Аритмия

Джолос Анна

Пока я страдала по нему, он развлекался с другими.

— Для меня это ничего не значило, — произносит спустя минуту напряженной тишины.

— Как же, — воздух с шумом покидает мои распухшие легкие. Убираю от себя его руки. Отодвигаюсь. Ложусь, отворачиваясь к стене.

— Приехали, — комментирует, цокнув языком.

Как не стараюсь сдержаться, а все равно не получается. Глухо реву, закусив зубами подушку.

— Дарин…

Почему же так больно? И вот

вроде умом понимаю, что веду себя глупо, но ничего поделать не могу.

— Когда мы встречались… Тоже с кем-то еще спал? — выталкиваю из себя силой.

— Ты думай, что несешь!

— А что? Спор подразумевает ограничения? — уточняю язвительно.

— Дура!

— Угу. Ааай… — пищу, когда он резко дергает меня за плечо назад и забирается сверху, подминая под себя.

Тяжелый. Взбешенный. Слишком близко.

— Слезь, — требую, запаниковав.

— Не было никакого спора с моей стороны, — фиксирует ладонями лицо. Так, чтобы не могла отвернуться и смотрела только на него.

— Неправда! — кричу гневно.

— Правда, Арсеньева, клянусь. Я сразу отказался. Еще в свой день рождения, когда Беркут заявил о том, что следующей жертвой должна стать именно ты.

— Я тебе не верю, — закусываю губу, дабы не разрыдаться. — Все ложь. Все у нас было не по-настоящему!

— Да нет же, черт тебя дери! — орет свирепо. — По-настоящему, Даш.

— Нет. Ты выложил тот видеоролик… Где я… Где слышно, что мы… — задыхаюсь под ним, ощущая, как накатывает то самое острое разочарование. Горькое на вкус. Отравляющее кровь.

— Выложил, — слышу как скрипят его зубы. — Я поступил как мразь, знаю. Хотел доказать себе, что ты такая же, как и все они. Хотел навсегда от тебя избавиться. Выдрать из груди. Вырезать, как опухоль. Ты же проросла по самые кишки, Арсеньева!

— Ты делаешь мне больно… — хнычу жалобно.

Его захват ослабевает, но отпускать меня он, похоже, не собирается.

— Даш… — гладит скулы, губы.

— Мне было так плохо, — судорожно вдыхая кислород, признаюсь зачем-то. — Умереть хотелось. От стыда. От унижения. Они… они ведь все смеялись надо мной.

Одноклассники. Учителя.

— Мне жаль…

— Родители от меня отвернулись. Ты ведь… будто клеймо позора на мне поставил, — шепчу сорванным шепотом. — С ним и жила все эти годы. Чувствовала себя испорченной, грязной, дефектной.

— Прекрати. Это не так, — обрывает мой эмоциональный монолог. — А родители твои — те еще уроды.

— Они меня вырастили, воспитали.

— Это их прямая обязанность, — замечает сухо.

— Нет, Ян. Это их добрая воля.

— Чего-чего? — фыркает в ответ.

— Они меня удочерили. Я совсем маленькой была…

Замирает в растерянности. Вижу, как озадаченно хмурится в полутьме.

— Мама и папа погибли. Арсеньевы долгое время

не могли иметь детей, поэтому и взяли случайную сироту себе. У меня даже родственников кровных не осталось.

Он молчит. Только обнимает сильнее.

— Я люблю их, Ян. Я безмерно за все благодарна, но почему-то теперь словно последняя ниточка оборвалась. Не могу не думать, о том, что они и Леша — чужие люди. Не имею права. Так ведь неправильно, да?

— Это пройдет.

Перекатывается набок, сгребает к себе и натягивает на нас одеяло, заключив в железные объятия.

Прикрываю веки.

Как же мне хочется застыть в этом моменте навсегда. Быть маленькой слабой девочкой рядом с ним. Чувствовать его силу, заботу и тепло…

* * *

Как уснула, совсем не помню. Видимо, эмоциональное истощение дало о себе знать. Вырубило намертво. Без сновидений.

Открываю глаза, рассеянно моргаю. Сразу же приходит понимание того, что в кровати лежу одна. И это открытие, как лезвие по сердцу.

Вот так молча ушел?

Приподнимаюсь на локтях. Осматриваю комнату, залитую лучами зимнего солнца, пробирающегося сквозь занавеску.

Пусто. Ни обуви. Ни одежды.

Внутренности скручивает от обиды. Мог бы ведь хотя бы попрощаться!

Сажусь. Опускаю босые ноги вниз и обнимаю себя руками. Одно только желание испытываю — хочется по-детски разреветься. Звонко. Истерично. Отчаянно. И когда я уже почти готова зарыдать, внезапно открывается дверь.

Ян перекидывает полотенце через плечо и притормаживает на пороге.

Выдыхаю.

Долго смотрим друг на друга. Как-то по-особенному. Даже не знаю, как объяснить то, что чувствую в эту минуту. Совершенно точно погаснув, вспыхивает в районе солнечного сплетения нечто жизненно важное.

Ян подходит ко мне. Наклоняется, по обе стороны опершись руками о постель. Мягко целует в губы, обдавая свежим, мятным дыханием, и в животе мигом оживает рой дурных, трепещущих бабочек.

Отвечаю ему со всей нежностью, на которую способна, и испуганно хватаюсь за его шею, когда он поднимает меня, а потом меняется со мной местами, усаживая на себя.

— Мокрый и холодный… — только и могу вымолвить смущенно, пока от соприкосновения с его обнаженным торсом по плечам и спине бегут крупные мурашки.

— В этой вашей коммуналке отключили горячую воду, — вынуждает отлипнуть от него и увеличить расстояние между нами. Зачем — понимаю уже после, наблюдая за тем, как жадно он меня разглядывает.

— Профилактика по понедельникам, — отвечаю заторможенно, ощущая, как под кожу током проходят микроимпульсы.

Ласкает потемневшим, горящим взглядом призывно торчащую под тонкой маечкой грудь. Ключицы. Шею.