Армада
Шрифт:
– Ваша прямая обязанность – выяснить где, – процедил адепт. – Так займитесь ею немедленно.
Созданная «чрезвычайка» не отличалась своеобразием. Оставшихся в живых трюмных пришлось загнать обратно в нижние отсеки, из которых их еще недавно с такой помпой освободили. «Партизаны» – все эти бывшие учителя, продавцы и каменщики – и примкнувшие к ним первогодки заволновались, но были смяты и раскиданы. Со шлюхами обошлись более гуманно – девиц-обезьян рассадили по плотам и шлюпкам. Вместе с проститутками за откровенный саботаж были высланы два десятка инженеров-интеллектуалов и редактор корабельной газеты. Диссиденты во главе с редактором отплыли на последнем баркасе. Замелькали весла. Стриптизерши прощально махали платочками из дефицитного парашютного шелка. Инженеры и редактор
Нижние чины, облепившие борта, мачты и надстройки «Чуда», мрачно прислушивались к пению. Но кое-кто и радовался! Всем уже была известна Манька-комиссарша, разбитная, жестокая приматка, с которой несколько раз тщетно старались состричь шерсть. У нее, единственной, она тут же вновь нарастала какими-то ржавыми клочьями. Эта заросшая хвостатая дрянь безошибочно выбрала своим покровителем мичмана-Командора и повсюду теперь слонялась за ним. Она не вынимала папиросы из пасти, научилась лихо, с двух лап, стрелять из револьвера, наповал шлепая «контру», и плотоядно показывала желтые, прокуренные насквозь клыки, вызывая отвращение и почти что мистический ужас не только у бывших подруг, но и у видавших виды матросов. Сейчас, вскарабкавшись на невероятную высоту, комиссарша раскачивалась на антенне мачты, визжа и щелкая зубами.
Репрессированные отплыли достаточно далеко, когда на мостике возник и сам Командор – проследить за выполнением очередного декрета. Команда, за исключением верной обезьяны, встретила его красноречивым молчанием. Потоптавшись, мичман счел за благо удалиться обратно в рубку. Впрочем, и там, в среде соратников, молчание было не менее выразительным.
В тот же самый проклятый день перепалка в Конвенте приобрела чрезвычайно острый характер.
– Революция запуталась, – честно и прямо открыл заседание Комиссар продовольствия. – Нерешительность и недооценка факторов привели к катастрофе. Стоит ли указывать на того, кто виноват во всем этом дерьме? Сдавайте полномочия! – неожиданно гаркнул он, воткнув в мичмана железный взгляд и не менее железный браунинг. – Мы с товарищами посовещались и решили, что вами займется Особый Трибунал!
Друзья доморощенного Брута, а среди них Комиссар права, Комиссар вооружения и Комиссар внутренних дел, тут же согласно поднялись с мест. Исключение составил Комиссар иностранных дел, совершеннейший бездельник за полным отсутствием каких бы то ни было «внешних сношений».
Дальше вышло совсем уж нехорошо! Инстинктивно Командор вырвал браунинг из рук предателя – он и думать-то ни о чем не думал, и хотеть ничего не хотел, но случился конфуз. Заговорщики уже замахнулись кольтами и парабеллумами, когда Манька-комиссарша, прикорнувшая до этого в углу, показала всю свою виртуозность. Грохнула отчаянная пальба, кают-компания занавесилась дымом, глаз обезьяны изумил бы даже самого отъявленного киллера – недовольные в один момент, на редкость избирательно, были убиты. Комиссар иностранных дел, вокруг которого образовались просторные бреши, не успел пошевелить бровями. Таким образом, вопрос о власти исчерпался сам собой. Оставшиеся в живых, впечатленные увиденным, решили прикусить языки, а Манька как ни в чем не бывало задымила очередной папироской.
– Не впадай в уныние! – приказал адепт потрясенному ученику. – Сама судьба хранит того, кто обладает горячим сердцем, чистыми руками и холодной головой. За дело, товарищ!
