Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
— Наглец, — произнес, наконец, Рейт. — Совершенный наглец. Прямо как она.
Я перевел дух. До сих пор это была стройная, но только теория, которую он только что подтвердил своей реакцией.
— Ага! Так я и знал. С тех пор, как моя мама разделалась с вами, вы не способны ни на что, только на слова. Живете год за годом, вешаете лапшу на уши и надеетесь, что никто не заметит вашего бездействия. Надеетесь, что никто не заметит, что одна из ваших племенных кобыл вас охолостила. Ручаюсь, это страшно — жить вот так.
— Возможно, — тихо пробормотал он.
— Но ведь рано или поздно это вскроется, — так же тихо сказал я. — Так что все эти упражнения лишены смысла. Вам придется нас убить, но толку от этого для вас не будет никакого. Совершенно никакого. В вашем положении было бы разумнее собрать остаток состояния и пуститься в бега.
Ледяное лицо Рейта снова расплылось в улыбке.
— Нет, мальчик. Ты не один догадался, что твоя мать проделала со мной. И как. Поэтому — в качестве ответа — сегодня предстоит умереть тебе и твоему брату. Ваша смерть покончит с этими глупыми чарами, которые наложила твоя мать — ну и со всем ее родом, разумеется, — взгляд его скользнул на Мёрфи, и он ухмыльнулся еще шире. — А потом, возможно, я перекушу. В конце концов, я очень сильно проголодался.
— Вот сукин сын, — прорычал я.
Рейт снова улыбнулся мне и кивнул Барби.
— Веди его.
Вот так, держа Мёрфи буквально на кончике ножа — док Фрейд, надеюсь, от вас не ускользнул символизм этой картины? — он повел нас сквозь лес, вниз по склону, в холод и мрак.
Глава тридцать девятая
Лорд Рейт вел нас в пещеру, которую они называли «Провалом», а Барби-Телохранитель всю дорогу держала меня на мушке, оставаясь при этом вне пределов досягаемости. Но, конечно же, было бы наивно сравнивать ее с Трикси Виксен. Если бы я бросился на нее, она бы стреляла без колебаний — тут бы оно все и кончилось. Впрочем, я и броситься-то на нее не мог — с цепями на ногах и всем таким. Я даже ноги переставлял с трудом, тем более, что мне приходилось то и дело пригибать голову, чтобы не врезаться лбом в свисающие с потолка пещеры каменные выступы.
— Мёрф? — окликнул я ее. — Как дела?
— Чувствую себя немного угнетенно, — отозвалась она чуть перехваченным от боли голосом. — Я совершенно соответствую образу заложника, и это меня бесит.
— Это хорошо, — заметил Рейт. Он продолжал удерживать ее за шею, а кончик ножа до сих пор вонзался в ее тело. — Упрямство, мисс Мёрфи, добавляет удовольствия процессу кормления, — он сделал легкое ударение на «мисс». — В конце концов, завоевывать куда приятнее и интереснее, чем править, не так ли? А непокорных женщин можно завоевывать снова и снова, пока они не сломаются.
Я не обращал на Рейта внимания.
— Как твой бок?
Мёрфи оглянулась через плечо на своего конвоира.
— Такой маленький торчок? Фигня.
Вместо ответа Рейт швырнул Мёрфи о стену. Она удержала равновесие и стремительно повернулась, выбросив руку вперед.
Реакция Рейта оказалась на порядок быстрее человеческой. Он перехватил ее руку, даже почти не глядя, и отбил удар так, что он пришелся в стену, сунув одновременно острие ножа ей под подбородок. Она упрямо оскалилась и двинула его коленом, целя в пах. Рейт блокировал удар коротким движением бедра и всем телом прижал ее к стене, оказавшись с ней лицом к лицу; его черные как вороново крыло волосы спутались с ее золотыми.
