Арканзасские трапперы
Шрифт:
— Месть дозволена, — отвечал Солнце. — Это право слабых и угнетенных. Но нужно, чтобы она была соразмерна нанесенному оскорблению.
— Слова моего отца мудры. Что скажут мои братья?
— Солнце не может ошибаться. Его слова всегда справедливы, — сказали вожди.
— Мой брат жалуется на кого-нибудь? — спросил старик.
— Да, — отвечал Орлиная Голова, — меня оскорбил белый охотник. Несколько раз нападал он на мой лагерь, убил из засады многих моих воинов и ранил меня самого. Посмотрите, рубец еще не зажил. Этот человек — злейший враг команчей. Он преследует их и охотится за ними, как за дикими зверями,
Орлиная Голова произнес эти последние слова так горячо, с таким жаром, что трепет гнева пробежал по собранию. Очень довольный произведенным впечатлением, хитрый вождь продолжал свою речь:
— Если бы дело касалось только одного меня, — сказал он, — я бы мог простить нанесенные мне оскорбления, как бы велики они ни были. Но дело идет о нашем общем враге, о человеке, поклявшемся погубить наш народ. Вот почему я решился отомстить ему. Мать его в моих руках. Принеся ее в жертву, мы сильнее всего поразим его. Я не поддавался ненависти и хотел быть справедливым. Мне было легко убить эту женщину, но я желал, чтобы вы, самые уважаемые вожди нашего народа, одобрили мой план. Я сделал даже больше: мне так тяжело было проливать невинную кровь, что я дал женщине четыре дня сроку и послал искать ее сына. У него была возможность спасти мать и вынести мучения вместо нее. Но у него сердце кролика. У него хватает мужества только на то, чтобы убивать безоружных врагов. Он не пришел сюда и не придет. Сегодня утром, с восходом солнца, истекает срок, который я дал ему. Солнце уже взошло. Где же этот человек? Он не явился. Что скажут мои братья? Честно я поступил или был несправедлив? Следует ли привязать эту женщину к столбу, чтобы бледнолицые грабители, испуганные ее мучениями, признали команчей грозными воинами, не прощающими нанесенной им обиды? Я кончил.
Орлиная Голова сел и, скрестив руки на груди, наклонил голову, ожидая решения вождей.
Наступило довольно продолжительное молчание.
Наконец встал старейший вождь, Солнце.
— Мой брат говорил хорошо, — сказал он. — Он не поддался ненависти и поступил справедливо. Слова его верны. Белые, самые опасные враги наши, губят и истребляют наш народ. Эта женщина должна умереть.
— Она должна умереть! — повторили все вожди, наклонив головы.
— Пусть же братья мои сделают все нужные приготовления, — продолжал Солнце. — Смерть пленницы будет не местью, а искуплением. Все должны знать, что команчи не мучают женщин для своего удовольствия, но умеют наказать виновных. Я кончил.
Все встали и, почтительно поклонившись старому вождю, ушли.
Орлиная Голова был очень доволен. Он добился своего, но ответственность падет не на него. Понимая всю жестокость своей мести, он постарался склонить на свою сторону главных вождей. А то, что решил совет, будет считаться справедливым.
Все немедленно же занялись приготовлениями для пытки и казни.
Женщины щипали тонкие лучинки, чтобы вбивать их под ногти пленницы, делали фитили из сердцевины бузины и смазывали их серой или шли в лес и приносили оттуда охапки сырых дров для костра. Они загорятся не сразу, и бледнолицая женщина будет умирать медленной смертью и задыхаться от дыма.
Между тем воины обрезали ветки с прямого, высокого дерева, очистили его от коры и намазали жиром лося, смешанным с красной охрой. Когда под ним бы сложен
Когда все приготовления были закончены, Хесуситу привели к дереву и посадили на кучу дров. Началась пляска скальпа.
Несчастная женщина казалась спокойной.
Она пожертвовала своей жизнью, и ничто уже не могло взволновать ее.
Опухшие от слез, лихорадочно сверкавшие глаза ее бесцельно блуждали по толпе краснокожих, ревевших, как дикие звери; но голова ее была свежа. Сердце бедной матери разрывалось от мук, сравнительно с которыми ничего не значила та пытка, которую готовили ей индейцы. Она с ужасом думала о том, что сын ее явится отдаться в руки врагов, чтобы спасти ее.
Она внимательно прислушивалась, и каждую минуту казалось ей, что около лагеря раздаются торопливые шаги Рафаэля, спешащего к ней на помощь. Сердце Хесуситы замирало от страха, и она горячо молилась, чтобы Бог позволил ей умереть вместо сына.
А индейцы плясали и кружились около нее. Великолепно разодетые и разукрашенные воины с выкрашенными черной краской лицами вертелись по двое вокруг столба. А впереди них двигались, ударяя в барабаны, музыканты. На головах их развевались совиные перья, а лица были раскрашены черными и красными полосами.
Воины держали палки и ружья, на которых висели кусочки красного сукна и черные перья; во время пляски они опускали их прикладом на землю.
По одну сторону столба помещались, образуя полукруг, мужчины, по другую — женщины.
Орлиная Голова, бывший во главе воинов, держал в руке длинную палку, с верхушки которой свешивался скальп, а над ним поднималось чучело совы с распростертыми крыльями. Немного пониже к палке были привязаны другой скальп, шкура рыси и перья.
Через несколько минут пляска прекратилась; музыканты подошли к осужденной и стали изо всех сил бить в барабаны и оглушительно петь.
Потом все опять начали плясать со странными, дикими воплями, способными свести с ума несчастную, которой они говорили об ожидавших ее ужасных мучениях.
Так продолжалось довольно долго.
Наконец Орлиная Голова дотронулся до Хесуситы своей палкой.
Шум мгновенно прекратился, все остановились и схватились за оружие.
Началась пытка!
ГЛАВА XX. Пытка
Как только кончилась пляска скальпа, главные воины племени выстроились перед столбом с оружием в руках, а женщины, в особенности же старухи, бросились на осужденную и с бранью стали толкать, бить ее и вырывать ей волосы. Она не оказывала ни малейшего сопротивления. Несчастная женщина желала только одного: умереть скорее.
С лихорадочным нетерпением следила она за пляской скальпа, с ужасом думая о том, что сын ее может явиться каждую минуту и встать между нею и палачами.
Как древняя мученица, нетерпеливо ждала она смерти и в глубине души обвиняла индейцев. Зачем теряют они время на эти бесполезные обряды? Почему так медлят и как будто не решаются убить ее?
Команчи и на самом деле выказывали некоторую нерешительность. Хоть они и считали справедливым решение совета, им неприятно было мучить беззащитную, уже пожилую женщину, которая не сделала им никакого зла.