Аромат крови
Шрифт:
Эти и прочие печальные мысли одолевали Ванзарова, но тут из глубин участка донеслось нежное и грустное пение, от которого рыцарское сердце наполнилось тоской. Буквально за душу брало, хотя из всех слов Родион понял только: «Миссисипи».
– Кто поет?
– Это господин Лебедев задержанного слушает. Уже час развлекается. Голосистый негр попался.
Усталость подкашивала, но любопытство сильнее. Ничего с ним не поделать.
Зрелище действительно стоило, чтоб на него продавали билеты. На пороге распахнутой камеры, еле помещаясь в проем клетки, стоял эбонитовый красавец в добротном, но помятом костюме и выводил голосом фантастические напевы. А на арестантской
– Браво! – сказал криминалист, угощая солиста сигаркой. – Wonderful!
Негр почтительно поклонился.
– О, Ванзаров, как вовремя! Знакомьтесь: гениальный певец мистер Вагнер Лав из солнечного Сан-Франциско.
Услышав свое имя, негр растянул губы в ослепительной улыбке и поклонился вновь. Родион ответил тем же, но шепотом, словно заключенный мог понять, спросил:
– Что он делает в «сибирке»?
– Это трагическая история! – сказал Лебедев, доставая новую сигарку.
…Мистер Лав прибыл в Петербург на гастроли с негритянским хором духовного пения. В программе значились не только божественные гимны, но и народные блюзы, что для России было в новинку. Хор состоял исключительно из женщин, мистер Лав был единственным баритоном, заодно и мужчиной. За время поездки вид поджаристых булочек строгих правил довел его до того, что молодой и неженатый мужчина уже лез на стену. И вдруг на дневном концерте он приглянулся роскошной белой женщине. Мистер Лав не смог устоять пред искушением, потому что жадно рвался к нему. Но случилось невозможное: руководитель хора – заядлый пастор – откуда-то узнал о проступке, который был объявлен «гнусностью». И солиста безжалостно выгнали вон. Он бы подался к обольстительнице, но не знал, где ее искать: бурное свидание случилось в номере какой-то гостиницы, она исчезла, не оставив адреса. И вот мистер Лав очутился в холодной России без денег и паспорта, который остался у пастора. Что оставалось? Он собрался заработать несколько монет пением на улице. В Сан-Франциско это можно. Но у нас нравы строгие, беднягу сгребли в участок за попрошайничество. В общем, еще одна невинная жертва женского коварства.
– Из-за любви такой талант страдает, – вздохнул великий Аполлон. – Бедный старина Вагнер. С ним хоть английский вспомнил. А то ведь никто не знает.
– Вагнер – это имя или фамилия?
– Да какая разница, коллега, когда такой голосище…
– Как его хор называется? – спросил знаток театральных афиш.
– «Spartacus».
Имя знакомо. Но было в нем что-то красно-белое, как кровь на белой скатерти, исключительно неприятное уху петербуржца. Но это так, в глубинах души.
– Передайте мистеру Вагнеру или Лаву мое уважение, – сказал Родион. – Поет роскошно.
– Может, освободите своею властью?
– Пусть сидит. Все равно ему деваться некуда. Тут тепло и накормят… Аполлон Григорьевич, вопрос один маленький…
Пожав лапищу певца и закрыв за ним решетку камеры, Лебедев нахмурился:
– Ну, начинается!.. Ночь на дворе, а кума за свое. Неуемный вы какой-то!
– Правда один.
– Знаем мы вас, были вы у нас. У нас после вас самовар пропал… – И великий Аполлон демонстративно сигарку спрятал.
– На лице Лихачевой были веснушки?
– То есть lentigo? – переспросил криминалист и задумался, дольше, чем полагалось великому знатоку. – Она рыженькая, значит, должны быть… Не лень и в морг вернуться, но уверен: кожа лица чистая. А в чем дело?
