Ария Маргариты
Шрифт:
На трофейной картине были изображены тоскливые пирамидальные тополя, листву которых уже тронула неизбежным тленом осень, и белое надгробие… Под ним, насколько я понимаю, покоилась какая-нибудь истощенная чахоткой фрейлен или же он — истощенный любовными муками душка-барон фон Тузельдорф.
В полнолуние на верхнюю плиту надгробия опускалось серебристое облачко, из которого быстренько материализовывался десяток-другой крохотных крылатых брунгильд. Эти нечистюльки (язык не поворачивается назвать столь прелестные создания «нечистью») вальсировали над покойницей, заточенной в мрамор, до третьего петушиного крика.
Ночь в стиле призрачных буги.
Сюжет №10
Тому, у кого
Соседи то и дело присылают жалобные телеграммы о постоянных драках между близнецами с непонятными восточными именами типа Спента-Майнью и Ангро-Майнью. Близнецы бьют друг друга по смуглым лицам, и по всей округе расползается вонючее зло: свиньи дохнут в глубоких канавах, тети шуры и тети нади наливаются самогоном и мутузят своих подверженных нападению вульгарного канцера мужиков, в домах постоянно вылетают электропробки, а у бабки Лизаветы дохнут умеющие романтически вздыхать по отсутствующему петуху куры. Но самое уморительное заключается в другом: дед Ариман, он же закосивший под местного ассенизатора князь тьмы, исподтишка норовит придушить разъезжающего на белом «Форде» красавчика Ормузда, набрасывая ему на шею шелковую удавку… И, не достигнув желаемого, в падучей бухается в ближайший затянутый зелеными бляшками пруд, и скулит в затхлой воде 3000 лет, не меньше… Короче, тусовка вокруг заброшенной дачи, с колючей облепихой вдоль забора, та еще. Именно там, как говорят тайные почитатели культа огненной воды, в 10 метрах от железнодорожного полотна и появится последний спаситель, привлеченный треском чубов дерущихся близнецов, нальет вечно хмельным жителям не то города, не то большой деревни по стопарику эликсира бессмертия и возвестит тихим голосом о рождении нового мира.
А ведь именно здесь когда-то вовсю функционировал завод грампластинок, явивший населению СССР первый виниловый «арийский» альбом под названием «Герой Асфальта».
Где Зороастр, там и Заратустра. А где Заратустра, там и Владимир Петрович Холстинин, собственной персоной. В окружении ковыляющих на кривых корнях банды диковинных комнатных растений и аквариумных рыбок, выписывающих дивные пируэты на мокрых хвостах (перевожу фразу с моего языка на язык обычный, бытовой: В.П. любит разводить цветы и аквариумных рыбок).
Вдыхая аромат жареной картошки с луком, просачивающийся от соседей через допотопную вентиляцию, я решила сделать маленький ответный подарок Петровичу. Как-то, будучи в хорошем настроении, он подарил мне плюшевого щенка-долматинца, белого «в черную пятнышку».
– Ох, музыканты, наверное, часто тебе что-нибудь дарят? — с белой завистью спросила моя приятельница, большая любительница всяких побрякушек. — Столько песен ты с ними наваяла…
– Ага, дарят… Догоняют и еще добавляют, – мрачно ответила я, но не стала дальше развивать столь скользкую для моего имиджа тему.
Итак, посвящается (в очередной раз) Холстинину. Всем встать. Женщины могут сидеть.
Там, где всегда бродил Заратустра, Орел сбросил перья, стал змеей, Лев с мягкой гривой стал тенью грустной… Тот лев, что склонялся пред тобой.
Там, где учил людей Заратустра, Овраг неопознанных смертей, Блеск не корон, в коронок тусклый, Следы мародеров всех властей…
Там, где ловил лучи Заратустра, Никто и не вспомнит, что он был, Гимн в честь вражды слагают искусно Рабы, сверхлюдей стирая в пыль…
Одиночество и солнце…
Быстрый ветер под рукой…
Заратустра, Рассказавший танец свой — Музыка забыта Стареющей Землей.
