Аркадия
Шрифт:
Благой Король смотрел на небо, разрываемое молниями, с философской грустью, свойственной состарившимся преподавателям. Я сказала:
– А что вы можете сделать?!
– А ты считаешь, что что-то делать нужно?
Он был очень спокоен, и я понимала почему. Существо столь древнее смирилось уже со всем, в том числе и с концом всего. Но я так не могла. Я крикнула:
– Мои друзья мертвы! Мои братья и сестры!
Благой Король мягко улыбнулся.
– Так тебя тоже, оказывается, волнует совсем не мир. К счастью для них, их души еще не оказались в Великой Реке,
– А со всем остальным миром?
– спросил Аксель.
– Для меня это более актуально.
– А со всем остальным миром только вы сможете помочь себе. Я-то на своем месте, и на чужом быть не могу.
Я разозлилась, он говорил загадками, как будто у нас было желание и время для того, чтобы их отгадывать. Я уже совсем было возненавидела Благого Короля, хотя и не так сильно, как его брата, но в этот момент туман поднялся к вершине горы, на которой мы стояли. Туман был абсолютно безвидным, вряд ли он чем-то отличался от тумана из фильмов про Шерлока Холмса. Так что я не сразу догадалась, что это было все, что составляло Констанцию, Герхарда, Астрид и Адриана. Благой Король стоял очень спокойно, смотрел, как белый туман проникает в моих мертвых друзей, впитывается в них.
Мне все это казалось чем-то не только личным, но и запретным. Тайны смерти и жизни, секс, рождение, агония и умирание, все это должно было быть скрытым от чужих глаз. Точно так же и с воскрешением. Мы с Акселем не сговариваясь развернулись к океану. Он с ревом бился о скалы, и каждый удар вырывал дрожь из камня, на котором мы стояли. Океан окружал Аркадию со всех сторон, это он был и за клубничным полем.
– Море Бед, - сказал Аксель.
– Оно так называется?
– Неа. Это я его так назвал. Когда я только попал сюда, представлял, что за этим Морем Бед - реальность, которая мне не нужна. И все Море Бед состоит из житейских неудач. Ну, знаешь, ненаписанных книг, ненарисованных картин, несказанных слов. И только тот, кто делает все, что хочет, может преодолеть Море Бед и попасть сюда, в Аркадию.
– А ты ее любишь.
– Любил.
Он смотрел на меня, и я не знала, что еще сказать. Мы впервые разговаривали так, что я начинала понимать, что Аксель за человек. Мы разговаривали, как люди, которые хотят друг друга узнать. Он сказал:
– Не бойся, они все оживут, и мы умрем вместе.
– Слабое утешение.
– Разве? Я думал, всегда приятно умереть с кем-то, вроде ты не один такой неудачник.
– Аксель!
А потом он снова поцеловал меня. Поцелуй вышел ласковым, очень мягким, я и не думала, что Аксель способен на такую нежность. В этот момент я услышала, почти пожалев о торжестве жизни над смертью, голос Астрид:
– Твою мать! Противно-то как!
– Делия, дорогая, есть вещи хуже, чем герпес. Несмываемый позор, например. Несмываемый позор не намажешь ацикловиром.
– Заткнись, Адриан!
– сказал Герхард.
– Это любовь.
– Вам что менее интересно, что мы умерли и воскресли, чем то, что Акселя не послала Делия?
Я засмеялась, отстранившись. Они поднимались на ноги, Герхард тряхнул
– Больно, но терпимо.
– Меня чуть не убила какая-то тератома!
– завопила Астрид. Но в ее голосе было намного больше торжества, чем злости. Хорошо снова быть.
Я ощущала единство со всеми ними и даже Аксель ощущал, мы кинулись друг друга обнимать. Вообще-то - не самое удобное мероприятие. Все время чьи-то руки метят тебе в глаз, тебя неловко сгребают, твой нос утыкается в чью-то подмышку. Мало приятного - обниматься с шестью людьми одновременно, каждый из которых хочет тебя обнять.
И Акселя тоже хотели обнять, и он хотел обниматься. А ведь они даже не знали, что это Аксель нас спас. Аксель, впрочем, не был бы собой, если бы тут же не упомянул об этом.
– Кстати, я убил Неблагого Короля. А вот - Благой.
– Я его даже не заметила!
– Стоит так тихонько!
– Я...
– Никому не интересно, Аксель!
А потом очередной удар грома ворвался в мою черепную коробку, захотелось зажать уши. Я запрокинула голову и увидела, что с неба одна за другой падают звезды. Резко, едва не сбросив нас всех, просела скала.
– Ты можешь отправить нас домой?
– взмолилась я.
Благой Король с совершенно спокойным видом обернулся к нам. Небо позади него слезало клоками, оставляя не черноту, но пустоту, окончательное ничто - вроде такого же цвета, однако намного более магнетическая и страшная субстанция.
– Я верну вас домой, непременно.
– И меня?
– спросил Аксель. И вместе с сарказмом, я услышала в его голосе надежду. Я не знала, получиться ли у нас с ним хоть что-то, он мне даже не нравился еще пару суток назад. Но я хотела попробовать. Я взяла его за руку и крепко сжала пальцы.
– И тебя, - спокойно сказал Благой Король.
– Всех вас. А что по-вашему будет с этим миром?
– Он разрушится, - сказал Герхард.
– И наш увянет.
– Правильно. Он умрет. А затем, не сразу, но в перспективе, увянет и ваш мир.
– А в какой именно перспективе, простите?
– спросил Адриан.
– Ты заметишь разницу уже через пару недель. Но есть выход. Кто-то должен занять его место. Смерть не может не существовать. Аксель, покажи сердце Неблагого Короля.
Аксель вытянул руку. Черви извивались, но уже медленнее. Могло ли вообще сердце смерти умереть? Сердце тьмы.
– Кто-то должен стать им, - сказал Благой Король. Он ничего не предлагал, просто информировал о том, что имеется и такая возможность.
– И остаться здесь навсегда. Или почти навсегда.
– Точно, нашу с Адрианом мамку он же как-то сделал.
А потом все замолчали. Каждый думал о ценности собственной жизни и ценности чужих. Я пыталась найти свое место среди будущего ученого - Констанции и Адриана, который обещал позвонить сотне шведских девушек.
Я не хотела отпускать Акселя. Он столько не видел, и мне неожиданно для меня самой захотелось многое ему показать. Астрид не стала бы разлучаться с Адрианом.