Архивы Дрездена: Кровавые ритуалы. Барабаны зомби
Шрифт:
Геноса моргнул:
– Что-что?
– Лажа, – повторил я. – Ну, это слово такое у нас в Чикаго. Я имею в виду, что-то не так в происходящем.
– Еще бы не так, – согласился он. – Люди гибнут.
– Я не об этом, – мотнул головой я. – Нападения отличаются жестокостью. Из этого следует, что намерения того, кто стоит за ними, так же жестоки. Невозможно пользоваться магией, если сам в нее не веришь по-настоящему. Это не из тех средств, к которым прибегает обычный деловой конкурент, – даже если допустить, что какой-то
– Думаете, это личное? – спросил он.
– Ничего я пока не думаю, – признался я. – Надо покопаться еще.
Он угрюмо кивнул:
– Если вы останетесь здесь, вы сможете продолжать защищать моих людей?
– Думаю, да.
Он сжал губы – судя по всему, принял решение.
– Тогда я скажу сво…
Дверь распахнулась, и в кабинет ворвалась женщина… нет, не женщина – богиня. Невысокая, с роскошными светло-рыжими волосами до пояса. Всю одежду ее составляли туфли на шпильках и темно-зеленые кружевные трусики с бюстгальтером, прозрачные настолько, что я не совсем понимал смысл в таком белье.
– Артуро, свинья помойная! – рявкнула она. – О чем ты думал, приглашая сюда эту женщину?
Геноса дернулся, как от удара.
– Привет, Триш, – произнес он, не глядя на нее.
– Сколько раз говорила: не смей называть меня так, Артуро!
Геноса вздохнул:
– Гарри, это моя последняя по счету бывшая жена, Трисия Скрамп.
И он позволил такому самоцвету выскользнуть из пальцев? С ума сойти.
Женщина злобно прищурилась:
– Трикси. Виксен. Я официально сменила имя.
– Ладно, – вяло согласился Артуро. – Ну, чего тебе теперь надо?
– Ты прекрасно знаешь, о чем я. – Она говорила, словно выплевывала слова. – Если ты надеешься разделить этот фильм между двумя звездами, ты глубоко ошибаешься.
– Ничего такого не случится, – возразил он. – Но после того как Жизель попала в больницу, мне пришлось срочно искать замену…
– Не разговаривай со мной как с маленькой, – оскалилась Трисия. – Лара уволена. У-во-ле-на! Этот фильм мой. И я не позволю тебе пользоваться моей славой для продвижения этой… этой сучки!
Мне на ум пришел почему-то кипящий чайник. В крайнем случае – кастрюля.
– Об этом нет даже разговора, – сказал Геноса, – она согласилась на маску и псевдоним. Звездой остаешься ты, Трисия. Ничего не изменилось.
Трикси Виксен скрестила руки, отчего бюст ее сделался еще рельефнее.
– Что ж, хорошо, – буркнула она. – До тех пор, пока мы понимаем друг друга…
– Понимаем, – вздохнул Артуро.
Жестом, полным надменного презрения, она перебросила волосы через плечо и злобно покосилась в мою сторону:
– Это еще кто?
– Гарри, – представился я. – Ассистент продюсера.
– Отлично, Ларри. Где, черт подери, мой латте? Я тебя за
Реальность, очевидно, редко вторгалась в жизнь Трисии Скрамп. Равно как и элементарная, впрочем, вежливость. Я открыл рот, чтобы ответить ей так, как она заслуживает, но поймал полный паники взгляд Артуро и сдержался.
– Извините. Я позабочусь об этом.
– Вот и выполняй быстрей, – заявила она, развернулась на каблуках, продемонстрировав стринги и задницу, вполне возможно достойную того, чтобы считать ее твердой валютой, и устремилась к двери.
Вернее, сделала шаг – и остановилась как вкопанная. Все тело ее напряглось, словно в ожидании удара.
Женщина, по сравнению с которой Трикси Виксен сразу показалась уродливой замарашкой, шагнула в дверь и остановилась, загораживая той проход. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не пялиться на нее как последняя деревенщина.
Трисия, Трикси Скрамп-Геноса-Виксен, обладала этакой шаблонной красотой. Ее достоинства можно перечислять по каталогу: красивый рот, бездонные глаза, шикарная грудь, тонкая талия, полные бедра, длинные стройные ноги. Галочка, галочка, галочка… Однако и вид она имела такой, будто ее заказали по каталогу и собрали из этих превосходных деталей. Этакий эталон женщины, но искусственный, что ли.
Вновь вошедшая была настоящей. Красота. Изящество. Высокое искусство. Ее и описать-то сложнее. Она казалась бы достаточно высокой и без псевдовикторианских туфель из дорогой итальянской кожи на высоких каблуках. Темные, можно сказать, черные до синевы, волосы подхватывались двумя гребнями из светлой слоновой кости. Глаза у нее были серые с этаким фиолетовым отливом. Наряд производил впечатление стильного, но непринужденно-естественного: натуральные ткани, черная юбка и жакет с вышитыми на них абстрактными темно-алыми розами, белая блузка…
Оглядываясь на ту минуту, я не могу припомнить каких-то особенных примет ее телосложения – не считая того, конечно, что оно было превосходным. Внешность она имела почти неземную. Однако на образ ее внешность влияла не больше, чем стакан на вино: чем он прозрачнее, чем яснее показывает налитую в него жидкость – тем лучше. Внешность внешностью, но под ней ощущалась незаурядная женская натура: сила воли, сообразительность в сочетании с ироничным умом, обостренная чувственностью, плотским голодом.
Хотя, может, голод был моим. За каких-то пять секунд я и думать забыл о подробностях – я желал ее. Я желал ее в самом примитивном, животном смысле слова – как угодно, лишь бы обладать ею. Все воспитанные и галантные черты моего характера разом куда-то испарились. Перед глазами сменяли друг друга поразительно яркие образы из разряда тех, что порождает в мозгу неудовлетворенная плоть. А секундой-двумя позже отказал и здравый смысл, на место которого пришло что-то голодное, настырное и бесцеремонное.