«Блеск не корон, а коронок тусклый» – имеется в виду золотые зубные коронки, которые вырывали фашисты у своих жертв, прежде чем отправить в печи концлагерей или расстрелять…
Текст не просто посвящался Петровичу и кумиру его юношества господину Ницше — он был написан под впечатлением от очередного полива всего, что было когда-то создано и придумано в литературе, искусстве и философии, группой (стаей) молодых журналистов. По разработанной ими схеме: Ницше — дебил, притом напрочь закомплексованный, о Марксе с Энгельсом и говорить нечего – параноики (хотя, на мой взгляд, именно в наши дни их стоит прочитать повнимательнее); писатели, что были до нас, — дерьмо; музыка, сочиненная до нас, – отстой; солнце над головой – хамло; луна в облаках — и та лесбиянка.
Сюжет №11
Количество более или менее внятных сюжетов до двенадцати дотянуть не удалось. А жаль… Хотя, помнится, были заготовки и для 13-го, и для 14-го, но их благополучно переварил обжора-мусоропровод.
— А не рассказать ли нам, что стало с героями нетленной «Улицы Роз»? – спросил Дуб, измученный поисками согревающей басовую душу темы, — Через 15 лет, скажем… АРИИ — пятнадцать, этой парочке — пятнадцать, Он ей дат знак, она разбила к едреной фене часы, и пустилась во все тяжкие.
– Н-да, он любил и ненавидел, – произнесла я нараспев, уже заглотив крючок дубининского предложения. Наверное, во мне есть что-то рыбье… Например эта привычка заглатывать наживку на беду закинувшим удочку рыболовам. Попадающая вместе с крючком в мой организм субстанция вызывает некий процесс брожения мысли, и я через какое-то время выплескиваю на владельцев удочки ушат сюжетной бредятины пополам с малиновым вареньем.
Итак, герои «Улицы…» уже через полгода наверняка достали друг друга в своем раю в шалаше. Какие там пятнадцать лет! Особенно этот вывод верен, если учитывать, что Он был поэтом (варианты: художником или музыкантом, нуждающимся в постоянной подпитке вдохновения отнюдь не при помощи наблюдения за прогулками своей возлюбленной со случайными кавалерами: «Ты хороша, как прежде, я знаю, но нет больше денег, нет любви!». Честно сказано, по-нашему, по-бразильски, по-детройтски или по-сиетловски: «по money, no honey» — нет денег, не получишь меда.
Новые экономические реформы окончательно разбивают мечты наших героев. Он не желает променять возвышенный труд поэта на пот и брань строителя, скажем, Третьего транспортного кольца. Она чувствует, что шейпингом и массажем дело не спасти. Детей, слава Богу, нет. Некому требовать дорогущие шмотки, бабки на наркоту или пиво, нет проблем с ранней беременностью или сифилисом. Глухие стены вокруг, ни одной двери со спасительной надписью: «Реальный выход». За стеной точно так же, словно слепые мыши из компьютерного мультика «Шрек», бредут соседи по земному общежитию. Все они (впрочем как и мы) зависят от движения одного пальца Того, Кто Наверху.
Нет, они не стали браться за руки и нырять с 15-го этажа вниз головой, пытаясь наказать своей смертью ненаказуемых. Они уже стали взрослыми и мудрыми, и приняли самое верное в такой бытовой ситуации решение: уходить огородам и, по одному. Кто-нибудь да останется в живых.
Что с ними случится через следующие 15 лет, не знает никто. Может, и помрут, и будут похоронены в сопровождении лохматых кладбищенских псов в обшей могиле за счет города. Каждый имеет право представить себе вероятное развитие событий. Ясно одно: как ни верти, жизнь не проходит бесследно, даже если ты изо всех сил стараешься стереть следы показной беспечностью и пофигизмом. У кого на душе после всего пережитого остается лежать камень, у кого –свинцовая гирька, а у того, кто некогда подал знак «бросить свое ремесло», в сердце — осколок льда.