцевых штанах и в литых капроновых сандалиях на босу ногу (эта копеечная обувь горами лежит прямо на полу в любой деревенской лавке). У одного висела на боку пластиковая сумка с фальшивой надписью «Эр-Иран», а второй держал азбуку прямо под мышкой, как Буратино. Ребята подошли, стали рассматривать мою сумку, часы, молоток и долго прикладывали к уху компас, силясь понять, почему стрелка есть, а внутри не тикает.
– Почему вы здесь сидите?
– спросили ребята.
– Устал, - ответил я.
Пацаны пошептались и ушли, я забыл о них и думать, как вдруг они вновь появились на тропе, толкая перед собой белого ослика без седла и узды.
– Садись, мистер!
– закричали оба, показывая руками на спину осла.
– Ты устал, садись!..
Налетевший вдруг порыв холодного ветра прервал мои воспоминания. Я встал и пошел обратно. Когда я вернулся в лагерь, все уже были в сборе: и начальник отряда Валентин, и геолог (он же радист) Леонид, и наш старый кадр - рабочий Женя Федоров, и всегда мрачный водитель Вездехода Хмелев.
– Это ужас - десять дней никакой связи с внешним миром!
– сказал Леонид с неподдельным отчаянием.
– За это время «Зенит» три раза играл, а мы ничего не знаем.
Увы, я не знал результатов игр «Зенита», как-то не поинтересовался, чем, боюсь, показал себя не с лучшей стороны.
– А вас не смущает, что медведь по острову ходит?
– спросил я.
– Видели его, - мрачно сказал Леонид.
– Руки чешутся, да циркуляр не позволяет.
Стрелять в белого медведя категорически запрещено. В случае прямого нападения рекомендуется отпугивать его ракетами или дымовыми шашками.
Те, кому я привез письма, поддерживали беседу, старательно скрывая нестерпимое (знаю по себе) желание скорее их прочесть; не получившие писем столь же старательно демонстрировали равнодушие к этому факту.
– Ладно, идите читайте, - сказал я, - после поговорим, за ужином.
Когда студент подал вермишель с тушенкой, я спросил:
– Нельзя ли маслица положить, вермишель-то увеличилась в объеме, а консервы не увеличиваются.
Водитель Хмелев оттолкнул миску:
– Скажи спасибо, что здесь все интеллигентные!
– А для другой компании я были готовить не стал, - резонно ответил студент.
– Как погода-то у вас, очень плохая была?
– спросил я? Меняя тему разговора.
– Нет, почему же! Июль нынче неплохой. Второго и двадцать первого было солнце.
И про эти второе и двадцать первое я потом слышал не раз то от одного, то от другого.
Снаружи свистел западный ветер, он нес через остров снеговые тучи. Брезент намок, и в палатке сначала стало светлее. Я выглянул: мокрый снег летел горизонтально. Когда он облепил палатку, внутри снова стало темно, темнее, чем раньше. Мы заснули под свист ветра и хлопанье брезента, уверенные, что наш маршрут, намеченный на завтра, сорвется.
Начало маршрута. Обед у дяди Коли
А утром стояла необычная тишина, и, расстегнув полог, я увидел прямо курортную картинку: в голубом, без единой льдинки море, которое только чуть-чуть играло на солнце, стояло судно. Черный корпус, светлые надстройки, труба с красной полосой - корабль был странен своей громадностью. Очевидно, он подошел ночью и встал под берегом, укрывшись от западного ветра. Из-за расстояния люди на палубе не были видны, только можно было рассмотреть вертолет на корме. Потом сверху его завращался винт, и вертолет поднялся в воздух. Он описал круг, подлетел к нашему лагерю и, встав против ветра, опустился на гальку, щупая колесами прочность почвы, словно живое существо. Из тупоносой зеленой коробочки один за другим высыпались шесть человек в чистой рабочей форме, в зимних шапках и белых нитяных перчатках. Старший представился старпомом с ледокола «Владивосток». Судно, оказалось, отстаивается в ожидании танкера, который нужно проводить на Колыму. Я спросил, не известен ли им прогноз. Старпом объяснил все научно: оказывается, мы были в зоне циклона, а теперь идет антициклон. Как только циклон пройдет, все будет в порядке.
Моряки осмотрели наш лагерь, заглянули в палатки, а потом один спросил с искренней жалостью:
– Вот так вы и живете?
– А вы лучше?
– Мы другое дело. Нас народу больше ста человек. Постельное белье. Кино. Волейбол. Бадминтон. Жить можно.
Когда на севере встречаешь людей, очень хочется сделать им приятное. Мы подарили гостям несколько обыденных для нас предметов, которые им показались интересными: обломок бивня мамонта, старые оленьи рога, подобранные студентом в тундре, два-три камня с отпечатками фауны.
Проводив гостей, мы отправились в маршрут. В течение дня мы видели, как вертолет несколько раз пролетал над островом с востока на запад и обратно. Наверно, это была ледовая разведка, или, может, они встречали танкер. Уже отъехав далеко к северу, мы видели, как от ледокола к нашему мысу Лагерному подходил катер. Позже Женя Федоров, который оставался в лагере, рассказал, что с ледокола приходили на катере целые экскурсии. Три смены по два часа. «Экскурсанты» гуляли по косе, собирая камушки, играли в мяч на твердой земле...
Снег, выпавший за ночь, не успевал даже таять, а прямо «сгорал», испарялся на солнце. С утра поверхность острова была белой, к полудню тундра стала пестрой, как весеннее оперение куропатки, а еще позже снег сохранился только в углублениях между кочками. Мокрые кочки были ярко-зелеными, на травинках сверкали капли, над кочками поднимались испарения, подсвеченные солнцем. Солнце в тундре - это праздник красок. Собственно, набор цветов ограничен: голубое, зеленое, белое, черное. Но чистота тонов, оттенки, тени делают все необычайно красивым.