– Орсини уверяет, что у ассистентки были веснушки. Это мелочь, но надо понять, что с ней делать.
– А что нам говорит логика?
Логика в этом случае как раз предпочитала помалкивать. А вот из недр приемного отделения нарастал какой-то шум. Дверь в тюремный коридорчик распахнулась, и вконец разозленный Редер доложил:
– Там фокусник явился, срочно вас требует.
Великий маг пребывал в таком нервном возбуждении, что не мог устоять на месте. Вид крохотного существа с тараканьими усами, мечущегося в цилиндре по участку, хоть кого развеселит. Но только не чиновника полиции. Уставшего, как таракан в банке.
– Что случилось, Дмитрий Иванович? – строго спросил Ванзаров, надеясь, что не объявился еще один труп. Вендорф не переживет.
Орсини бросился к юноше, как тонущий корабль к надежному причалу, и, страшно выпучив глаза, заявил:
– Я знаю, кто убийца Вероники!
Все великие открытия, как, например, вечный двигатель или смысл жизни, требуют спокойной обстановки, чтоб потом локти не кусать. А потому нервного фокусника насильно посадили на гостевой стул, после чего влили порцию успокоительного по рецепту Лебедева: полстакана водки без закуски. Орсини закашлялся (а что оставалось делать, если рот держала могучая длань криминалиста), но в самом деле успокоился.
– Господа, так же и умереть недолго! – кряхтя, выговорил маг.
– Ничего, до свадьбы заживет. – И Аполлон Григорьевич шаловливо хлопнул по цилиндру. Тот съехал до бровей.
Дмитрий Иванович злобно сорвал головной убор и швырнул об пол. Но кролик из него не выскочил. Видно, поздно уже, спит животное. А вот старичок обиделся.
Пришлось юному чиновнику выражать свои глубокие извинения.
– Так что знаете про убийцу? – ласково напомнил он.
Орсини сразу ободрился:
– У Вероники на шее я заметил… разрез. Все так?
– Надо же! – воскликнул Лебедев. – В обморок грохнулся, но рану увидел. Ну, фокусник!
– Попрошу ваши гнусные намеки держать при себе! – взвизгнул господин Толстиков. С этого мига между ними легла пропасть вражды. И почему так выходит между талантами?
Отвечая на укоризненный взгляд сами знаете кого, Лебедев показал, как он старательно заштопал себе рот.
– Вы правы. Так что же? – помог Ванзаров.
– У нее из тела слита… кровь?
Родион насторожился, как хорошая гончая при верном запахе:
– Откуда вам это известно?
– Значит, правда! – упавшим голосом сказал Орсини. – Все совпадает.
– Пожалуйста, объяснитесь.
– Да что тут объяснять? Разве не видите? Молодая красивая девушка мертва, у нее перерезано горло и забрана кровь, причем никаких следов ее нет. На руке жертвы таинственные знаки! Вам этого мало?!
– Куда же, по-вашему, делись следы крови?
– Да выпили ее! – в ужасе прошептал Орсини. – Убийца – вампир!
Лебедев изобразил беззвучные аплодисменты. Дескать – полный восторг.
– Это слишком смелое заявление, – аккуратно сказал Родион. – Мы не занимаемся нечистой силой…
– И фокусами! – вякнул Аполлон сквозь «зашитый» рот.
– Вы ничего не понимаете, господа! Насмехаться проще всего. Но я говорю не о сказочных вампирах, а вполне настоящих, из плоти и крови. Они – обычные люди, не боятся дневного света, отражаются в зеркалах, как мы с вами. И ведут нормальную жизнь. Только у них есть страсть: пить кровь молоденьких девушек. Это что-то вроде болезни, психического отклонения. Они не могут вступать в связь с женщинами иначе как выпивая их до дна. Только так испытывают удовлетворение. У вас нет следов крови, потому что он ее выпил и вылизал до капли! А вы говорите – фокусы…