Аритмия
Шрифт:
Сообщения сыпятся одно за другим.
«Кринжово. Все, как ты любишь)».
«А если серьезно, она очень старалась».
«Ее извинения приняты».
Пелена перед глазами. Трясущиеся руки. Удушающая ярость и вскипевшая в жилах кровь…
Разворачиваю такси.
Что я чувствовал в тот момент,
Впрочем, мне было плевать. Я собирался забить Каримова до полусмерти голыми руками. Что, собственно, и сделал, как только удалось его отыскать.
— Ян…
Голос девчонки отрезвляет и возвращает меня в настоящее. А в настоящем мне нет места рядом с ней.
Хотел ли я начать все заново? Очень хотел… Во что бы то ни стало вернуть потерянное доверие. Заставить ее быть со мной. Доказать поступками, что она мне нужна. Что она — единственный человек, ради которого я способен на все.
Да, черт возьми, мне казалось, что я смогу вернуть ее. Казалось… Ровно до того момента, как я увидел те фотографии. До того момента, как возненавидел себя еще больше и ощутил это мерзкое чувство собственной ничтожности.
Не защитил. Не уберег. От подобной себе мрази.
— Ян, послушай. Мы очень за тебя переживаем…
Она что-то говорит, но я не слушаю. Просто смотрю на нее и понимаю, что сейчас передо мной уже не та моя Даша. Она больше не горит. Не улыбается… Такая хрупкая и сильная одновременно. Вот только сломленная и разбитая. Склеенная по осколкам.
Нежный подснежник, затоптанный моими ногами.
Ей никогда уже не стать прежней, и так хочется сказать «прости», но после всего, что было, настолько пустым и неподходящим кажется это слово…
— Не приходи сюда больше, Дарин, — перебиваю ее монолог.
Опять прогоняю. Жестоко, но другого выхода попросту нет. Это тупик, к сожалению. И света в конце тоннеля не предвидится.
— Не смей делать это снова! — срывается на рваный шепот.
— Уходи. Все кончено, — стискиваю челюсти до хруста. Так сильно, что скулы сводит.
— Не говори так, — в ее чистых как небо глазах блестят прозрачные слезы.
Вешаю трубку. Встаю.
Она плачет и кричит. Стучит в отчаянии по стеклу, а потом прижимает к нему свою ладонь.
Никогда не забуду этот ее взгляд. Так смотрят на тех, кто в очередной раз предал.
— Быстро ты, — отмечает Сердюк.
Ломать — не строить.
Молча убираю руки за спину. Возвращаемся в камеру. Все как в тумане…
Там по привычке оседаю на пол и подпираю спиной стену. В изнеможении прикрываю глаза.
Необъяснимая штука — душа. Не знаешь, где она находится, но знаешь каково это, когда она нестерпимо
После нашей встречи становится только хуже. Во всех смыслах.
Меня мучают картинки с ее участием, ведь каждый взгляд, каждое движение настолько прочно засело в больной голове, что сутками стоит на репите, вынуждая чертово сердце кровоточить…
Клетка, в которой я вынужден находиться, угнетает и давит на мозг. Плюс ко всему, меня одолевает жуткая бессонница, и в один из дней случается то, чего не происходило уже много лет, — херова паническая атака, мать ее. Со всеми вытекающими.
Разогнавшийся до предела пульс. Нехватка кислорода. Одышка. Тремор. Головокружение и спутанность сознания.
Лежа на ледяном полу и пытаясь прийти в себя, я снова ее вижу. Так реалистично вижу…
Горько плачет. Стучит ладонью по стеклу. Искусанными губами произносит отчаянное: «Не смей делать это снова».
Прости, Дарин… Кажется, это единственное, чем я владею в совершенстве. Тут правда есть и другая сторона медали. Причиняя боль конкретно тебе, я и сам всегда страдаю. Этот механизм давно запущен. Слаженно работает, как часы.
«Надо же! У тебя есть сердце! Чувствую, как часто оно бьется… Ты сейчас напоминаешь живого человека, Абрамов! Но дай угадаю, тебе это совсем не нравится!»
Так и есть. Все изменилось с тех пор, как ты вдруг появилась в моей никчемной жизни.
Еще тогда, два с половиной года назад, отталкивая тебя, понимал: как раньше уже никогда не будет. Потому что размолотила своей искренностью мою броню в щепки и вытащила наружу то, что давно глубоко внутри покрылось горсткой пепла.
Шутка ли… Впервые за долгое время кто-то предпринял попытку принять меня таким, каков я есть. Только чем я тебя за это в порыве ревности возблагодарил? Да попросту уничтожил. Как ты и говорила, скинул в глубокую яму. Присыпал землей и бросил там погибать.
Себе снисходительно оставил право на воспоминания. В самые мрачные часы они возвращали меня туда, где я был счастлив. Они возвращали меня к тебе, Дарин. Представь, ощущая в груди смесь жгучей ненависти и злости, я все равно делал это. Непозволительно часто и долго думал о девочке, ставшей для меня особенной…
Вспоминал глаза, синие как море.
Улыбку, слепящую похлеще полуденного солнца.
Звонкий заливистый смех и развевающиеся на ветру волосы.
Обезоруживающее, честное «я тебя люблю», произнесенное на крыше ночного Питера.
Брошенное позже в порыве абсолютного обоюдного помешательства «мне так хорошо с тобой».
Это лишь малая часть того, что мне дорого. Того, что удалось сохранить. Впечатать намертво.
Ты жила во мне все эти годы. Хотел я того или нет…