Аромат крови
Шрифт:
– Поверили в россказни?
– Пока непонятно, для чего убита Лихачева таким способом, мы слепы и бредем наугад. Убийца нас опережает. Неясны его истинные цели. То есть реальные.
– Как же аромат крови? Куда уж реальнее.
Но вместо ответа Родион вдруг спросил:
– Что для женщины важнее любви?
Криминалист заурчал не хуже чайника:
– Красота ее личности! Что же еще?
– А если у красоты есть соперница?
– Даже страшно подумать, что может быть! Мои нервы не способны это вынести! – Лебедев
– Вы так думаете?
– Не я, вся история этому учит. Помните, как называлась искусственная мушка, которую дамы при дворе Короля-Солнце клеили себе у глаза?
– Assassine, кажется…
– Вот именно: убийца!
Ванзаров принялся суетливо вертеться, словно искал пальто со шляпой:
– Спасибо, Аполлон Григорьевич, вы очень помогли.
– Куда собрались? Хоть в себя придите!
– Некогда, забежать надо, тут поблизости… Буду держать вас в курсе…
– Уж извольте не забыть старика. И Санчо Пансу вашего не забудьте, небось уже в участке с фонарем под мышкой. Славный мальчишка. Куда приятней вас. Постойте, Орсини увидите?
– Возможно.
– Передайте вашему охотнику на вампиров от меня нижайший поклон. Вот такой… – И Лебедев показал от полу вершок с ноготком. Чем остался крайне доволен. Нет, господа, все-таки в полиции служат циничные личности.
Избрав глубоко надменную мину, швейцар гордо отвернулся, что означало: «Узнал я тебя, неприятная личность, так и быть – пропущу в этот раз, но на большее ты не рассчитывай». А больше и не требовалось. Ванзаров примерился взлететь на второй этаж, будто орел, но сил хватило на медленный подъем дохлой букашки.
Знакомый колокольчик весело проснулся. Было рано, для приличного визита – преступно рано. Но сыскная полиция порой позволяет себе шалости и вольности. А быть может, имеет тайный умысел застать врасплох. И все такое.
Дверь распахнулась сразу, будто в прихожей ожидали. В этот раз он был готов встретить белый ужас без колебаний, смело и дерзко, даже глаза опустил. Но на пороге возникла Эльвира Ивановна, одетая в то самое скромное платье. Раннему и, честно говоря, незваному гостю мило улыбнулась.
– Как приятно иметь дело с обязательным мужчиной.
– Всю ночь на дежурстве, трудился не покладая рук, – словно извиняясь за помятый вид, сообщил Родион.
– Вот и здорово, что зашли! Позавтракаете у нас. Митрич еще не успел убрать.
Кажется, радость Эльвиры Ивановны была чуть больше, чем полагается для светской вежливости. Слишком искренней она была. Хорошо, что барышня не симпатичная. Глазки не васильковые… Да и вообще в такой день – смотрин будущей жены – полагается думать о вечном, а не мельтешить с фантазиями. Все, что мог Ванзаров, – это вежливо отказаться (про еду напоминать не стоит) и спросить, не сильно ли утруждает.
– В контору собиралась, вы меня на пороге застали. Но дела подождут. Я ведь барышня, если не заметили, а все барышни страдают любопытством.
Он стал плести, что очень даже заметил, какая Эльвира Ивановна замечательная и толковая барышня, запутался и сбился. Ну, не всегда логика выручает. Тем временем его (не обращая внимания на оплошности) приятно взяли под ручку, ввели в прихожую и далее – в музей-гостиную. Где и усадили на самое удобное кресло. Как все-таки приятно, когда вот так…
Эля села напротив, излишне близко для случайного знакомого.
– Ну, доносите мне все Лизкины секреты, – сказала она очень серьезно. Короткая прическа мешала смотреть прямо в лицо: словно девушка раздета. Но Родион и с этим справился: нашел точку у нее на переносице.
– Мы установили личность барышни, убитой в вашем платье, – сказал он, стараясь не бегать глазами. – Но само платье пока вернуть не можем. Это – вещественная улика.
– Невелика потеря… И кто она?
– Возможно, вы ее знаете…
Эля никак не отреагировала, ожидая продолжения.
– Вероника Лихачева, ассистентка клоу… то есть фокусника, Орсини.
Совершенно очевидно: барышня растерялась. Эля отошла в глубь комнаты, словно не хотела показать своих чувств постороннему, но быстро вернулась, исключительно спокойная. От прежней веселости не осталось следа.
– Это справедливость, не иначе, – сказала она.
Слишком смело прозвучало. Справедливость – опасное слово. Ванзаров потребовал объяснений.
– Я предупреждала Вику, что этим может кончиться, – ответила она.
– Откуда знаете госпожу Лихачеву?
Эльвира Ивановна как будто собралась с силами:
– Никаких тайн, все равно раскопаете. Четыре года служила у нас горничной. Была мне кем-то вроде старшей подруги… Или сестры. Ушла полтора года тому.
– Тогда же перешла к Орсини. Неужели маг денег предложил больше?
– Не в этом дело… Вика была очень жизнерадостной девушкой. Жадно брала от жизни все. Сколько хотела. Ни с чем не считаясь. На это смотрели сквозь пальцы, тем более она для меня была как нянька. Но возникла ситуация, после которой ей потребовалось уйти. Больше в доме оставаться было нельзя. Не спрашивайте меня о подробностях. Они слишком грязные.
Логика нарисовала картину: хорошенькая горничная моложе супруги, ни в чем не уступает в женских прелестях. К тому же барышня понятливая, отзывчивая и на все согласная. Жены с дочерьми порой не бывает дома, да хоть летом на дачу уехали. А у господина Агапова возможности и аппетиты не ограничены. Взрывоопасная смесь готова. Даже если она не взорвалась и отец семейства не был застукан с Вероникой, терпеть такую соперницу Клавдия Васильевна долго не стала. А подходящий повод всегда найдется.
– Вы ее не осуждаете?