Командор уныло согласился с учителем, что и впрямь и «судьба его хранит», и «пора бы и за дело» – однако с тех пор благоразумно не расставался со своей грозной телохранительницей.
Комиссар иностранных дел не мог больше сидеть сложа руки. Его идею поддержали – любой ценой нужно было отвлечь от бытового хулиганства приунывших корабельных босяков. Нескольких летчиков, замордованных постоянными дежурствами, вызвали на заседание, где им всучили агитационные листовки, которые оригинальностью не отличались (увы, башковитый редактор был уже выслан). Косясь в сторону бесшабашной Маньки, лейтенанты подчинились приказу.
В задачу двух громадных «стратегов» входило сбрасывание
Эти роковые ночи и дни Его Божественность провел на ногах, отказавшись от кресла, более того, даже не поворачиваясь к нему. Днем и ночью не сводил он воспаленных глаз с набитой якобинцами туши. Чай и сухарики, подносимые павлином-камердинером, отвергались. Хотя последние события сказались на желудке, старик не сдавался и, временами стискивая от боли челюсти, лишь хрустел зубами, словно стараясь стереть их в порошок. Даже известие о бегстве с «Чуда» летного состава не заставило его радостно вздрогнуть.
Первый флаг-капитан все-таки решился обеспокоить патрона:
– Ваша Божественность! Весьма желательно всех сдавшихся летчиков после допроса раздробить на колесе, с отрезанием частей тела – поначалу рук и ног, а затем и голов. Я уже распорядился о сколачивании эшафота.
Его Божественность даже не пошевелился.
– По моему приказу приготовили соль: нескольких из этих подонков, после того как с них будет снята кожа, решено засолить и отослать в бочонках обратно к их подельникам, – продолжал фантазировать Первый флаг-капитан. – Думаю, это послужит для остальных окончательным и бесповоротным уроком.
Адмирал поразил всех своей задумчивостью.
– Прикажете испробовать усовершенствованный электрический стул? – продолжал настаивать изувер.
– Сундуки с наградами – немедленно сюда! – неожиданно проснулся скрипучий голос.
Недоумение перекосило физиономию любимца.
– Приказываю доставить сундуки, – повторил Его Божественность, вызывая уже всеобщий ажиотаж.
Свита загудела.
Впрочем, в толпе придворных толклись и те, кто совершенно не интересовался молодцами-летчиками. Перебравшийся на «Убийцу» капельмейстер, несмотря на мятежи и революции, твердо вознамерился во что бы то ни стало поставить «Золото Рейна». Маэстро требовал всесторонней помощи для театрального действа, подобного веймаровскому – с громами, молниями и тысячной массовкой. Компанию ему составлял очкастый генетик – этот спал и видел во сне новые лаборатории. Беременная самка была опутана датчиками. Гомункулус готовился вот-вот появиться на свет. Ученый нервничал – ему не подписывали ни одной бумаги.
– На хор пойдет не менее двухсот человек, – шепотом делился с ним дирижер. – Только шлемов и щитов тысяча сто пятьдесят единиц! Из скалы должен забить фонтан, да такой, чтобы всех до печенок пробрало. Я уж не говорю о девах-воительницах! Есть идея снабдить их ранцевыми ракетными двигателями.
– Мне отказываются ремонтировать холодильные камеры, – осторожно возмущался врач. – Неизвестно, где хранить капсулы. Форменное безобразие – топчусь здесь уже третьи сутки…
– Коньяк, коньяк, милый вы мой! – возбуждаясь, перебивал маэстро. – Чудеса делает с любым чиновником, можете поверить. У меня остались кое-какие запасы – и с морпехами нет проблем, по крайней мере дымовые шашки для первого акта уже девать некуда. Так что обещаю вам грандиозное зрелище. Дайте ранцы – и я устрою полет валькирий, да такой, что мало не покажется!..