Аркадий и Борис Стругацкие - Двойная звезда
Шрифт:
Не публиковалось
"ВСЕ, ЧТО НЕ ИМЕЕТ ОТНОШЕНИЯ К РЕАЛЬНОСТИ, МНЕ ПРОСТО НЕИНТЕРЕСНО..."
На вопросы Бориса ВИШНЕВСКОГО отвечает писатель Борис СТРУГАЦКИЙ
2 марта 1997 года
Опубликовано: частично - "Вечерний Петербург" 30 апреля 1997 года; частично - "Независимая газета" 14 мая 1998 года; частично - журнал "Петербургский стиль" No3, октябрь 1998 года
Комментарий: это - одна из редких наших "невеселых бесед при свечах", в которых нет ни слова о политике. Только о литературе, о проблемах современной фантастики и о том, что, как представляется, до сих пор служит предметом споров.
– Борис Натанович, нет ли у Вас ощущения, что та фантастика, на которой росли поколения "семидесятников" и "восьмидесятников" (в том числе написанная Вами с братом), и фантастика, которая сегодня в подавляющем большинстве присутствует на рынке, - вообще говоря, два совершенно разных вида литературы?
– Честно говоря, рассуждать на эту тему мне уже немного надоело! Но, слава богу, вы хоть не ставите вопрос так, как
– имеет возможность приобрести и прочитать то, чего просит его душа. Такого в России на моей памяти никогда не было. И я, честно говоря, даже не надеялся, что до этого доживу. Если же говорить конкретно о фантастике, то в ней тоже произошли существенные структурные изменения, тесно связанные со всеми вышеназванными обстоятельствами. Так, например, выяснилось, что многие и многие - в основном подростки - "хотят" так называемую литературу "огня и меча", где действие разворачивается, как правило, в сказочных странах и благородные рыцари сражаются с драконами или злыми гоблинами. Эта литература, носящая название "фэнтези", пользуется огромной популярностью. Не знаю, заслуженной ли, но, несомненно, огромной...
– Признаюсь, что и сам ее с удовольствием читаю - давно уже, к сожалению, не будучи в подростковом возрасте...
– Я очень рад, что она вам нравится, хотя мне такая литература вовсе не по душе и я даже не уверен, что это вообще литература.
– Почему?
– Уж так я воспитан, и мне, наверное, поздно переучиваться. Я почти совсем не воспринимаю литературу о несуществующих и иллюзорных мирах. Все то, что антиреалистично, все то, что парареалистично, то есть существует как бы рядом с реальностью, - мне попросту неинтересно. Я не люблю читать подробные описания чужих сновидений и романов, все события которых оказываются - вдруг - сном. Я не люблю читать книги, где изображение бреда сумасшедшего человека оказывается основным содержанием. Мне не нравится такая литература, я привык думать, что литература есть всегда - достоверное изображение реального мира, обитаемого реальными людьми. Не тенями, не грезами, не галлюцинациями - реально существующими людьми, созданными воображением автора в соответствии с законами реального мира. Короче, я предпочитаю книги, внутренней основой которых является сугубая достоверность происходящего.
– Но разве не практически каждый фантаст (и вы с Аркадием Натановичем в том числе) рисует для своих героев вымышленный мир?
– Есть некое существенное различие между понятиями ВЫМЫШЛЕННЫЙ мир и мир ИЛЛЮЗОРНЫЙ. Мир Толстого - вымышленный мир. И мир Достоевского. И мир Кафки. Они созданы воображением и только в воображении существуют. Но никому и в голову не придет назвать эти миры иллюзорными. Вот два примера: мир Станислава Лема в романе "Возвращение со звезд" и мир замечательно талантливого Виктора Пелевина в романе "Чапаев и Пустота". Оба мира созданы мощным воображением. Оба мира придуманы, СКОНСТРУИРОВАНЫ и в этом смысле фантастичны. Но я воспринимаю их принципиально по-разному. Это принципиально РАЗНЫЕ миры. Различие между ними гораздо больше, чем между миром "Анны Карениной" и миром "Превращения". "Война и мир" и "Возвращение со звезд", при всем очевидном несходстве между ними, тем не менее объединены чем-то чрезвычайно существенным, чего нет в "Чапаеве..." Мир Толстого и мир Лема - доступны сопереживанию. Читательское воображение переселяется в них и там живет реальной жизнью - читатель любит, ненавидит, страшится, радуется вместе с героями, за героев, по поводу героев сопереживает им, как реальным существам. Герои Пелевина живут НИГДЕ, и каждый из них - НИКТО, перемещающийся НИКУДА и НИЗАЧЕМ. Невозможно сопереживать галлюцинации, видению, герою чужого сна. А раз нет сопереживания - значит, нет и литературы. Не могу сказать, что я пришел к этому пониманию в глубоком детстве. Но начиная с какого-то момента эта установка сделалась принципом восприятия литературы, а значит, и работы. Братья Стругацкие даже в самых ранних и самых слабых своих вещах описывали миры, может быть, и не существующие - сегодня, здесь и сейчас, - но СПОСОБНЫЕ существовать, способные принять в себя читателя, сделать его соучастником происходящего, сочувствующим и сопереживающим. Мы
– Еще пять-десять лет назад большинство авторов, которых мы могли читать, следовали похожей традиции. А уж авторов отечественных - тем более. Но сейчас, как представляется, традиции описанной Вами "квазиреалистичности" весьма слабы даже среди российских фантастов. Не огорчительна ли для Вас такая перемена?