— Женщины-воительницы ничем не отличаются от остальных, — произнес Рейт, глядя в глаза Мёрфи. Голос его звучал негромко, лениво, томно. — Вы все хорошо знаете, как биться с чужими телами. Но почти ничего не знаете о том, что требуется вашему собственному.
Мерфи смотрела на него, чуть дергая плечом. Губы ее медленно раздвинулись.
— Это врезано в тебя, — шептал Рейт. — Глубже плоти, глубже костей. Потребность. Единственный способ избежать мрака смерти. Ты ведь не можешь отрицать этого. Не можешь бежать от этого. В радости, в отчаянии, во мраке, в боли, смертные продолжают испытывать страсть, — рука его соскользнула с ее запястья; пальцы осторожно коснулись взбухших вен.
Мерфи издала негромкий, гортанный звук.
Рейт улыбнулся.
— Вот. Ты уже чувствуешь, как слабеешь. Я взял тысячи таких, как ты, детка. Взял и сломал. И они ничего не могли поделать. И ты не сможешь. Ты создана, чтобы ощущать страсть. Я создан, чтобы использовать это против тебя. Это естественный ход вещей. Жизнь и смерть. Совокупление и смерть. Хищник и жертва.
С каждым словом Рейт придвигался к ней все ближе. Вот он скользнул губами по ее горлу…
— Рожденная смертной. Рожденная слабой. Тебя так просто взять.
Мёрфи широко раскрыла глаза. Тело ее выгнулось от потрясения. Она издала громкий всхлип, попыталась сказать что-то — и не смогла.
Рейт медленно запрокинул голову, улыбаясь Мёрфи.
— И ведь это только вкус, детка. Когда ты узнаешь, что такое быть взятой целиком, без остатка — позже, нынче же ночью — ты поймешь, что жизнь твоя закончилась в минуту, когда я захотел тебя, — рука его вдруг резко дернулась, и он ткнул пальцем в свежую рану на боку. Лицо ее побелело, и она еще раз вскрикнула. Потом она обмякла, и Рейт дал ей повалиться на землю. Он постоял над ней минуту, прежде чем продолжить свою речь. — У нас впереди много дней, малышка. Недель. Ты можешь провести их в муке или блаженстве. Ты должна понять одну важную вещь: это я буду решать, как именно. Ты больше не распоряжаешься своим телом. И своим рассудком. Выбор отныне зависит не от тебя.
Мёрфи собралась-таки с силами и сумела поднять взгляд. Он был упрямый, дерзкий, но затуманенный слезами — и я видел в ее глазах страх и жуткую, болезненную страсть.
— Ты лжец, — прошептала она. — Я сама решаю.
— Я всегда могу сказать, когда женщина испытывает страсть, мисс Мёрфи, — негромко произнес Рейт. — Я чувствую вашу. Часть вас так устала от подчинения. Устала бояться. Устала отрекаться от себя на благо других, — он опустился на колени, и Мёрфи отвела взгляд. — Части вас не терпится испытывать наслаждение, которое я дарю. И эта часть вас растет по мере того, как вы ощущаете это. Упрямая молодая женщина уже умерла. Она просто слишком боится признаться в этом.
Он схватил ее за волосы и грубо, бесцеремонно поволок за собой. На мгновение я увидел ее лицо, на котором боролись друг с другом смятение, злость и страх. Но я-то понимал, что ей наносится рана куда глубже, чем любая физическая из тех, что терзали ее на моей памяти. Рейт заставлял ее чувствовать то боль, то наслаждение — и она ничего не могла сделать, чтобы помешать ему. Она попыталась впиться в его руку зубами, и он ударил ее по лицу. И не ее вина была, что она проиграла этот поединок. Не ее вина была в том, что он терзал ее ощущениями. Я хочу сказать, черт, он повелевал этой гребаной нацией сексуальных хищников, и пусть проклятие моей матери и ослабило его, ему все равно ничего не стоило взломать Мёрфину психику и эмоциональную оборону.