– Я не могу пожаловаться на нашу фантастику - традиции "фантастического реализма" (я употребил бы именно это определение) продолжает целая плеяда замечательных писателей - здесь и Вячеслав Рыбаков, и Андрей Столяров, и Андрей Лазарчук, и Михаил Успенский, и Эдуард Геворкян, и Александр Щеголев, и Борис Штерн, и Евгений Лукин, и Павел Кузьменко... Я перечисляю только тех, кто в последние годы стал лауреатом премий "Интерпресскон", "Бронзовая улитка", "Странник", - их книжки достаточно часто появляются на прилавках и выпускаются большими тиражами. Так что не одна лишь "фэнтези" процветает. Как говорится, всем сестрам - по серьгам: любители "фэнтези" получили "фэнтези", любители серьезной фантастики - реалистическую фантастику.
– Каково Ваше отношение к распространенному в последнее время жанру, если так можно выразиться, "эпигонства"? Причем в двух его разновидностях: одна - когда пытаются создавать продолжения фантастических бестселлеров (самый яркий российский пример - Ник Перумов с его "свободным продолжением" знаменитой эпопеи Джона Рональда Руэла Толкиена "Властелин колец"), другая - когда начинающие и не только начинающие писатели выпускают книги под вымышленными иностранными именами, продолжая популярные фантастические сериалы (опять же, самый яркий российский пример - конвейерное производство все новых и новых томов эпопеи о Конане-варваре)...
– Как читатель я к этому отношусь крайне отрицательно. И все по той же самой причине. Эти тексты не имеют никакого отношения к реальности. Никакого вообще. Нет сцепления с реальностью, и нет сцепления между мною и событиями, происходящими в этих мирах. Я равнодушен к ним, мне они так же совершенно безразличны, как какие-нибудь узоры на обоях. Эти узоры могут быть такие, могут быть этакие - какое мне до этого дело? Особенно если я нахожусь, скажем, в помещении собеса, куда пришел хлопотать о пенсии. Это впечатление невнятной и необязательной вязи, впечатление произвольности, неестественности, псевдокрасивости убивает во мне всякий интерес к книге такого рода. Хотя я прекрасно понимаю подростков, которым она нравится. И если бы я получил такого рода книжки в 12 - 13 лет - наверное, тоже читал бы их с наслаждением. Правда, в мое время даже сказки были как-то сцеплены с реальностью. Когда я читал "Старика Хоттабыча" или "Волшебника Изумрудного города" - а это все пересказы западных авторов...
– ..."Волшебник" - конечно, но разве и "Хоттабыч" - неоригинальное произведение? С его наполненностью чисто советскими деталями?
– Это тоже пересказ - великолепный пересказ!
– книги английского автора, очень остроумного, хотя у нас совершенно неизвестного. Так вот, и "Волшебник", и "Хоттабыч" описывают миры, по-своему близкие к реальности. Во всяком случае, я жил жизнью героев этих книг, погружался в них, как в некую "вторую действительность". Более того: и в тридцать, и в сорок лет я, помнится, иногда с удовольствием перечитывал эти сказки! А если возвратиться к вашему вопросу - мне совершенно безразлично, пишут или нет современные авторы "фэнтези" продолжения известных произведений. И так же безразлично, делают они это открыто, как Перумов, или прячутся под красивыми псевдонимами. Если это и литература, то такая, к которой я совершенно равнодушен. Впрочем, повторяю снова и снова: ничего дурного в текстах такого рода я не вижу. Литература должна быть самой разнообразной. И чем выше "коэффициент разнообразия" - тем лучше. Для всех.
– Как уверяют рекламные плакаты в вагонах метро, самыми читаемыми авторами в России стали Александр Бушков, Василий Головачев и другие, в основе творчества которых лежит принципиально иная этическая конструкция, чем у братьев Стругацких. Короче всего ее можно определить как "Если враг не сдается - его уничтожают". Есть "мы", которые по определению - добро, и есть "они", которые по определению зло, враждебные нам и подлежащие уничтожению огнем и мечом без сомнений и колебаний. Характерна фраза одного из героев Бушкова: "Чем большим разумом наделено создание, служащее злу, тем быстрее оно должно быть уничтожено". Куда уж тут морали героев "Гадких лебедей" или "Жука в муравейнике"...
– Конечно, это - другая этика. Этика незрелого ума. Этика малого опыта. Эмбрион этики, из которого может вырасти этика носителя разума, а может - ничего не вырасти... Бушкова я что-то читал, он человек, безусловно, не лишенный таланта, владеет словом, умеет построить сюжет, но он, по-моему, никогда не станет настоящим писателем. У него нет чувства меры, и он этого, как мне кажется, совсем не понимает. Я прочитал какой-то его роман - не фантастику, триллер, - и в нем людей убивают в каждой главе, на каждой странице, иногда целыми партиями - поротно и побатальонно. И такое вот легкое отношение к человеческой жизни, как к жизни комара, которого не только можно, но и должно прихлопнуть, чтобы не зудел над ухом, характерно для многих современных авторов.